Офицер чертыхался, а солдат молчал и только пыхтел, стараясь попадать в ногу с начальником. Подкованные железом ботинки его громыхали по доскам.

Гитлеровцы почти наткнулись на невидимых во мраке разведчиков.

– Кто тут? – сердито спросил офицер, и это были его последние слова. Солдат свалился так же молча, как шел: Силантьев и Перепелица превосходно владели своими ножами.

– Надо убрать обоих наверх! – решил Силантьев:- Там их до утра не увидят.

Трупы подняли и, раскачав, выбросили из траншеи.

Все это заняло не более пяти минут. Путь был расчищен, группа двинулась дальше. Ход сообщения пересек вторую траншею и вывел за бугор, в низину.

А дальше все пошло гладко. Около полуночи снайперы оказались на месте.

Меж молодых дубков чернели глубокие окопы. Все было так, как на плане, сделанном разведчиками: в окопах – ни души.

Молча разошлись по заранее намеченным позициям. Волжин укрылся в центре участка. Пересветоз и Самарин поместились на флангах; разведчики с пулеметом прикрывали тыл. Приспособить немецкие окопы было нетрудно,- все огневые позиции были готовы задолго до рассвета. А чуть забрезжило на востоке, снайперы взялись за бинокли.

Светало очень быстро. Скоро и невооруженным глазом можно было видеть немецкие землянки и круглые огневые позиции минометчиков. До землянок было метров пятьсот, а до минометных ОП и того меньше. Сильно и радостно забились сердца снайперов.

Прошло не менее часа, пока началось движение во вражеском стане.

Из ближней землянки – в секторе Пересветова – появились три солдата с автоматами. Они пошли к минометным окопам, очевидно, сменять часовых. Пересветов выстрелил. Один солдат упал, сраженный пулей, двое сейчас же залегли. Но укрыться им было негде, Пересветов пригвоздил обоих к земле. Часовые у минометов так и не дождались себе смены. Через полчаса один из них вылез из окопа и направился к землянке. Он не дошел даже до того места, где лежала их смена.

В секторе наблюдения Волжина находились штабные землянки. Там все еще опали. Волжин посматривал на часы. Он знал, что, по распорядку дня гитлеровцев, скоро у них должен быть подъем. Конечно, на фронте подъем не возвещается сигнальной трубой. Ровно в шесть из одной землянки выскочил солдат с веником. Он поспешно помахал веником возле землянки, поднял облако пыли и скрылся.

«Денщик офицерский,- решил Волжин и не выстрелил в солдата, ожидая цель покрупнее.- Подметает он неспроста – наверно, начальство выйдет».

И точно: из землянки вылез толстый офицер в одной нижней рубашке, заправленной в брюки, из которых выпирал большой живот; на ногах у него были домашние туфли.

«Ишь нашел себе курорт, гадина!-подумал Волжин.- Разъелся на русском хлебе! Ох, и цель же! Тут и новобранец не промахнется».

Толстяк едва уместился в базу – просвет между горизонтальными нитями прицеливания. Стрелять Волжин не спешил. Он ждал, что будет дальше.

Офицер помахал короткими руками, потом стал делать приседания, которые никак не получались: плохо гнулись толстые ноги, и мешал живот.

«Утренняя гимнастика! От жиру задохнуться боится. Погоди, у меня есть верное средство от ожирения. Больше жиреть ты не будешь. Ручаюсь!» – и Волжин всадил пулю в жирную грудь фашиста. Тот упал навзничь.

Через несколько минут из той же землянки вышел другой офицер, чуть потоньше. Увидев убитого, он остановился в недоумении, потом подбежал к нему.

Волжин не стрелял, рассчитывая, что сейчас

соберется еще несколько человек. Так и вышло: на крик второго толстяка прибежали два солдата и офицер. Волжин выстрелил. Толстяк упал, остальные со страхом и недоумением оглянулись на звук выстрела. Новый выстрел сразил офицера. Солдаты бросились бежать. Один свалился сейчас же, другой – у самой двери землянки.

С этой землянкой расчеты пока что были закончены; Волжин перезарядил винтовку и стал наблюдать за другими.

Особенно интересовала его большая землянка, к которой сходились телефонные провода. Очевидно, это был командный пункт -- какой-то штаб.

Волжин давно уже знал распорядок дня гитлеровцев: снайперу это необходимо. Час смены караулов, часы завтрака и обеда – это время, когда можно ожидать появления многих живых целей. Эти часы нельзя упускать. А возле штаба можно подловить не одного офицера.

Действительно, через несколько минут к большой землянке подкатил мотоцикл. В колясочке сидел немец в фуражке с неимоверно высокой тульей.

«Офицер связи! – решил Волжин.- Пожалуй, с важным донесением или приказом. Обычные донесения доставляют солдаты».

Волжин выстрелил, как только офицер вылез из коляски. Гитлеровец ткнулся носом в пыль, а фуражка его колесом покатилась по дороге. Вторая пуля Волжина сшибла солдата, сидевшего за рулем. Мотоцикл продолжал ровно и равнодушно потрескивать, будто ничего не случилось. Из землянки выбежал ефрейтор (видимо, штабной писарь). Его встретила на пороге третья пуля Волжина.

«Начало неплохое,- думал снайпер.- Посмотрим, что будет дальше. Штабу этому я сегодня крепко насолю! Будут помнить Ленинград!..»

В секторе Самарина находились какие-то склады. Никого там не было. Видно, Самарин скучал и злился, завидуя товарищам, выстрелы которых он слышал и ревниво считал:

«У Пересветова уже шесть. У Волжина – семь. А у меня все ноль! Просижу зря, как дурак, и вернусь ни с чем!» Он уже подумывал «примазаться» к Волжину, когда в его секторе появится сразу несколько целей. Но тут и ему улыбнулось счастье: из-за угла склада показалось пять гитлеровцев – разводящий и четверо часовых.

Самарин уложил сначала разводящего, потом одного из солдат. Трое остальных разбежались в разные стороны. Двоим удалось скрыться за землянку, третий не успел – пуля Самарина свалила его.

Остававшиеся в землянках гитлеровцы долго не могли понять, что творится вокруг. Они преспокойно выходили по одному, по два и тоже гибли от снайперских пуль. Так продолжалось почти час.

Но вот послышался вой немецких мин, и пулеметные очереди стали срезать листву с молодых дубков. Снайперам пришлось залечь на дно окопа.

Командир полка не дал в обиду своих снайперов: по гитлеровским пулеметам и минометам ударили полковые пушки. Завязалась артиллерийская перестрелка.

Переждав огневой налет, снайперы сменили свои позиции и принялись снова подкарауливать гитлеровцев. У себя в тылу фашисты вынуждены теперь были передвигаться перебежками и даже ползать на животе.

К штабной землянке сходились четыре провода: два синих и два красных. Глядя на провода., Волжин придумал кое-что. Не спеша, как можно точнее прицелился он в красный провод, выстрелил и с удовлетворением увидел, что пуля перерезала провод,- концы его поползли по земле, как красные черви. Потом он сделал такой же выстрел по синему проводу – и по земле поползли синие черви. Два выстрела, и с проволочной связью было покончено. Теперь оставалось только поджидать связистов, которые должны выйти на линию, чтобы восстановить связь.

Долго никто не показывался. Потом Волжин увидел осторожно ползущего немца с катушкой провода. Связист недалеко уполз – он двигался только до того момента, как Волжин на, жал спусковой крючок…

Под вечер разведчики, прикрывавшие тыл снайперов, сообщили, что из траншеи немецкого переднего края движется к лесной посадке до взвода гитлеровцев. В то же время сам Волжин увидел, как из дальних землянок выбежало несколько десятков фашистов, которые, развертываясь в цепь, направились тоже сюда. «Клещи» налаживают!»- понял Волжин.

Подобный случай был, конечно, предусмотрен командованием, пославшим снайперов в тыл врага. Волжин знал, что нужно было делать. Под прикрытием дубков он быстро отвел свой отрядик в полуразрушенный дом, стоявший несколько поодаль. Снайперы засели на чердаке, откуда прекрасно видны были обе группы врагов.

«Клещи» постепенно сжимались. Не зная, сколько русских скрывается в окопах на лесной посадке, фашисты продвигались очень медленно и осторожно.