Тогда под гневным взором брата Рита тяжело дышала и силилась поднять катану. Стас наклонился к ее уху и крикнул не сдерживаясь:

— Руби же, заберут тебя демоны!

Согласно легенде, однажды у благородного князя гостил сегун. Господин господ посмеялся над прислуживающей за столом южанкой и, назвав ее чушкой, удалился. Оскорбленный князь велел наложнице смыть с кожи срамной черный цвет до заката.

В настоящем у Риты нет другого выхода, как стать сильной.

Здесь и сейчас Андрей медленно опускает ее руки, одновременно сгибая в локтях. Клинок совершает круговой взмах, удаляется от тела вначале и приближается в конце. Если бы господин переместился вперед, лезвие рассекло бы его на последней трети движения.

Не смотри в увлеченные глаза господина.

Не произноси даже мысленно такие слова, как благодарность, желаю, возьми меня, поцелуй.

На закате благородный князь явился в покои черной наложницы. С ложа утех на изогнутые арабески шелкового ковра стекала кровь. Хлопья темной кожи плавали в красной луже на светлой постели. В центре покоилась нагая южанка, ее бедра, ее блестящие груди, ее тонкая шея, ее гладкое лицо стали рыхлыми, мокрыми и сочно-розовыми. Из волокнистых тканей оголившихся розовых мышц сбегали сотни красных ручейков.

Говорят, южанка смогла избавиться от срамного цвета, только соскоблив его вместе с кожей.

В прошлом Рита видела только один путь избавиться от срамной слабости — соскоблить ее мечом вместе со своей жизнью.

— Руби, слабая кукла!

От резкого крика брата в ухо Рита едва не упала. Стас разгневался, и Рита попыталась решить проблему как умела.

Молча она перехватила катану острием клинка вниз от мизинца, дрожащие руки вскинули тяжелый меч и резко опустили. Клинок упал, острый конец коснулся живота Риты.

Никогда конец срамной слабости не был так близко.

Но брат резко пнул по клинку. Риту и катану отбросило прочь друг от друга.

Сталь зазвенела по бетону, Рита упала и потрогала косую царапину возле пупка в распоротомкимоно.

Прежде чем сестра встала, Стас сел на нее верхом. Стальные пальцы брата сжали ее левую грудь так сильно, что она чуть не потеряла сознание.

— Ты принадлежишь мне! — закричал брат и ударил кулаком Риту в скулу. — Никогда не смей портить мои вещи! Слабая дрянь, ты поняла? Поняла, что ты моя вещь?

И брат стал лупить сестру, тяжелые кулаки сверху месили тело словно яичный желток для Ритиной краски. Рита вопила, слабые руки тщетно пытались остановить удары, тонкая поясница извивалась под братом. Стас держал ее, бил, орал «не смей», «слаба», «кукла», «моя», из его черных глаз брызгали слезы. Щеки и лоб тряслись.

Пытаясь защититься, Рита уперлась ладонью в промежность Стаса. Словно в ответ хакама на паху брата стали влажными и липкими. Стас тяжело задышал и прекратил бить. Затем вдруг упал на Риту. Вдавился всем тяжелым телом в сестру.

Рита обхватила руками спину брата. Тонкие губы наложницы прижались к мускулистой шее. Стас уперся в бедра сестры отвердевшим низом живота и засопел ей в плечо.

Наказание закончилось, и Рита перестала на что-либо быть способной. Кроме как лежать на полу и ощущать трение друг о друга сломанных ребер, тяжесть сверху, соль братских слез на разбитых предплечьях, кровоподтеках на лице, царапине возле пупка. Соль проникала внутрь ран, жгла.

Тогда Рита мечтала, чтобы брат никогда не оставил ее и не прекратил обдавать кипятком своей силы.

Здесь и сейчас Рита не имеет права быть слабой. Ведь брата больше нет с ней.

Клинок замирает перед Ритой, Андрей вплотную прижимается к ее спине, чтобы не отпустить локти наложницы.

— Мы закончили извлечение и рассекание, — говорит Андрей, — теперь повтори без мен…

Но Рита подает голову назад, ее тонкие губы останавливаются совсем близко у раскрытого рта Андрея.

— Наверно, невыразимо сложно — обладая такой опасной силой, не поддаться настроению и не разбудить того дерзкого, кого бы ты на самом деле хотел не рассекать клинком, а подчинить, — тихо говорит Рита. — Или дерзкую, а?

В ответ Андрей опускает взгляд и неожиданно стонет:

— Вчера на вылазке я не сделал этого. Я позволил дайме разбудить Видждан-сан. Я позволил Лису-сан разбудить Апостолову-сан. Имел я право им мешать? Я мог остановить всех, но ничего не сделал. Кусок мяса — сказал Лис про Видждан-сан. Вещь. Добыча дайме.

— Вот как, — говорит Рита, — Видждан-сан и Апостолова-сан. Ты бы желал сразу обеих?

Лицо Андрея краснеет, он озирается на гляделку.

— Спасти? Да… Это недостойно, знаю, — шепчет господин, — я не был в долгу перед ними, значит, не мог их защитить. Но… Стоит мне закрыть веки… то вижу гневные янтарные глаза Апостоловой-сан.

— Вот как, — говорит Рита, — таки обеих. Но Апостолову-сан больше. Это потому что она была светленькой? Или рослой, почти как господин, а?

— Амурова-сан, — вдруг говорит Андрей, — тебе тяжело? Почему ты трясешь мечом?

Клинок вакидзаси в руках Риты так дрожит, что острие нельзя поймать взглядом рядом ни с одной из сотен пылинок, танцующих в солнечных лучах. Но это ничуть не значит, что Рита не владеет собой. И тем более — не владеет мечом!

— Вот как, — говорит Рита, — господин, а может потому, что Апостолова-сан могла драться катаной, а?

Андрей отпускает локти Риты и встает перед ней. Трясущийся клинок вакидзаси целит ему то в грудь, то в плечи, то в рот.

Из тени в углу рядом со шкафом высовывается красно-рыжая шевелюра. Невозможно не узнать идеал из прошлого. Это грубое лицо с черными глазами. Эта мускулистая шея.

Голова господина вдруг склоняется в легком поклоне. Вроде бы стоит немного выше поднять вакидзаси — и лезвие рассечет бледный лоб надвое. Но наивно так думать: никаких рассечений не выйдет, только услышишь еще одно небрежное «Не спеши».

— Я тоже не ведаю почему, — говорит Андрей, — но благодарю тебя. Не думал, что меня кто-нибудь поймет и не осудит. Я разберусь с Лисом-сан.

Брат в углу язвительно ухмыляется, его ладонь указывает на Андрея и рубит воздух.

— Но ведь, — шепчет Рита, — я еще никого никогда не пробуждала от иллюзий.

Андрей поднимает глаза, на голый острый клинок прямо под носом даже не смотрит.

— У меня был наставник в Михеевской школе, — говорит господин, — сенсей однажды сказал: убьешь чудовище — и сам станешь чудовищем.

— Вот как? Значит, все ученики делятся на чудовищ и кукол. Повезет тому, кто разбудит сильнейшее чудовище в школе и заберет его силу.

— Повезло мне, — говорит господин. — Впервые за всю старшую школу вижу кого-то, кто признался, что он не чудовище.

— Ты льстишь мне, господин. Наложницы не то что не чудовища, а так просто куклы, — пожимает плечами Рита и убирает меч в ножны.

Чтобы стать сильной, стать самураем, стать чудовищем, нужно много тренировок, намного больше, чем Рита умела считать.

Тренировка продолжается. Господин смотрит, как Рита извлекает меч и рубит воздух между ними. Брат в углу то улыбается, то безмолвно шевелит губами, то его ладонь снова рассекает воздух.

Здесь и сейчас Рита прекратит быть слабой. Ведь больше некому отомстить за брата.