- Почему вы не явились на совещание в семь тридцать? Где ваши сотрудники? - довольно грубо прервал он меня на полуслове.

- В соответствии с Правилами внутреннего трудового распорядка, Павел Юрьевич, рабочий день начинается в восемь тридцать, заканчивается в семнадцать тридцать. С двенадцати тридцати до тринадцати пятнадцати - перерыв для отдыха и приема пищи.

- Права вы свои знаете, - он откинулся в кресле, швырнул ручку на стол. - Обязанности бы так знали!

- Как бы то ни было, ни я, ни сотрудники отдела на ваши совещания в нерабочее, - я подчеркнула. - Время, ходить не будут. Кроме того, я считаю, что целесообразно сократить количество совещаний...

- Это мне решать, что целесообразно, что нет, - он демонстративно отвернулся к монитору. - А о вашем поведении будет направлена докладная.

- Как угодно, - я встала. - Всего доброго.

У меня выдалось слишком много тревог и переживаний этим летом, чтобы меня задевала еще история с новым начальством, но булавочные уколы - придирки, бесконечные докладные, служебки, проверки - досаждали, как крошки на простыне.

Яшин как-то оставил меня после очередного заслушивания, пригласил присесть за боковой стол, где обычно принимал сторонних визитеров, подвинул принесенный секретаршей чай.

- Маша, что у вас с Чистоходовым происходит?

У меня возникло стойкое чувство déjà-vu.

- Олег Германович, у меня с ним ничего не происходит, - я угрюмо потерла висок.

- У вас какие-то принципиальные разногласия на научной почве?

'Какие у нас могут быть разногласия с человеком, чья научная деятельность исчерпывается двумя статьями в журналах и одной монографией, а кандидатская написана на тему 'Нумизматические памятники как источник экономической истории Руси XIII - первой половины XYI веков'? - мрачно подумала я. В 'научных кругах', как любят говорить журналисты, было хорошо известно, что господин Чистоходов - не слишком даровитый сын одного высокопоставленного чиновника. Уж не знаю, почему он не стал помощником депутата или заместителем министра, говорили, что его цель сделать академическую карьеру, а нам не повезло, что начал он ее строить в нашем центре.

- Мария Всеволодовна, потерпи, - я поморщилась. - Надоест ему прорыва ждать, долго, мешкотно, уйдет...

- Он задергал нас, никакой работы нет, объяснительные только пишу, - махнула рукой.

- Я с ним переговорю, - с готовностью пообещал Яшин. - В конце концов, он заинтересован, чтобы вы работали результативно...

- Олег Германович, можно, я пойду? Время к обеду, я еще не работала, а скоро вечерняя планерка.

- Конечно-конечно. Не беспокойтесь, Мария Всеволодовна, все будет в порядке!

Я иронично усмехнулась, но вскоре убедилась, что происходят большие перемены.

- Адьян, что это? - я вышла из кабинета, куда только что вошла, с огромным букетом. - Откуда? До обеда не было ничего, - я понюхала нежно-розовые, сладко пахнущие розы, улыбнулась. Уже несколько раз Сашины коллеги приносили мне цветы от него, но вручали лично, а в это раз 'подкинули'.

- Там записка, - странным тоном сказал мне Лиджиев. Я пошарила в упаковке. Действительно, записка. 'Самой очаровательной и красивой коллеге с извинениями, П.Ч'

- Этого еще не хватало, - рука сама опустилась. - Минуй нас барский гнев и барская любовь. Тася, поставь, пожалуйста, в чайхане.

Чайханой мои острословы прозвали комнату отдыха - чая там и правда частенько не бывает, большинство пьет кофе, а когда кто-то приносит чай, он моментально куда-то исчезает. Второй букет от Чистоходова был отправлен туда же, третий я вернула. И еще один, и еще. В отделе сначала смеялись, потом начали перешептываться. Я понимала, что он чего-то добивается, но всерьез подумать, что он за мной ухаживает, пытается соблазнить или как это еще называет Клим, подкатывает, не могла. Скорее, это новый способ как-то меня уколоть. Мне было абсолютно все равно, я думала о муже, улетевшем за миллионы километров и каждую секунду рисковавшем жизнью, о тосковавших об отце детях, старалась как-то восполнить им его отсутствие, да и на работе некогда было отвлекаться. Когда букеты прекратились, я заметила, но опять значения не придала. Как оказалось, зря.

Начались звонки. Ладно, он звонил мне в рабочее время на служебный телефон, хотя звонки отвлекали, мешали, раздражали меня, но он начал звонить вечером. Сначала по псевдорабочим вопросам, потом перестал делать вид, что звонит по делу, а я перестала отвечать на звонки.

- Мам, что ты трубку не берешь? - удивился как-то Клим, глядя, как раз за разом вибрирует на столе мой телефон. - Это же твой начальник, вроде?

- Да он мне на работе надоел, - отмахнулась я. Мы с Климом мыли котов, уложив младших. Попробовали мыть до того, но только сами вымокли, пол залили и мелкие чуть сами не утопли и котов не утопили. Норд благоразумно ушел наверх и залег под Андрюшкиной кроватью.

- Мам, а с отцом когда связь? - спросил сын, когда после банных процедур мы сидели в кухне. У нас сложилась привычка посидеть вечером втроем, поговорить о делах, поболтать о ерунде. Клим еще и перекусывал после ужина - растет же, все время есть хочет, мы Сашей пили что-нибудь за компанию. Пока эти посиделки вдвоем, и нам с Климом они еще нужнее...

- Послезавтра большой сеанс, из Центра. Все пойдем, - обрадовала я его.

- Мария Всеволодовна, вас приглашает Павел Юрьевич, - сообщила мне секретарь Яшина.

- Алла, когда? - простонала я. - Сейчас?

- В семнадцать двадцать, - Алла понизила голос. - Злой сегодня, орет на кого-то по телефону, в приемной слышно.

- Хорошо, - я вздохнула. - Спасибо.

В назначенное время явилась, коротко постучала, вошла.

- Здравствуйте, Мария Всеволодовна, - Чистоходов кивнул мне с дивана, сделал приглашающий жест. Я поздоровалась, села напротив, на стул.

- Я вас слушаю, Павел Юрьевич.

Минут десять он говорил ни о чем, и мне показалось, чего-то ожидая и прислушиваясь. Я тоже послушала - слышно было, как ходит за стеной Алла, хлопает дверцами шкафа, закрывает входную дверь. Я так задумалась, что вздрогнула, увидев Чистоходова рядом, почти вплотную. Он поднял руку, прикоснулся к моему лицу. Я вздрогнула, отшатнулась, смахнула его прикосновение ладонью, как отвратительное насекомое, встала.

- Что вы делаете?

- Пока ничего, - он сделал ко мне еще шаг, взгляд стал самоуверенным и хищным. - Я совершил ошибку, неправильно повел себя в начале наших отношений, но мы ведь взрослые люди, Маша...

- Каких отношений? - изумилась я.

- Маша, - он обнял меня, - Ты красивая женщина и я вел себя как смущенный мальчишка, только что портфелем по голове тебя не бил, - деланно рассмеялся. - Поверь, я готов искупить свою вину...

- Вы с ума сошли, - разозлилась я, отталкивая его и поворачиваясь к двери.

- Я хочу тебя, - он схватил меня за руку, притянул, попытался поцеловать.

- Прекратите! - я вырвалась. Мне хотелось уйти немедленно, забыть эту отвратительную сцену.

- Ты никуда не денешься, - в его лице было что-то, от чего я по-настоящему испугалась. Никогда прежде я не попадала в такую ситуацию, даже в юности, и уж совершенно не ожидала, что столкнусь с чем-то подобным сейчас.

- Я сообщу Яшину и у вас будут неприятности, - я отступала к двери, страшась повернуться к нему спиной.

- Кто тебе поверит? - уронил он презрительно. - Я, молодой красивый мужик, домогаюсь бабецлу не первой свежести?! Скорее, это ты ко мне лезла, я тебя оттопырил, ты и ноешь. Да и не скажешь ты ничего, побоишься. У тебя же муж, - протянул он язвительно. - Тебе его беречь надо, а то вдруг дойдет, не сейчас, так позже. Узнает, что изменяла, когда он там в героя играл...

Мой страх смыло накатившей неконтролируемой яростью. Я размахнулась и резко ударила его в лицо.

- Пошел на ***, м*к! - он отшатнулся, замычал, зажимая нос, я выскочила из кабинета. Первой мыслью было немедленно пойти к Яшину, и я рванула на себя его дверь, но она не поддалась. Видимо, эта сволочь знала, что Олега не будет, не даром он дожидался, пока секретарша уйдет. Вышла в коридор, быстрым шагом дошла до отдела кадров, присела у стола, стараясь, чтобы руки не дрожали, написала заявление на увольнение с завтрашнего числа, вошла.