- Изменится, - пообещала мне незнакомка, отвлекая от мыслей. - Стоит только захотеть.

  - И что же произойдёт? - насмешливо спросил я.

  - Хочешь узнать?

  Прежде чем ответить я долго изучал лицо своей собеседницы, озарённое - по-другому и не скажешь - всё той же таинственной улыбкой.

  - Хочу... - прошелестел в ночи мой тихий шёпот. Мне показалось, что это слово полетело от меня к этой некрасивой девушке, вспыхнуло ярко-красной краской и отпечаталось в ночной темноте, как надпись красными чернилами на бумаге.

  Что-то кольнуло мой большой палец правой руки. Вздрогнув, я поднял руку и увидел в свете фонаря, под которым стояла скамья, крупную каплю крови.

  - Контракт заключён, - деловито произнесла незнакомка, поднимаясь со скамьи. - Ты молодец, Антон.

  - Кто ты? - прошептал я, глядя в спину странной девушке.

  - Продавец мечтаний, разве не ясно?

  - И о чём я мечтаю?

  - Чтобы всё изменилось, ты же сам сказал. Не волнуйся, ты поймёшь, когда это произойдёт. Прощай.

  Незнакомка растворилась за границей света, очерченной работающим фонарём, а я остался сидеть, тупо глядя ей вслед.

  Удивительно, но в моей душе забрезжила искорка надежды.

  "Тогда я ещё раз покурил и пошёл домой, - вспоминал я, шагая по влажной траве. - А проснувшись, как был, в одних семейниках, понял, что всё действительно изменилось, ведь я проснулся не в своей однокомнатной квартире, а на странном коричневатом, будто обожжённом, песке посреди груд искорёженного металла. Уже неделю я умираю от жажды, голода и холода. Об этом я мечтал?".

  Конечно же, нет. Но продавец мечтаний не солгала, действительно всё изменилось, хотя и стало только хуже. Но скоро всё изменится... Скоро. Надо только подождать.

  Мою правую ступню пронзила боль. Я упал, подтягивая ногу к груди. Понимание того, что ждать осталось не так уж и долго, пришло очень быстро. В и без того израненной правой ступне торчала какая-то ржавая железная хреновина размером с приличный гвоздь. Что ж, рано или поздно это должно было произойти, сетовать на неудачу незачем. Превозмогая боль, я вырвал железяку, ещё и покрытую зазубринами, и, швырнув её как можно дальше, тяжело откинул голову на траву. Тяжело вздохнув, я закрыл глаза и постарался расслабиться.

  От кровопотери я, конечно, не умру, но в таких условиях запросто заработаю столбняк или ещё чего похуже. Что ж, быть может, так будет ещё проще...

  Интересно, умирать - это больно?

  Не знаю, сколько я лежал так. Возможно, я даже немного вздремнул, по крайней мере, мутные и скомканные видения родителей, друзей и наиболее нравившихся мне бывших девушек могли придти ко мне во сне. От сна - или бреда наяву - меня отвлёк хрипловатый мужской голос. Говорил, определённо, человек, но я ни черта не понял. Решив, что это предсмертная галлюцинация, я даже не раскрыл глаз, чтобы поискать источник звуков.

  В чувство меня не сильный, но вполне ощутимый пинок в рёбра. Инстинктивно свернувшись в комок, я раскрыл глаза. Надо мной стоял заросший бородой по глаза тип крепкого телосложения. Его одежда выглядела странновато, хотя её крой был вполне привычным - кожаная куртка, штаны из плотной ткани вроде джинсовой, ботинки. А вот на его груди висело нечто странное, но достаточно устрашающее. Рассудив, что это оружие, я, всё ещё лёжа на боку, попробовал поднять руки и вслух произнёс:

  - Сдаюсь.

  Мужчина снова что-то произнёс, но я по-прежнему не понимал ни слова, даже интонации его голоса казались чуждыми.

  - Ничего не понимаю, - честно сказал я. - У вас будет что-нибудь пожевать? Хоть сухарик?

  Очередная непотная фраза, за которой последовал пинок в бедро. Может, он приказывает мне встать? Да, скорее всего. Плевать, пусть он окажется хоть работорговцем, только бы покормил.

  - Не могу, - пробормотал я. - Нога, - я указал на повреждённую ступлю.

  Бородатый внимательно проследил направление, указанное моим пальцем, подёргал головой и снова подтолкнул меня ногой, уже мягче.

  Тяжело вздохнув, я с трудом встал на четвереньки, но подняться на ноги сил у меня не осталось. Кажется, незнакомец это понял. Он помог встать мне на ноги и недвусмысленно подставил правое плечо, на которое я с удовольствием опёрся. Медленно мы заковыляли вперёд, причём, после второго десятка шагов бородатый практически тащил меня на себе, чем я бессовестно пользовался. Всё-таки неделя голодовки истощила меня, и не только в физическом плане, но и моральном тоже. Я готов был разрыдаться от счастья, пуская слюни, падать в колени своему избавителю. Ещё бы чего-нибудь пожевать...

  К счастью, идти пришлось недолго. Мы добрели до очередного разрушенного бункера, за которым на небольшой высоте висел...

  - Дирижабль, - пробормотал я. - Мать его, дирижабль... Вокруг боевые машины, роботы, а тут дирижабль...

  Бородатый что-то пробурчал и резким движением забросил меня на закорки. Мои конечности бессильно болтались, как у марионетки, которой обрезали нитки. Но к дирижаблю мы не свернули. Мой спаситель прошёл вдоль полуразрушенной стены бункера и бесцеремонно забросил меня в дверной проём. Глухо охнув, я грохнулся на жестяной пол и остался лежать. Остатки сил, которых и раньше-то едва хватало на то, чтобы подняться на четвереньки, совершенно покинули меня. Рядом раздались голоса, мужские и женские. Кто-то принялся трясти меня за плечи, тискать. Я, глухо постанывая, пытался вырываться, но силы совершенно покинули меня.

  Меня подняли на руки и положили на что-то мягкое. Мягкое, относительно жестяного пола, конечно. Мою голову крепко ухватили небольшие ладони, тряхнули. Я открыл глаза. И утонул в чужих, огромных глазах ярко-зелёного цвета. Я вздрогнул, замычал, стараясь вырваться, но бесполезно. В мои уши начали проникать слова, одна фраза. Она повторялась и повторялась, вводя меня в транс.

  - ... послушай меня, усни... - различил я прежде, чем отрубиться.

  Глава вторая

  Сознание возвращалось медленно. Вместе с ним приходило чувство боли, а после и голода.

  Раскрыв глаза, я сначала не понял, где нахожусь. На моё тело было наброшено тонкое одело, под головой лежала подушка. Но я находился не у себя дома. В царящей в помещении полутьме угадывалось запустение. Железные стены и потолок не украшало ничего, кроме пятен ржавчины и клочков паутины, а сама комнатка была маленькой. Повернув голову набок, я увидел небольшой столик и ничем не укрытую железную же кровать. Один сплошной металл...

  Вспомнив, где я и как здесь оказался, я резко сел, но мою голову пронзила такая дикая боль, что моё тело снова повалилось на кровать. Когда боль немного утихла, я снова сел, но куда осторожней.

  - Твою мать, - прошептал я вслух, чтобы разбавить давящую тишину, царящую в каморке. - Почему башка-то так болит?

  Мне, конечно же, никто не ответил. Тяжело вздохнув, я укутался в одеяло. Моё тело с трудом повиновалось, слабость была такой сильной, что я едва двигался, как муха, угодившая в мёд. Но о слабости пока можно не думать. Я жив - и это главное. О том, что я совершенно не знаю, где я, куда делись люди, нашедшие меня, тоже пока лучше не размышлять, незачем изматывать себя попусту. Если они подобрали меня, а потом бросили, улетев на своём дирижабле, я не буду их винить. В любом случае, сейчас я в лучшем положении, чем раньше. За жизнь надо цепляться, никогда не надо её отпускать. Я оказался непонятно где, но справился с истерикой, приключившейся со мной в первое время. Я умирал от жажды, но пошёл дождь. Я умирал от голода и слабости, проткнул себе ногу, но меня подобрали. Пусть это лишь продлит мою агонию, но у меня снова появился шанс, и чем дольше я живу, тем больше вероятность того, что случится очередное чудо.

  - ... есть? - раздался рядом приятный женский голос.

  Вздрогнув от неожиданности, я повернул голову в сторону входа. В дверях моей каморки стояла незнакомая девушка. На вид ей было лет пятнадцать-шестнадцать, но голос звучал куда старше, хотя я мог и ошибаться. Невысокая, худощавая, с приятным лицом. Я никогда не видел её раньше. Но я узнал глаза. Огромные зелёные глазищи, казалось, поглотившие меня какой-то время назад. В полутьме я заметил странную делать - из уголков глаз будто вытекало что-то тёмное, но, присмотревшись, я понял, что это горизонтальная татуировка или рисунок, доходящий практически до середины щеки.