— Их может быть больше, хотя ты видел только одного. Район холмист, наш поезд едет, а глаза твои не очень привычны.

— Ах, мне не надо было ехать с вами!

— Ну не пой одну и ту же песню, Анни. Мы уже половину пути проехали, — пытался успокоить ее муж.

— В этих местах уже давным-давно ничего не случалось, — поддержал его широкоплечий пассажир.

— И все же эти места пока еще пустынны и опасны, — заметил седой мужчина у окна. И хотя он, кажется, был не способен обидеть и мухи, но расшевелить немного сонное семейство обывателей ему явно доставляло удовольствие. Глаза широкоплечего и седого господина встретились.

— Вы бывали здесь? — спросил широкоплечий.

— Да, как-то случалось… — неопределенно ответил седой.

Последовала пауза. Тут и отец семейства счел необходимым высказать свои соображения:

— Опасные места, вы думаете? Это — временное явление. Через несколько месяцев индсмены будут изгнаны из прерий и поселены в резервациях, где им и полагается находиться. Да, сейчас тут еще бродят небольшие шайки, но они не в состоянии нам повредить. Наконец-то наступает время, когда начинают этих бандитов приобщать к цивилизации.

— Вы считаете индейцев грязными бандитами, а вот у меня среди них есть несколько хороших друзей, — спокойно произнес мужчина, сидящий у окна. — Они не требуют ничего, кроме покоя и свободы. Судьба индейцев — это трагедия.

— Ну уж извините — трагедия… Мы, знаете ли, не в театре. Мы делаем Америку. Вот, например, железная дорога, она ведь с большими трудностями была закончена в срок. Кто не поспевает — тот катится вниз.

— Простите, уважаемый господин…

— Финлей.

— … господин Финлей, очень уж, пожалуй, неподходящи ваши рассуждения для тех, кто не принимает непосредственного участия в игре…

— Меня вы не можете упрекнуть, — заметил тот, — я — республиканец. Я всегда был республиканцем, причем убежденным республиканцем. Я всегда ценил свободу и был за равноправие цветных. Но тут речь не о белых, черных или краснокожих, речь об убийцах и гражданах и, соответственно, быть железной дороге или не быть. И ответ ясен.

— Но эта земля принадлежит индейцам, неприкосновенность ее была им гарантирована.

— Какое это имеет отношение к железной дороге?

— Дорога проходит по земле, являющейся собственностью индейцев.

— Дорога проходит по территории одного из штатов Юнайтед Стейтс оф Америка.

Седой господин прекратил разговор и принялся смотреть в окно. Дуглас воспользовался случаем, чтобы вмешаться.

— Ты помнишь, па, цирк в Миннеаполисе. Там вождь-индеец тоже говорил такие слова.

— Да, да, да. И представление еще закончилось убийством режиссера и ограблением кассы.

Господин у окна оживился.

— Извините, вы не помните названия цирка и год, когда это произошло?

Дуглас поспешил с ответом.

— Весной тысяча восемьсот шестьдесят четвертого года. Это был цирк Мейерса.

— Мое имя Моррис. Я жил в Омахе осенью тысяча восемьсот шестьдесят третьего года, там в цирке Мейерса тоже была ограблена касса…

— А здесь схватили ковбоя по имени Джим, — объяснил господин Финлей. — Но в первую же ночь этот Джим бежал.

— И убийство режиссера…

— Да. Один артист-индеец застрелил режиссера и тоже исчез вместе со своим сыном где-то в этой дикой стороне.

— Их звали Топ и Гарри, — счел нужным пояснить Дуглас.

— Что? — Это уже воскликнул широкоплечий молчаливый мужчина. — Топ и Гарри?

— Топ и Гарри, — подтвердил Дуглас, почувствовав себя в центре внимания купе.

— Вы знаете этих индейцев? — спросил Моррис широкоплечего.

— Да. Разрешите представиться — Джо Браун.

— Вы тот самый Браун, тот инженер, который работал на этой дороге изыскателем?

— Совершенно верно. И мы сейчас как раз проезжаем эти места.

— Прошу извинения, — госпожа Финлей повернулась к человеку, сидящему у окна, — ваше имя Моррис? Может быть, вы и есть тот художник, который в качестве натуры для своих картин избрал известных индейских вождей?

— Да, примерно так, — подтвердил художник. — Так вы знаете Топа и Гарри? — снова обратился он к Брауну. — Когда же вы видели их в последний раз?

— Полтора года тому назад.

— Мне хотелось бы их повидать.

— Где вы выходите?

— На ближайшей станции.

— Вот там-то мы их и можем повстречать, если нам не изменит счастье. Оба они — разведчики железнодорожной компании и находятся именно на этой станции.

— Что?! Разведчики? — воскликнул господин Финлей, нервно вытирая перемазанные шоколадом пальцы. — Убийца-разведчик!

— В этом нет ничего удивительного, — возразил инженер. — Лучше не интересоваться прошлым разведчиков, а то всплывет черт знает что. У меня, например, скаутом был один тип, который двадцать шесть человек отправил на тот свет.

— Ах! — Госпожой Финлей от волнения овладел удушающий кашель, и господин Финлей принялся возиться с ней.

К вечеру показалась станция. Путь здесь описывал кривую, и были хорошо видны огромные палатки, деревянные бараки, штабеля тюков и бочек. В лагере кипела жизнь, потому что шло строительство станции и поселка.

Поезд остановился. Открылись двери и окна, но вышли только трое: Моррис, Браун и его молодой спутник, которого тот называл Генри.

Прошло немного времени, и поезд снова тронулся и скоро извивающейся гусеницей исчез вдали, в поросшей травой прерии. Ветер поднимал над путями пыль, надувал палатки. Из лагеря доносились крики, топот коней, но это был какой-то случайный шум в море окружающей тишины.

— Я должен подождать, — сказал Моррис и огляделся по сторонам; он тут же увидел того, кого искал. — Длинное Копье! Ты здесь! — Художник приветствовал аккуратно одетого индейца с красивой цепочкой на шее.

— Мой белый брат, Далеко Летающая Птица, Волшебная Палочка, просил меня привести двух коней и двух вьючных лошадей. И я здесь. Я жду.

— Ты меня ждешь, мой дорогой верный друг! Ты уже подыскал для меня квартиру?

— Да.

— А могу я двух моих знакомых — мистера Брауна…

— Джо, пожалуйста, Джо, после того, как мы познакомились в поезде.

— Итак, моего знакомого Джо и… ваше имя Генри? Джо и Генри взять с собой?

— Это можно.

Индеец привел их в деревянный барак, который казался несколько основательнее других. Это была гостиница.

Они вошли в холл, разнесли по номерам вещи и решили все вместе отправиться перекусить.

Индеец привел их в другой барак, служивший рестораном. Убогий оркестр играл что-то заунывное, танцовщица подсела к музыкантам, приготавливаясь продемонстрировать свое искусство. Моррис сел и по привычке стал озираться, пытаясь обнаружить интересные характеры, типы. Но в этом неприятном, обшитом рассохшимися досками помещении среди облаков дыма он не различил ни одного лица, ни одной фигуры, которая вызвала бы интерес. Многие из посетителей были уже пьяны, где-то о чем-то спорили, кто-то пытался танцевать.

— Хэлло! — окликнул Браун кельнершу, и девушка подошла. Это была Дези.

— Ха-а! Джо! Снова здесь! Виски?

— Да, виски, — сказал Браун. — Для нас троих и для себя, поняла?

Пока выполнялся заказ, Генри позаботился о стуле, и девушка подсела к ним.

— Что делает Тейлор? — поинтересовался Браун.

— Тейлор? — переспросила Дези. — Тейлор-первый, которого ты знал, удрал. Уже несколько месяцев у нас начальником лагеря Тейлор-второй, с курчавой шевелюрой, — и девушка хихикнула.

— Ну, а что нового?

— Шарлемань исчез вскоре после прощального вечера. Блондин — ты помнишь его, Джо? — тот блондин, что во время забастовки оказался с ружьем, тоже скоро исчез: однажды ночью его арестовали, но прежде чем пришел поезд, на котором его должны были отправить, он сбежал.

— Ну, а Топ и Гарри здесь? — продолжал расспрашивать инженер. — Или уже не нужны скауты, все спокойно?

— Оба они здесь, но я что-то думаю, не из-за них ли у нас такая беспокойная жизнь?

— Ну-ну!

— О старшем, о Топе, ничего плохого не скажешь. Если он и пьет иногда, то платит лучше, чем некоторые господа. Да, он, видно, в жизни немало хлебнул горя, но я называю его джентльменом, хотя он и индеец. Ты сам знаешь его, что же, я не права?