Глава девятая
Была когда-то девочка-астер, Наоми Нагата. Теперь есть только женщина. С каждой прошедшей минутой, часом и днём пропасть между ними увеличивалась, и сейчас диаграмма Венна для этих двоих почти не имела пересечений. Всё, что можно, Наоми отрезала многие годы назад, уцелевшее осталось вопреки её стараниям, и она продолжала над этим работать.
— Желаю приятно провести время на Церере, — сказал таможенник, его глаза уже обратились к стоящему в очереди за ней. Наоми кивнула, вежливо улыбаясь сквозь завесу волос, и вышла в широкие коридоры космопорта. Ещё одно лицо в миллионной толпе.
Станция Церера — самый крупный город на Поясе. Шесть миллионов человек в пустотелом астероиде диаметром в сотни километров. Она слышала, к этому количеству только транспорт из порта ежедневно добавляет не меньше миллиона транзитных тел. Большую часть её жизни Церера слыла символом колониализма внутренних планет. Крепость противника на исконных землях астеров.
Снаружи самого космопорта в коридорах было тепло на грани жары — энтропийная нагрузка города, заключённого в термос космического вакуума. Воздух сгущался от влажности, запахи тел и высохшей мочи казались привычными, как улыбка старого друга. Трёхметровый экран выкрикивал рекламу буровых установок, а в следующую секунду — высокой моды, и его грохот тонкой нитью вливался в постоянную ревущую симфонию голосов, машин и автоматов.
Канал новостей транслировал сцены сражений где-то на Земле. Очередная секта повстанцев или обычный этнический конфликт, в очередной раз вызванный их жаждой крови, важный лишь потому, что происходил на Земле. Даже для астеров, многие поколения которых считают своим домом этот астероид, Земля имела символическое значение. Прародительница человечества, тяжёлый сапог на шее обитателей Пояса. На экране бледнокожий человек с раной на черепе и залитым кровью лицом поднимал вверх книгу. Должно быть, священную. Он что-то кричал, яростно открывая рот. Если убить столько же обитателей Пояса, это не попадет в новости. Даже сейчас.
Она оглянулась в поисках киоска с подходящей едой. Там предлагались обычные продукты, производимые корпорацией. Однако теперь, когда АВП стала снабжать Цереру, появился и другой выбор. Дхежет, яйца с карри, лапша со вкусом говядины, красный киббл. Еда её детства. Астерская еда. Кухонный блок «Росинанта» проектировал кто-то из марсианского флота, предлагаемые там блюда всегда были сытными, нередко вкусными, а иногда — просто замечательными. Но это была не её еда.
Она выбрала красный киббл в обшарпанном киоске, облепленном со всех сторон слоями флаеров ночных клубов. Порцию выдали в коричневом картонном контейнере, поместившемся в её левую ладонь, с пластиковым шпателем, похожим на расплющенную ложечку. Первый глоток наполнил рот вкусом тмина, а память — забытыми пыльными образами. Она на минуту перенеслась на свою койку на корабле «Дядя Кристес», склонилась над любимой белой керамической миской, о которой не вспоминала долгие годы, и тихонько ела, пока остальные на кухне пели. Тогда ей не исполнилось и шести, но воспоминания были свежими и яркими. Она съела ещё ложку, наслаждаясь вкусом, и тут заметила человека, идущего следом за ней.
Тощий даже для местного, волосы с проседью висят по бокам головы как сложенные птичьи крылья. Он остановился метрах в пятнадцати и с небрежно-равнодушным видом изучал ленту новостей. Наоми сама не знала, что привлекло к нему внимание и заставило думать, что он здесь из-за неё. Может, то, как он старался не смотреть в её сторону, а может, его манера стоять.
Наоми снова отвернулась и пошла, быстро, но не бегом, вынуждая его держать темп, просматривая по пути окружающую толпу. Если она не ошиблась, рядом может быть и другой, в паре с этим. Она легко проскальзывала в просветы между спрессованными телами, выбирая моменты, когда кто-то пересекал за ней путь. Наоми провела на Церере полгода, когда ей было тринадцать, и между полётами, но станция оставалась для неё далеко не родным домом. Она старалась добраться до бокового коридора, соединявшего более широкие проходы.
А может, она ошибается? Может, тот человек просто случайно оказался рядом в минуту, когда Наоми чувствовала себя особенно тревожно? Она не оборачивалась, пока боковой коридор не влился в широкий поток пассажиров с другого выхода. Палатка обмена валют в четырёх метрах впереди с непрозрачными стенками создавала в потоке людей маленькое пространство, как скала посреди реки. Она не останавливаясь шмыгнула в эту мёртвую зону, за палатку, и прижалась к стене, ощущая лопатками холод металла. Наоми немного вспотела в вязкой духоте, ключицы и кончики волос стали влажными. Она сжалась, стараясь быть незаметной, и стала медленно считать обратно от ста.
На счёте тридцать два Крылья пробежал мимо неё, задрав подбородок и оглядывая толпу перед собой. Наоми почувствовала резкий металлический вкус страха. Она развернулась обратно, лицом к палатке, а потом двинулась мимо неё с другой стороны, в тот коридор, откуда только что пришла. Наоми перебирала в уме варианты. Марко решил наконец покончить с их перемирием, и угроза Филипу была приманкой в ловушке. Или спецслужбы выжидали всё это время и теперь намерены схватить ее. Или её выслеживает кто-то, пересмотревший новостей с Илоса. Или Марко просто послал своего человека ее проверить. Последнее вполне возможно.
Оказавшись снова в главном проходе, она тормознула кар и заплатила за поездку на три уровня вверх, к открытому парку. Женщина-водитель едва взглянула на Наоми, и это стало для неё облегчением. Она откинулась на пластиковую спинку сиденья и прикончила свой киббл. Шины шуршали по настилу, кар поднимался наверх, ближе к центру кольца и подальше от порта.
— Куда едем? — спросила водитель.
— Сама не знаю, — сказала Наоми. — Там посмотрим.
Она встретила Марко, когда ей было шестнадцать и она заканчивала учебную квалификационную работу на станции Гигея. Эта работа должна была позволить ей занять место инженера на Луне или на любой кораблестроительной верфи. Поскольку это было просто подобием экзамена, Наоми знала, что сможет получить должность только через три-четыре семестра, даже если она уже вполне готова.
Марко состоял в экипаже, занимавшемся сбором и добычей сырья, который базировался на станции Гигея. Оттуда они делали рейды на Пояс — добывали редкие металлы, иногда подбирали попадавшиеся на пути обломки старых кораблей. Ходили слухи, что иногда эти обломки бывали совсем новыми. Их капитан, старик по имени Рокку, ненавидел внутренние планеты, как и все астеры. В экипаже ощущалось сильное влияние АВП — не боевой отряд только потому, что пока их об этом не просили. Наоми жила тогда с тетей Марголис, одной из своих приёмных тёток, и подрабатывала без лицензии на очистной станции за воздух, воду, еду, доступ к сети и место для сна. В то время Марко и его компания выглядели для неё бастионом стабильности. Экипаж, проработавший вместе на одном корабле уже семь миссий, казался Наоми одной семьёй.
Да и сам Марко был хорош — тёмные глаза, тёмные мягкие волосы, губы, похожие на лук купидона, и бородка, которая ощущалась под её пальцами как мех дикого зверя. Он часто бывал в коридорах возле бара — слишком молодой, чтобы покупать спиртное, но достаточно привлекательный для того, чтобы заставить других покупать для него в тех случаях, когда самому не удавалось убедить торговцев нарушить закон. Остальные члены экипажа Рокку — Большой Дэн, Кин, Миккем и Карал — были старше его по званию на корабле, но на земле Марко был лидером. Наоми и сама не поняла, когда именно стала частью их экипажа. Она просто жила их жизнью, постоянно была рядом, смеялась над теми же шутками, а потом к ней привыкли. Когда они сломали печать на двери склада и устроили там клуб только для своих, по приглашениям — её пригласили. А вскоре она уже участвовала во взломе.
Станция Гигея переживала в те дни не лучшие времена. Союз Земли и Марса казался тогда прочным как скала. Налоги и пошлины на основные товары держались на грани, едва позволявшей поддерживать жизнь. А иногда превышали её. Корабли летали с таким разреженным воздухом, что люди получали гипоксию, процветал чёрный рынок продуктов гидропоники. Станция Гигея, формально собственность земного бизнес-конгломерата, стала практически отрезанной от него автономной зоной, державшейся на привычке, безысходности и глубочайшем уважении астеров к созданной инфраструктуре.