- А ты где работаешь? – наевшись, напившись чаю, спросил Макар, откидываясь на спинку стула.

Глеб вскинул голову и посмотрел на него прозрачными, почти холодными глазами. Он вежливо приподнял брови.

- Работаешь, говорю, где? – невозмутимо переспросил Макар. Легендарный холодный взгляд Кедрина на него явно не подействовал.

- С какой стати тебя это должно интересовать? – Глеб отозвался почти механически, и только произнеся эту фразу, осознал, как резко она прозвучала.

- Да так просто. Спросить нельзя? Интересно, - Макар пожал плечами и осмотрел еще раз натюрморт на столе. – Не, не хочешь, можешь не отвечать. Я что, я ничего.

Глеб согласно кивнул головой и встал.

- Я поработаю немного. А ты будь добр убрать здесь все, раз уж взялся за домомучительство.

- Ладно, - бодро отозвался Макар и засунул еще печенье себе в рот.

Глеб шел к себе в «кабинет», а за его спиной доносилось негромкое, но весьма отчетливое звяканье посуды, снова шелест пакетов, недовольное бурчание, и на лице Глеба помимо его воли появилась недоуменная и растерянная улыбка. Это было непривычно и как-то уютно. Он уселся в свое любимое кресло и взялся за бумаги, надеясь хотя бы немного поработать, пока его новому жильцу не придет в голову потребовать общения. А что это непременно случится, Глеб не сомневался.

Макар недовольно пробурчал под нос все, что он думал по поводу этих тонкостенных извращений. Нет, если какую девушку обхаживать или там еще кого в конфетно-букетный период, как любила говорить мать, пока совсем не свихнулась от этих своих дел, то нормально. Чай какой-нибудь извращенный, с жасмином, например, пирожные, то-се, но чтобы после работы вечером снова из таких вот наперстков чай хлебать – это просто непорядок. Макар еще раз облазил все шкафы, нашел что-то очень экзотичное, похожее на япона-стиль, с несуразной формой и какими-то дурацкими иероглифами, и шумно фыркнул, выражая таким образом все, что думал о тех криворуких идиотах, которые сюда все покупали. Ну неужели не видно, как этот Кедрин в два счета свой чай выпивал? Значит, ему тоже надо что-то большое. Макар убрал все со стола и принялся за мытье посуды, надеясь, что у него не настолько огрубели руки, что он эти тоненькие предметики раскрошит просто из-за своей неловкости.

Убрав все и решив, что не мешает переодеться в сухое и чистое белье, Макар остановился напоследок в двери, оглядел кухню с самодовольным и торжествующим видом и пошел за своей сумкой. Взвалив ее на плечо, он пошел к Кедрину, чтобы выяснить, где он будет жить.

Этот зануда сидел в кресле. Место, которое он себе выбрал для рабочей зоны – ничего так, уютное – было освещено двумя настенными лампами и настольной. Только зря он кресло к правой стене придвинул. У левой было бы не в пример удобней. Макар осмотрел зону и принялся рассматривать Кедрина. Свет от бра был совсем невнятным, больше создавая иллюзию освещенности, чем непосредственно освещая. Он несмело выхватывал его лицо, странным образом выделяя банальные прямые и продолговатые линии, из которых оно состояло. Да и острыми углами лицо тоже не могло похвастаться. Его черты были невыразительными, но и цельными, но и бескомпромиссными. Они как-то удивительно перетекали одна в другую, подходили друг другу, дополняли и усугубляли. И лицо, благодаря ли дурацкому освещению, благодаря ли времени суток, казалось чеканным, почти неподвижным, почти вечным. Такой если отворачивается, то навсегда. Наверняка не сразу принимает решение. Но если принимает, то следует ему вопреки всему. Макар внезапно задался вопросом, сколько Кедрину лет. Вроде молодой мужик. Хотя стройный и, очевидно, ведет здоровый образ жизни. А такие всегда моложе выглядят. С другой стороны, даже намека на морщины не было, ни на лбу, ни вокруг глаз. Следил он за собой, что ли, или, чего доброго, еще и ко врачам обращался? Хотя нет. Макар одернул себя. Ну не похож был Кедрин на этих – новомодных, которые считали, что после двадцати пяти жизнь заканчивается, потому что старость наступила. У него вон в волосах седины сколько, особенно на висках. Хотя его дядька после тридцати очень быстро поседел. Наследственность. Хорош мужик, холеный. Макар еще раз оглядел его оценивающим взглядом. Его бывший начальник, который его как кутенка под дождь выбросил, который сильно много о себе мнил, направо-налево хвалился, что за кожанку семьсот баксов отвалил, и ездил на типа джипе, ни в какое сравнение не шел с Кедриным, который обладал невыразительным, но очень красноречивым достоинством и совершенно не нуждался никому и ничего доказывать, потому что знал наверняка.

- Слушай, насяльника, - Макару надоело созерцание. – Я дико извиняюсь, что отвлекаю от дико важного дела, с которого я тоже поимею денег, но куда мне с вещами? Кроме, конечно, выхода, - попытался пошутить Макар и поморщился от того, как непривлекательно эта фраза прозвучала.

Глеб вздрогнул и посмотрел на него отрешенными глазами. Затем отвел взгляд. Макар присмирел. Бездонные темно-серые глаза на почти прозрачном лице создавали странное ощущение сюрреальности, словно перед ним на секунду открылось окно в другой мир. Он напряженно ждал ответа. Глеб встал.

- Пойдем, покажу комнату, - невыразительным голосом отозвался он. Макар послушно посторонился.

Глеб поднимался по лестнице наверх, Макар смирно плелся за ним, придерживая сумку и с широко раскрытыми глазами осматривая все вокруг. Вот вроде и вкус был у того, кто это делал, а получилось стерильно. Глеб остановился и открыл дверь.

- Твоя комната, - ровно сказал он, оглядывая ее. Макар стал по другую сторону двери, засунул в нее голову и огляделся. Большая, светлая. Слишком светлая. Он зашел в нее. – Дальше по коридору ванная. Можешь ей пользоваться. Еще вопросы?

- Во сколько ты встаешь? – тут же отозвался Макар, уже вошедший в комнату, опустивший сумку на пол и с собственническим удовольствием осматривавшийся.

- В полшестого.

- Во сколько?! – Макар в неподдельном изумлении вытаращил глаза. – Ты что, дояркой работаешь?

Глеб не смог сдержать смешка.

- Можно и так сказать, - он пожал плечами. – А с какой стати это тебя так взволновало?

- Ну как, завтрак делать. – Макар засунул руки в карманы джинсов и поднял плечи в защитном жесте.

- Можешь часам к восьми, - Глеб усмехнулся, оглядев настороженного и готового к драке Макара. – Я обычно обхожусь кофе.

На лице Макара отразилось все, что он думал о такой привычке завтракать, и это было далеко от одобрительного. А Глеб подумал, снова усмехаясь, что за этот вечер он улыбался куда больше, чем за предыдущие полгода. Да и до этого он не особо утруждался таким атавизмом.

Макар подозрительно оглядел Глеба, явно выискивая признаки душевного нездоровья. Относительно успокоенный осмотром, но куда более – тем фактом, что от него не требуется тоже вздираться ни свет ни заря из теплой постельки – а она будет теплой, Макар кивнул головой и сказал:

- Ладно, посмотрим.

Глеб кивнул головой и взялся за ручку двери с явным намерением закрыть ее снаружи.

- Спокойной ночи! – звонким, счастливым и благодарным голосом крикнул ему вслед Макар.

- Спокойной, - тихо отозвался Глеб и закрыл дверь.

Он спустился по лестнице, молча посмеиваясь энтузиазму новоприобретенного домработника, неторопливо устраивался в кресле и долго невидяще смотрел перед собой, перед тем как собраться, вырваться из оцепенения и взяться за бумаги. Но перед тем, как снова погрузиться в них, он прислушался к звукам наверху. Макар, очевидно, на молекулярном уровне был неспособен вести себя тихо. До Глеба доносились звуки – то лившейся воды, то возмущенного бурчания. Он улыбался и снова принимался за бумаги.

- Слушай, кормилец, - голос Макара рядом с ним оказался неожиданностью. Глеб вздрогнул и вскинул голову. Макар стоял рядом, наклонившись и с серьезным видом изучая текст на бумаге; вид у него был слишком серьезным, и Глеб заподозревал, что Макар понимает в написанном через девять слов на десятое. Почувствовав очень неодобрительный взгляд Глеба, Макар покосился на него, выпрямился и с невинным видом сказал: - А как тут с бельем постирать?