– Мне трудно идти, – подал голос Муртан. – Кажется, рапа открылась.

– Рана не может открыться, я ее прижег, – заметил Конан. – Просто ты перетрудил больную руку. Такое бывает. Ничего страшного. Вставай и иди, иначе тебя ждет та же участь, что и этого глупого жреца. Ты ведь не хочешь превратиться в закуску?

Конан считал, что им стоило бы убраться из Луксура немедленно, однако Муртан ссылался на, слабость и боль в руке, да и Галкарис хотела бы передохнуть. Она слишком устала и чересчур была напугана всем случившимся, чтобы сразу же пуститься в трудный путь.

– Я так и знал, – проворчал варвар, когда его спутники начали наперебой жаловаться и просить об отдыхе. – Как бы вам обоим не пожалеть о том, что вы не бежали отсюда сломя голову. Нас будут разыскивать и храмовые стражники, и городские власти. Местные жители тоже не производят впечатление дружелюбных людей. Чужаков нигде не любит, а в Стигии это правило выполняется с гораздо большим рвением, нежели в других странах.

– Хорошо бы нам найти наших лошадей, – сказала Галкарис. – Ведь предстоит идти по пустыне.

– В пустыне трудно и пешком, и верхом, – ответил Конан. – Кроме того, лошадь придется поить. Расход воды увеличится во много раз… Это же не верблюд. Впрочем, я попробую отыскать коней. Если их не прибрали к рукам храмовые служки.

Они выбрались на окраину Луксура, и здесь им стало спокойнее. Бедные кварталы города, где селились самые простые люди, оказались в Луксуре точно такими же, как и в других городах. Хижины, построенные из глины и камыша, крытые травой, лепились друг к другу. Бедно одетые босые люди возились по хозяйству. Женщины в прямых платьях, едва закрывавших колени, жарили лепешки на огне, разведенном не в самом доме, а во дворе.

Запах съестного дразнил проголодавшихся путников, но по собственному опыту Конан знал: никто здесь не продаст чужакам и куска хлеба.

– Можно только украсть, – прибавил варвар. – В трактиры мы не пойдем, чтобы нас не нашли стражники. Обычно стража разыскивает таких, как мы, по трактирам и постоялым дворам. В этом есть смысл… Но мы – не обычные беглецы. Мы не станем прятаться там, где нас отыщут.

– Как можно украсть лепешку из-под носа у этих женщин? – недоверчиво спросила Галкарис. – Они не сводят глаз с жаровен. Мы помрем с голоду прямо у них на глазах, и они даже не заметят этого!

– Придется их отвлечь, – хмыкнул Конан. – Потасовкой, скандалом, ссорой на улице никого не удивишь. Нужно изобрести что-нибудь поинтереснее.

Он подмигнул Муртану.

– Таких людей беспокоит одно – их драгоценная собственность. Ты храбрый человек, Муртан?

Тот пожал плечами.

– Полагаю, да.

– Сейчас тебе предстоит доказать это, – заявил Конан. – Ты подойдешь к одной из этих женщин и попробуешь что-нибудь украсть. Сними горшок с изгороди или попытайся утащить полотно, которое она разложила сушиться.

– Я же попадусь!

– Именно. Она поднимет крик, начнет звать на помощь, бросится тебя ловить и отбирать у тебя свое добро. Сопротивляйся и удирай, только не слишком далеко. Пусть она побегает за тобой по двору. Тем временем Галкарис должна будет забрать весь хлеб и все продукты, до каких сумеет добраться. В кладовки лезть не нужно, там легко оказаться в ловушке. Просто возьми уже испеченный хлеб и овощи, если окажутся рядом.

– Красота! – иронически произнес Муртан. – Ну а ты чем будешь заниматься?

– Я? – Конан пожал плечами. – Я буду отнимать тебя от разъяренной толпы, которая соберется почти мгновенно и попытается разорвать тебя на куски.

Ограбление прошло как по маслу. Муртан, хромая и держась за раненую руку, заглянул во двор, где тощая женщина с горящими черными глазами стряпала обед. Гора уже поджаренных лепешек лежала на чистом платке, расстеленном прямо на земле. В котелке, подвешенном над огнем, булькало варево.

Муртан уставился на котелок. В животе у него бурчало. Он вдруг осознал, насколько голоден. Владелец одного из богатейших домов Кордавы не мог оторвать взгляда от бедной похлебки и ничего на свете так не хотел, как зачерпнуть из этого котелка.

Женщина вдруг завопила:

– Нечего здесь шляться! Я не кормлю бродяг! Убирайся, пока я не позвала мужа!

Муртан, чувствуя себя полным дураком, схватил какой-то кривобокий горшок, на дне которого оставалось еще немного скисшего молока, и помчался по улице. Женщина бросилась в погоню.

Помня наказ Конана – далеко* не убегать – Муртан принялся петлять по кварталу. Он очень быстро заблудился. Женщина оглашала окрестности громким визгом. Она почти догнала Муртана, когда он юркнул в какой-то переулок. Почему-то преследовательница не побежала за ним следом.

Муртан огляделся по сторонам. Увиденное сильно не понравилось ему.

Очевидно, спасаясь от жилистых кулаков домохозяйки, Муртан случайно забежал в «дурной квартал». Здесь тоже царила бедность, но отнюдь не такая «безобидная». Если ограбленная особа принадлежала к числу так называемых честных бедняков – способных, конечно, при случае и убить, и ограбить, и уж тем более помародерствовать, по все-таки занимающихся каким-нибудь ремеслом или торговлишкой, – то здешние обитатели явно промышляли делами куда более опасными.

Глиняные хижины перемежались каменными домами, но те и другие имели одинаково обшарпанный, грязный вид. Вызывающе одетые женщины выглядывали из окон или стояли возле дверей. Старухи в невообразимых лохмотьях шмыгали взад-вперед, из дома в дом. Мужчины, облаченные в роскошные и вместе с тем грязные и рваные одежды, явно с чужого плеча, слонялись по переулку.

Один из них приблизился к Муртану и заглянул ему в лицо. Затем чужак медленно ухмыльнулся.

– А ты хорошенький и, сдается мне, был сытно кормлен, пока не попал в беду.

– Пусти! – дернулся Муртан и тотчас скривился: он неловко задел больную руку.

– Что, неприятности? – человек обнажил в ухмылке гнилые зубы. – Может быть, я сумею тебе помочь?

Он схватил Муртана с таким расчетом, чтобы задеть рану. Муртан закричал и скорчился на мостовой. Украденный горшок выпал из его пальцев и разбился.

– Бедный воришка, – с издевкой продолжал человек. – Ну ничего. Я тут приторговываю живым товаром, так что ты попал туда, куда нужно. Скоро у тебя не останется никаких забот. Послушай, не надо брыкаться, я ведь добра тебе желаю. Мои овечки попадают только в хорошие дома. И всякое беспокойство остается для них за порогом. Ты больше не должен ни за что отвечать. Ты делаешь то, что тебе приказывают. Будешь вести себя хорошо – и получишь сытную еду, теплую одежду, крышу над головой. Может быть тебе даже дадут женщину. Разве это не благо для такого, как ты? Посмотри на себя! Ты ведь даже позаботиться о себе как следует не можешь. Что у тебя с рукой? Поранился? Дай посмотреть!

– Пусти! – хрипло выкрикнул Муртан.

Он попытался встать.

Его мучитель дождался, чтобы Муртан кое-как поднялся на ноги, а затем сильным пинком опять швырнул на грязную мостовую.

– Что это с тобой? – воскликнул чужак. – Ты даже на ногах держаться толком не можешь! Куда уж тебе жить самостоятельно!

Из двух близлежащих домов вышло еще несколько человек. Никто из них не вмешивался – они просто стояли и глазели, радуясь новому развлечению.

– Поддай ему хорошенько, Хармахис! – выкрикнул один из соседей. – Он еще слишком прыткий для тебя!

– Прыткий? – захохотал Хармахис. – Хочешь сказать, как ящерица? Я выдерну этой ящерице хвост – и погляжу, быстро ли она побежит без хвоста и скоро ли отрастит себе новый!

Кругом смеялись. Муртан корчился на земле, стараясь не слушать громких голосов и не смотреть по сторонам. «Проклятье, – думал он, – эдак они действительно захватят меня и продадут… А я ведь никогда не обращался с рабами жестоко. Да что там жестоко – я даже груб с ними никогда не был. И воровать им позволял, не наказывал. Если бы я был злобным работорговцем, тогда бы я счел, что боги карают меня… Но ведь я не такой! За что же мне так не повезло?»