Вернувшись в. Кордаву, Эдред узнал о том, что прежний его корабль разбился, а капитан Гандер и добрая половина команды мертвы.

Это случилось во время шторма, который бушевал южнее Барахских островов в течение нескольких дней. Буря совершенно измотала моряков. У них не было ни мгновения, чтобы передохнуть и собраться с силами. Несколько кораблей затонуло без следа, обломки двух или трех прибило к берегу спустя неделю. Судно, принадлежавшее Гандеру, изрядно потрепанное бурей, прибыло в Мессантию. Там Эдред и узнал подробности о гибели своего бывшего капитана.

Когда буря только разыгралась, Гандер не потерял спокойствия. Он вообще никогда не испытывал страха перед стихией и умел если не покорять ее, то уж, во всяком случае, ей не покоряться. Галера неслась по вскипающим волнам в открытое море, где меньше был риск наскочить на рифы и разбиться. Узкий длинный нос галеры разрезал волны, точно нож.

Гандер стоял на корме, смотрел в морскую даль и смеялся. Ветер бил ему в лицо, и морякам казалось, будто их капитан окутан каким-то светом.

И тут на мачте появилась женская фигура. Никто не понял, каким образом она там возникла, но она была там, и яркий зеленовато-золотистый свет исходил от ее волос и рук.

Несколько человек клянутся, что хорошо разглядели ее лицо: с огромными удлиненными глазами, с вертикальным золотым зрачком. Она улыбнулась, завидев Гандера, и обнажила острые зубки.

Гандер встретился с ней взглядом и смертельно побледнел.

– Пора! – закричал он. – Но это слишком рано!

– Нет, – раздался пронзительный свистящий голос женщины. – Ты заключил с нами союз на три зимы. Три зимы прошли.

– Не может быть! – в отчаянии повторил Гандер.

– Нужно было принести более богатые жертвы, – отозвалась женщина. – Пора, Гандер! Боги Стигии не потерпят обмана!

Гандер схватился руками за голову и простонал, негромко, но так, что его услышали:

– Я думал, здесь они меня не отыщут!…

Женщина взвилась в воздух, и тотчас перед кораблем стала расти гигантская волна. Эта волна казалась живым существом, распахнутой пастью, готовой поглотить корабль. Галера взлетела на самый гребень волны и застыла там, покачиваясь, словно не зная, в какую сторону пропасти обрушиться. Затем волна двинулась вперед и потащила корабль с собой.

– И эта демоница летела впереди, – добавил моряк, который рассказывал Эдреду историю гибели капитана. – Клянусь, мы видели ее так же хорошо, как видим сейчас тебя! Она летела, раскинув руки и смеясь, и с ее пальцев сыпались золотые искры! А потом впереди показалась скала. Не знаю, откуда она взялась. Должно быть, она выросла прямо из преисподней. Женщина налетела на эту скалу и растворилась в ней, точно видение, а корабль изо всех сил ударился об нее. Половина матросов погибла сразу, а капитану раздробило голову о мачту при ударе. Ты счастливчик, Эдред, – заключил рассказчик свое повествование. – Кто из богов надоумил тебя оставить нас прямо перед крушением? – Он прищурился, рассматривая Эдреда, слишком спокойного, по мнению моряка. – У тебя такой вид, словно ты обо всем знал заранее.

– Я ничего заранее не знал, – возразил Эдред. – А с галеры ушел потому, что хотел стать кем-то большим, чем просто гребцом у Гандера. Гандер забрал меня на корабль из полного ничтожества и никогда не забывал об этом… Впрочем, для чего я рассказываю тебе свою историю?

– Может быть, для того, чтобы я тебе поверил, – отозвался моряк. Он появился на галере Гандера позднее, чем Эдред, и многое из услышанного стало для него новостью. – Потому что, говорю тебе, ты похож на человека, состоящего в сговоре со жрецами.

– Я не люблю жрецов, – сказал Эдред.

– Говорят, капитан заключил какую-то сделку с богами Стигии.

– Мне об этом ничего не известно.

– Но ведь ты был в Стигии с Гандером?

– Я был влюблен в корабль, – ответил Эдред. – А Стигия мне пришлась не по душе. Поэтому пока матросы в прибрежных кабаках пропивали свое жалованье, а капитан ходил по каким-то своим таинственным делам, я оставался на галере. Но почему ты спрашиваешь меня об этом?

– Потому что погибли как раз те, кто был с Гандером в Стигии, – ответил моряк медленно. – Уцелели только новички, которые пришли к Гандеру уже после того плавания. Ну и ты, конечно.

– Я уже объяснил тебе…

– Да, ты объяснил. Ты не сходил на берег. Возможно, здесь и кроется разгадка.

Моряк допил свое вино и ушел, оставив Эдреда в одиночестве.

Эдред долго размышлял над услышанным. Ему было жаль Гандера, но также он понимал теперь смысл сказанных тогда капитаном слов. О том, что «совершать подлости позволительно лишь в очень ограниченных пределах». Мудреная фраза, заметил тогда Эдред, но теперь она больше не казалась ему таковой. Она обрела смысл, облеклась в плоть и кровь. От нее пахло смертью, и Эдреду это не нравилось.

Собственным кораблем Эдреду удалось обзавестись только через пять лет, и в этом деле помогла ему случайность. Он плавал тогда под началом некоего Сенреда, человека вспыльчивого и тяжелого на руку, но хорошего моряка. Матросы и ненавидели его, и доверяли его решениям. Иными словами, они испытывали по отношению к капитану весьма сложные чувства. По мнению Эдреда, это очень мешало: простые люди не должны испытывать сложных чувств. Подобное противоречие сбивает их с толку и не позволяет здраво смотреть на вещи.

Сенред возил соль. Он заходил в зингарские, аргосские, даже шемские порты, избегая лишь стигийских; нередко ввязывался в местные конфликты и даже перевозил пару раз вооруженные отряды – словом, если поблизости шла война, Сенред никогда не пренебрегал небольшим участием в ней.

С таким капитаном люди неплохо зарабатывали, но никогда не были уверены в завтрашнем дне: Сенред как человек азартный часто рисковал свыше меры.

А потом он умер. Не от раны, не от вражеской стрелы; и не буря убила его, нет – он попросту заразился лихорадкой в одном из портов. Когда жар усилился, и тело покрылось испариной, Сенред потребовал, чтобы его перенесли на корабль. «Я не намерен подохнуть на руках у шлюхи!» – объявил он, повергнув в ужас и недоумение хозяина трактира, вполне солидного человека средних лет, с брюшком и лысиной. Менее всего он походил на шлюху, и потому заявление капитана потрясло его до глубины души.

Так потрясло, что он взял двойную плату за постой: «Это из-за риска подхватить хворобу и из-за оскорбления», – сообщил он боцману, который с ним расплачивался.

Корабль с больным капитаном на борту вышел в море.

Несколько человек претендовали на то, чтобы занять место Сенреда. Точнее, их было трое: боцман, опытный моряк, способный встать у штурвала и провести судно через самую страшную бурю; старший помощник капитана – честолюбивый молодой мужчина, отпрыск знатной семьи, рано предавшийся пороку и потерявший связь с богатой аристократической родней; и Эдред Удачливый. Эдред, впрочем, помалкивал и о своих притязаниях никому не говорил. Он выжидал.

Время пришло довольно быстро. Не успел капитан навсегда закрыть глаза, как ссоры на борту уже разгорелись. Тело Сенреда доверили морю, которое столько лет носило его на своей груди. И старший помощник тотчас объявил капитаном себя самого.

У него имелись на то основания: происхождение, положение при прежнем капитане, молодость.

Боцман, однако, представлял собственные резоны: опыт, доверие моряков.

А Эдред молчал…

Утром следующего дня старшего помощника нашли в его собственной постели с перерезанным горлом. На полу валялся нож, в котором без труда опознали вещь, принадлежавшую боцману. И убийцу, связав и даже не выслушав, бросили в море.

Люди были слишком напуганы и возбуждены, чтобы разбираться в том, что же произошло на самом деле. К тому же, к правильным выводам их очень умело подтолкнул человек, который прежде никогда не был замечен ни в интригах, ни в честолюбивых помыслах. Спокойный, сдержанный Эдред.

Это он здраво рассудил об убийстве. И он же предложил казнить преступника, не медля, пока его сторонники не заставили прочих силой признать над собой господство замаранного кровью человека.