Благоприятная обстановка для меня на «уютном» узле связи, возможно, была еще и потому, что там я оказался в обществе наших русских, советских парней, вдали от бомбежек, от жутких условий службы в Кене, откуда я прибыл на узел связи, о чем я рассказу чуть ниже.
Одновременно я переводил в находившемся рядом с офисом Главного советского военного советника в Маншиет аль-Бакри, в ста метрах от дома президента Гамаля Абдель Насера, в советском военном госпитале. Госпиталь и узел связи только что прибыли, и работы хватало: параллельно возведению новых объектов, осуществляемых египетскими военно-строительными организациям, происходило развертывание оборудования на узле и в госпитале.
Появились и первые раненые. В неравном бою четырех советских летчиков с двенадцатью «миражами» три пилота погибли, а один благополучно приземлился, но был направлен в госпиталь, так как сломал ногу.
Никогда не изгладится из памяти картина, когда я с начальником госпиталя сопровождал в египетский морг сгоревших в будке управления ракетного дивизиона в результате попадания израильской ракеты советских солдат. Их было восемь парней 19–20 лет, среди них два брата-близнеца. Обугленные, они все были близнецами, только лейтенант, командир расчета, стоявший, видимо, поодаль, не попал под напалм, а был сражен осколками ракеты. С вытянутой рукой, его никак не могли поместить в узкую холодильную камеру морга, так и оставшуюся незакрытой с высунувшейся наружу рукой лейтенанта.
По моим подсчетам, во время боевых действий 1969–1970 гг. в Египте погибло от 30 до 40 советских военнослужащих, из которых примерно половина принадлежала к аппарату советников, другая — к нашим регулярным войскам, прибывшим в эту страну в соответствии со специально разработанной операцией под кодовым названием «Кавказ».
Возвращаясь к переводу, столь многогранному и порой непредсказуемому, хочу поделиться еще одной его стороной.
Припоминаю два случая, когда пришлось неожиданно отвечать арабам сразу, без передачи советнику и ожидания его ответа. Одним из них был мой ответ на реплику египетского офицера. Произошло это на совещании в Кене (недалеко от Асуана), в котором приняли участие наряду с офицерами дивизии и египетские офицеры местного кенского военного гарнизона. В.Г.Ступин поставил вопрос о возможности проживания советников в самом городе Кена. Я перевел его. Тогда бросает реплику египетский полковник из местного гарнизона: «Русские ху-бара живут на канале, и ничего, а вам подавай гостиницу». Меня как будто подбросило и, не переводя Ступину, я тут же отвечаю полковнику: «Офицеры Кенского гарнизона также живут в лучших условиях, чем офицеры нашей дивизии и египетские офицеры на канале».
Воцарилась тишина. Ступин тихо вопрошает: «О чем речь»? Я ему: «Потом». Здесь комдив Хигази, обращаясь к губернатору Кены, который вел совещание, прекращает возникшую паузу и переводит разговор в другое русло. После окончания заседания я докладываю старшему советнику суть дела. Он одобрил мои действия, справедливо полагая, что отвечать кенцу надо было немедленно, а перевод Ступина и его реакции на происходившее были ни к чему. «Так и действуй», — сказал В.Г.Ступин. Так я и действовал.
Помню еще одно совещание, на берегу Красного моря, в штабе Красно-морского округа, в Саффаге (рядом с Гардакой). Там я моментально среагировал, без перевода Ступину, на какие-то слова, может быть, опять несправедливые, командующего Красноморским военным округом генерала Саад ад-Дина аш-Шазли, очень эмоционального, экспрессивного, обучавшегося в СССР. Он хорошо говорил по-русски, написал хорошую книгу воспоминаний об Октябрьской войне 1973 г., эмигрировал из Египта и возглавил какой-то оппозиционный Анвару Садату фронт, долго, впрочем, не просуществовавший.
Саад ад-Дин аш-Шазли (я его еще раз наблюдал в действии на одном из совещаний в оперативном управлении Генштаба) нравился советникам прежде всего прямотой и решительностью. На совещаниях различного рода, также как на учениях, он буквально рвался в бой, невзирая на личности, должности, звания. Обычно египетские офицеры, участвуя в разборах командно-штабных учений и другого рода заседаниях, не вступали в острую полемику, прямо не возражали, хотя, возможно, и не соглашались с мнением предыдущих выступавших, не обязательно начальников, а ограничивались лишь высказыванием «нуты» («нута» — это замечание). Это как раз и бросалось в глаза советникам, которые воспринимали «нуту» как уход от обстоятельного, делового разговора, проявление слабости, нерешительности и боязни начальства, нежелания портить с ним отношения.
Что касается пребывания третьей механизированной дивизии в Кене, почти за тысячу километров от Каира, то разговоры о ее перемещении туда возникли после того, как во время «войны на истощение» израильская авиация стала наносить удары по войскам. Имея в виду сохранить боеспособность войск, египетское политическое и военное командование приняло решение перебросить 10-ю бригаду нашей дивизии на берег Красного моря в район Саффаги, Гардаки (сейчас неправильно говорят, используя английскую транскрипцию Гургада) и Гямши.
Другая боевая задача этой бригады заключалась в том, чтобы прикрыть совершенно оголенный большой участок египетского побережья вдоль Суэцкого залива и Красного моря, где израильтяне время от времени устраивали провокации и диверсии. Так, однажды, используя захваченные ими во время шестидневной войны 1967 года танки советского производства, они удачно совершили операцию «поиск». Переодетые в египетскую форму, они захватили в плен губернатора провинции Красного моря, совершавшего поездку вдоль побережья. Кстати, во время Октябрьской войны 1973 г. они также успешно применили этот способ, высадившись на западном берегу Суэцкого канала после форсирования его египтянами и захвата ими линии Барлева на восточном. Израильтяне сблизились с подразделениями ПВО АРЕ и, пользуясь опять же техникой советского производства и египетской военной формой, расстреляли ряд подразделений ПВО АРЕ, лишив египтян «воздушного зонтика», так много сделавшего для их успеха в первые часы и дни Октябрьской войны 1973 года.
Перед тем, как перебросить 6-ю механизированную в район Кены, командование и советники дивизии совершили рекогносцировку на газиках до самого Асуана. Это была изумительная, очень полезная для знакомства со страной поездка. Наша кавалькада машин часто останавливалась, что-то заносилось на карту, в провинциальных центрах вели переговоры и обменивались мнениями с губернаторами и военным начальством. Некоторые города оставили очень хорошее впечатление. Начали мы с Гизы (город — провинция, часть Каира), затем Ми-нья, Бени-Суэйф, Сохаг, Асьют — «невеста» Верхнего Египта. Последний был родным городом нашего водителя Ахмеда, симпатичного, смуглого, кучерявого асьютца, которого Ступин отпустил к родителям во время продолжительной остановки в Асьюте. Представляю, с какой гордостью, радостью в душе, приподнятостью он подъезжал на нашем газике к своему родному дому, многочисленной родне.
«Невеста Верхнего Египта» оказалась гостеприимным и интересным городом. Понравились асьютцы, начиная от принявшего нас генерал-губернатора, рассказавшего много любопытного о столице Верхнего Египта и кончая простыми горожанами, которые в большинстве своем впервые видели «ху-бара» в египетской военной форме. Асьютские мальчики и девочки неотступно находились рядом с нами на набережной Нила, которую жители города называли «корнейш», а Нил — «ба-хром» — морем. Не разбалованные еще, вероятно, иностранцами, ребятишки не были назойливыми, как их каирские и александрийские сверстники, которые, хватая за руки, одежду и преследуя десятки, а то и сотни метров, требовали свой законный бакшиш в пиастрах и тогда еще в миллимах (1/10 пиастра). Ребятишки Асьюта вели себя с достоинством, в их глазах было прежде всего любопытство, живой интерес, детская непосредственность, необыкновенная живость.
Следующей остановкой была, наконец, Кена (Гена по-верхне-египетски, или Ена — на языке жителей остального Египта). Здесь мы остановились чуть подольше, так как уже в Каире было известно, что дивизия будет передислоцирована именно сюда. Дело в том, что Нил здесь подходит ближе всего к Красному морю — всего на 160 км. Египетское политическое и военное руководство считало, что Израиль может легко здесь перерезать долину Нила, разделив тем самым север и юг страны. Незадолго до этого израильские командос уже взорвали трансформаторную подстанцию в Наг-Хаммади, недалеко от Кены. Побывали мы и там, взобравшись на высоченную гору рядом с подстанцией, где высаживались вертолеты противника.