В прошлом нет скучных страниц и малоинтересных периодов. Но есть временные отрезки, которые выделяются в ряду прочих необычайно насыщенной концентрацией ярких событий, выдающихся личностей, крутых поворотов, имевших судьбоносное значение для будущего России. К таким периодам относится последнее тридцатилетие XV века. Сюда вместились окончательный разрыв с ордынской зависимостью и утрата новгородской вольности, жестокие внутренние распри и беспрецедентное расширение внешних связей, брак московского государя с византийской принцессой и затяжной династический кризис. Это время напряженных духовных исканий, жестоких идеологических споров, затейливых придворных интриг. Время, полное парадоксов, когда ожидание Судного дня сочеталось с предчувствием великого будущего России, рост национального самосознания — с активным привлечением европейских технологий, специалистов, идей. И еще один парадокс — княжение Ивана III — один из наиболее изученных, излюбленных медиевистами периодов, который одновременно содержит в себе больше вопросов, чем ответов. Эти загадки мы и постараемся разгадать в настоящей книге.

Сереньким днем 8 ноября 1470 года в Великий Новгород вступила довольно внушительная процессия — в город прибыл из Киева князь Михаил Олелькович со своими слугами и приближенными…

Структура политического управления Великого Новгорода представляла собой своеобразный треугольник «вече-посадник-архиепископ», который время от времени дополнялся четвертым элементом — князем, наемным предводителем войска вечевой республики. Впрочем, реальная власть в государстве давно принадлежала кругу знатнейших боярских семей, а потому от конфигурации политического многоугольника в жизни города мало что менялось. Посадники принадлежали к так называемым «великим боярам», а вече превратилось в арену противоборства профессиональных клакеров, послушных воле своих нанимателей.

Призвание на служение князя новгородцами к середине XV века превратилось в символический акт. Но «символический» в данном случае вовсе не означает «малозначительный». В данном случае приглашение Михаила Олельковича — подданного великого князя Литовского и польского короля Казимира IV Ягеллончика — символизировало решительный поворот правящей боярской верхушки в сторону западного соседа и откровенный вызов московскому государю, считавшему город на Волхове своей вотчиной.

Спор среди новгородской элиты о выборе геополитической ориентации шел давно, но к середине столетия пролитовская партия все чаще брала верх. Как отмечает В. Л. Янин, литовские князья и их администрация обладали определенной долей участия в государственном аппарате Новгородской республики, а также ее доходах. Еще во время правления Дмитрия Донского, а точнее в 1389 году, новгородцы били челом литовскому князю Семену Ольгердовичу быть «опекалником мужем и людем Великого Новгорода», при этом обещаясь не отступать от союза с короной. В XV столетии на новгородское княжение призываются потомки Семена Ольгердовича или его брата Владимира.

Последний княжил в Киеве, но у него не сложились отношения с могущественным Витовтом, который в 1392 году добился литовской короны. Витовт пошел на Владимира войной под тем предлогом, что тот, «бывши в Киеве, не всхоте покоры учинити и челом ударити». Владимир Ольгердович ушел в Москву, ища поддержки у Василия I Дмитриевича, но, не получив помощи, вернулся в имение под Минском, где и умер. В 1414 году новгородским князем-кормленщиком стал его сын Иван Владимирович Бельский, приходившийся нашему герою Михаилу Олельковичу дядей. Неоднократно в Новгороде княжил сын Семена Ольгердовича Юрий Лугвень-Ольшанский.

В 1456 году зимняя война с Москвой завершилась поражением новгородцев под Старой Руссой и последовавшим за этим Яжелбицким договором. Важнейшие внешнеполитические акции Св. Софии отныне требовалось согласовывать с московскими властями. Вече лишалось права самостоятельно принимать договорные грамоты, которые отныне требовалось скреплять печатью московского князя. Любой союз Новгорода с врагом московского государя рассматривался как политическое преступление. Со стороны Москвы договор подписали великий князь Василий II Темный и его сын Иван, что дало последнему рассматривать Новгород как свою «отчину».

Яжелбицкое соглашение, однако, лишь заставило новгородцев еще усерднее искать союзников для противостояния с могущественным соседом. Новгородское посольство отправилось в Литву к двум высокородным беглецам из Москвы, Ивану Можайскому и Ивану Шемячичу, с призывом «побороть по Великому Новгороду от князя великого». В 1458 году новгородский посадник Иван Щока прибыл к Казимиру IV просить князя «на пригороды», после чего в город на Волхове снова появился князь Юрий Ольшанский.

В Москве этот демарш не вызвал каких-либо ответных действий. Ольшанский вскоре отбыл восвояси, а в 1460 году Новгород с мирным «полуофициальным» визитом посетил московский государь Василий Темный, пожелавший поклониться местным святыням. Но пролитовски настроенные горожане не оценили этот жест доброй воли, а «возмятошася и приидоша всем Новым Городом на великого князя к Городищу». Только решительное вмешательство новгородского архиепископа Ионы предотвратило трагическое развитие событий. Владыка остудил пыл возбужденных горожан, попугав их ханским набегом: «сын его больший князь Иван се послышит выше злотворение, а се часа того рать испросивши у царя, пойдет на вы, а вывоюетъ землю вашу всю».

В 1464 году новый московский государь Иван III подчинил своему влиянию Псков, и давление на беспокойный Новгород со стороны Москвы еще более усилилось. В 1467 году литовский митрополит-униат Григорий вернулся в православие и константинопольский патриарх утвердил его митрополитом всея Руси, о чем уведомил Новгород и Москву через своих послов. В Москве возмутились, а в Новгороде подобный поворот событий многих обрадовал.

Очевидно, к этому времени относится грамота к Казимиру, в которой «волныи есмы люди Великыи Новъгород, бъем челом тебе, честному королю, чтобы еси, государь, нашему Великому Новгороду и нам господином был, и архиепископа вели нам поставити твоему митрополиту Григорью и князь нам дай из своее дръжавы». Пролитовская партия посчитала, что наступил подходящий момент избавиться от Ионы, чрезмерно лояльного — по их мнению — великому князю, сместить владыку под предлогом нелегитимности — как архипастыря, утвержденного московским митрополитом, заменив его литовским ставленником.

Предложение это не вдохновило литовцев, возможно, потому что Казимир не решился затевать церковную междоусобицу и конфликтовать с такой популярной и сильной личностью, как архиепископ Иона. Наконец, Казимир «князя посла к ним Михаила Олелькова, сына Киевского, новогородци же прияша его честне». По свидетельству летописца, вместе с Михаилом Олельковичем приехало «на похвалу много людей сильно», потому мы отметили в начале нашего рассказа значительность княжеского кортежа.

Среди прибывших находился и княжеский лекарь Захарий Скара. Несмотря на свой скромный статус, Скара (или Скария) оставил куда более заметный след в русской истории, чем вельможный князь, что не совсем справедливо. О личности Захария Скары — впрочем, по мнению некоторых исследователей, и не существовавшей вовсе — наш подробный рассказ впереди, а вот к фигуре его покровителя мы вернемся в самом скором времени. Князь из рода Гедиминовичей, хотя и не обойден вниманием спецалистов, неизменно вынужден довольствоваться положением второстепенного исторического персонажа. Между тем дважды Михаил Олелькович сыграл значительную роль в событиях, имевших для Московского государства важные последствия.