Но уступать насиженные места никому не нравилось. Первое открытое столкновение «аборигенов» и «выезжан» случилось в 1332 году в княжение Ивана Калиты, когда в Москву из Литвы прибыл киевский выходец Родион Нестерович и первый московский боярин Акинф Гаврилович Шуба, оскорбленный почетом, оказанным приезжему боярину, «не желая быть под Родионом в меньших», перешел на службу к тверскому князю.

Следующий местнический по своему обличию конфликт произошел при Дмитрии Донском, когда представитель Гедиминовичей Боброк-Волынский оттеснил от первенства в Думе старомосковский клан Вельяминовых. Ивану Вельяминову, лишившемуся карьерной перспективы при дворе московского государя, пришлось бежать в Орду. По замечанию Р. Г. Скрынникова, «он представлял ту часть московских правящих кругов и населения, которая крепко держалась за старину и пыталась любой ценой избежать кровопролитного столкновения с Ордой».

В 1408 году приехал в Москву внук Гедимина литовского князь Патрикей. Сын его Юрий женился на дочери великого князя Василия I Дмитриевича и стал боярином. При этом государь, выдавая за него свою сестру, «место ему упросил» у своих бояр. «Приехал князь Юрий Патрикеевич, — отмечали в разрядах, — и заехал боярина Константина Шею и других». Юрий Патрикеевич — первым назван среди свидетелей в обоих духовных грамотах великого князя Василия I Дмитриевича. А супруга князя Юрия, тетка Ивана III Анна Васильевна, сидела выше жен других придворных на свадьбе Василия Темного в феврале 1433 года.

Порядок, при котором выезжане получали первенство перед «аборигенами», сохраняется и значительно позже — в великое княжение Василия III. Федор Михайлович Мстиславский приехал в Москву в 1526 году и сразу же занял почетное место в московской элите: стал старшим членом Боярской думы и вступил в брак с племянницей государя Анастасией. За что такая милость? Василий скорее имел основания не доверять Мстиславскому — его отец удельный литовский князь Михаил Иванович в 1499 году подался было с уделом на сторону Москвы, но после победы литовцев при Орше (1514 год) вернулся к литовскому государю. Тем не менее Мстиславский-младший сразу достиг положения, недоступного для представителей многих старинных московских родов.

Рост влияния новой волны московской элиты нетрудно проследить по тому, как изменялся состав Боярской думы. Наиболее ранний список бояр времен Ивана III относится к 1475 году. Из 11 бояр большинство — шестеро — составляют старомосковские фамилии: Василий Федорович Образец, П. Ф. Челяднин, братья Тучко Морозовы, Григорий Морозов и Василий Китай. Четверо относятся к служилым князьям — трое Патрикеевых (Иван Патрикеев, два его племянника — Иван Булгак и Даниил Щеня, а также А. В. Оболенский). Ярославский удельный дом представлял князь Федор Хромой.

Прошло без малого четверть века, и картина заметно меняется. В Боярской думе образца 1498 года из того же числа бояр шесть представляют служилых князей (Иван Патрикеев, Даниил Щеня и новое поколение клана Патрикеевых — сын Ивана Юрьевича и его зять: Василий Патрикеев и Семен Ряполовский, а также двое Оболенских), двое удельных ярославских князей, и лишь трое — старомосковских бояр: это братья Яков и Семен Захарьевы, А. Ф. Челяднин. К исходу века выехавшие из Литвы Гедиминовичи и Рюриковичи составили самую влиятельную прослойку политической элиты в Государевом дворе и Думе.

Прежде обиженные бояре могли найти себе нового сюзерена. Но в XV веке московские великие князья начинают энергичную борьбу против права отъезда, летописцы уподобляют ищущих новой службы бояр Иуде, называют «коромольниками льстивыми». Недовольные бояре, желавшие перейти к другому государю, наталкивались на все большие препятствия в осуществлении своих планов и вынуждены были мириться с новыми московскими реалиями, уступая место пришельцам. Униженные бояре остаются в Москве, но значит ли, что они смиряются с засильем «выезжан»? Очевидно, что старожилам московского двора не по душе пришлась постоянная и зачастую безуспешная борьба за сохранение своего прежнего статуса.

И «аборигены», и выезжане не выступали как самостоятельная, самодостаточная политическая сила и таковой никогда не являлись. Цель их борьбы и одновременно ее орудие — влияние при дворе, и в первую очередь благорасположение великого князя и его близких. Но старомосковское боярство терпело поражение в этом противоборстве. И если выезжан вполне удовлетворяло «статус-кво», то их оппоненты желали перемен, а значит, тянулись к силе, способной эти перемены осуществить, силе, оппозиционной по отношению к Ивану III и порядкам им установленным.

Существовала еще одна оппозиция великому князю — фамильная, династическая, — это младшие братья великого князя, сидевшие на своих уделах, находившиеся в подчиненном по отношению к государю положении. Уязвленное самолюбие их постоянно находило поводы для обид и недовольства. По меткому выражению Ключевского, «удельный князь был крамольник если не по природе, то по положению: за него цеплялась всякая интрига, заплетавшаяся в сбродной придворной толпе».

Первый семейный конфликт Ивана III случился в 1474 году, когда после смерти бездетного брата Юрия великий князь с выгодой для себя, а не поровну — как мыслилось остальным — поделил земли умершего: «разгневахуся братиа на великого князя, что имъ не далъ в уделе жеребиа въ братне во княжь Юриеве: и помири их мать, князь же великий далъ князю Борису Вышегородъ, а князю Андрею меншему Тарусу». Не досталось братьям ничего и из новгородских приобретений Москвы. Первую вспышку удалось довольно легко погасить, но она предвещала будущие куда более серьезные ссоры.

Бояре желали перемен, чтобы дать отпор высокородным конкурентам, удельные князья желали перемен, чтобы изменить свою участь, Деспина Софья Палеолог желала перемен, чтобы наследником престола сделался ее сын Василий. Этих обстоятельств было более чем достаточно, чтобы эти разные силы ощутили некую общность интересов, но недостаточно, чтобы сформировать единую оппозиционную структуру.

Политическая фронда сводилась к моральной поддержке сына Софьи в противовес законному наследнику. В пику этому движению, силы, поддерживающие сложившийся порядок вещей, — назовем их условно «партией власти», — сплотились вокруг великого князя и Ивана Молодого. Раскол в правящей элите сталь не только реальностью, но и превратился в важнейший фактор политической и даже духовной жизни Московской Руси.

1477–1478 годы правительство Ивана III было занято усмирением выступлений новгородцев, тяготившихся жесткой московской опекой, попытками укоренить новые порядки в народной вечевой почве, за пять веков привыкшей к самодеятельности. Но самые тяжкие испытания за все правление Ивана III, да и, пожалуй, за все XV столетие ждали Московию в последующие два года. Не будет преувеличением взять за точку отсчета март 1479 года — рождение Василия, сына Софьи Палеолог.

С этого момента напряжение явственно нарастает. И оппозиционеры внутри страны, и недруги Москвы за рубежом сразу смекнули, что в политическую реальность вошло новое важное обстоятельство, влияющее на настоящее и будущее династии Рюриковичей и Русского государства, возник фактор нестабильности, или, выражаясь образно, посеяно семя раздора, способное очень скоро вырасти в дерево и принести плоды мятежей и разрушений.

Не появись на свет княжич Василий, разрешилась бы от бремени Деспина Софья очередной девочкой, все равно бы над Москвой сгустились тучи, но, повторимся, появление у признанного наследника очевидного конкурента, несомненно, повлияло на «ухудшение погодных условий». Если развивать далее метеорологическую тему, то можно сказать, что на Москву надвигались несколько циклонов, способных в перспективе соединиться в один грозовой фронт.

В конце 70-х годов происходили интенсивные переговоры о совместном выступлении против Ивана III между польским королем Казимиром и ордынским ханом Ахматом — последним властителем «улуса Джучиева», у которого имелись далеко идущие планы, и что еще более важно — силы и средства, чтобы их воплотить в жизнь. Волжская Орда намеревалась ни много ни мало восстановить контроль над Северо-Восточной Русью. Польша стремилась перехватить стратегическую инициативу из рук Москвы, распространить свою сферу влияния на Новгород. В конце 1479 года принципиальная договоренность о нападении на Русь Литвы и Орды была достигнута, при этом король почти наверняка дал знать хану о растущей активности внутренней оппозиции Ивану III.