«Партия власти» в этот период, казалось, только укрепляла свои позиции. Однако сторонники Елены Волошанки и Димитрия-внука пропустили очень важный кадровый ход любостяжателей. Помимо того, что Юрий Траханиот присоветовал Ивану Васильевичу своего доверенного человека Николу Булева в качестве придворного врача, духовником государя стал соумышленник антиеретической партии Митрофан, игумен Андроникова монастыря. Эти лица благодаря своему исключительному положению получили возможность наладить самые доверительные отношения с великим князем, и никакой правительственный деятель или политический советник, каким бы расположением государя он ни пользовался, не мог тягаться с ними в этом качестве. Со временем Софьины «шестерки» грозили оказаться козырными и побить боярских «королей» и «тузов».

Но пока это время не наступило, а иные нетерпеливые фрондеры не желали ждать, пока созреет благоприятная ситуация. В конце 1497 года Василий вместе со своими приверженцами Афанасием Еропкиным и Владимиром Гусевым намеревался отправиться на север и захватить великокняжескую казну, хранящуюся в Вологде и Кириллове. Софья же должна была отравить Димитрия — сына Елены Волошанки и Ивана Молодого. Заговор раскрыли. Летописец сообщает, что великий князь «опалу положил на жену свою на великую княгиню Софию о том, что к ней приходиша бабы з зелием; и обыскав тех баб лихих, князь великий велел их казнити, потопити в Москве-реке нощию, а с нею от тех мест начат жити в бережении». Иван Васильевич не забыл обстоятельства, сопровождавшие смерть его старшего сына, и не мог исключить, что угроза распространяется и на него самого.

Что подвигло Софью и Василия на столь решительный, если не сказать отчаянный, шаг? Восстановленная С. М. Каштановым хроника противостояния между группировками Василия-сына и Димитрия-внука свидетельствует о том, что чаша весов попеременно склонялась то на одну, то на другую сторону. В ноябре 1491 года, когда отпала необходимость в нейтрализации углицкого князя, Иван III сначала лишил Василия Тверского княжества, а затем начал выдвигать Дмитрия-внука в качестве политического противовеса старшему сыну.

В 1492–1993 годах имело место реальное возвышение Димитрия. Дальнейшему росту политического его авторитета в 1494–1495 годах соответствовало полное исчезновение в это время с политической арены Василия. Свадьба дочери Ивана III и Деспины Елены и литовского государя Александра, в свою очередь, усилила позиции Софьи, которой в 1496 — начале 1497 года удалось добиться определенного преобладания, что выразилось в возвышении Василия в эти годы.

Однако в августе 1497 года началось очередное и весьма интенсивное возвышение Дмитрия, апофеозом которого стоит признать венчание сына Ивана Молодого шапкой Мономаха. Василий якобы «сведал от дьяка от Феодора Стромилова то, что отец его князь великий хочет жаловати великим княжением Володимерским и Московским внука своего князя Димитрия Иоанновича». Дабы предотвратить триумф своих противников, Деспина решила играть ва-банк.

Заговор Софьи и Василия в очередной раз обнаружил симпатии к ним удельных князей, ущемленных разрастанием централизованной великокняжеской власти. Они составили еще одну силу оппозиции, помимо церковных ортодоксов и униатского окружения Деспины. Таким образом, замечает Г. В. Вернадский, «заговор 1497 года представляется возрождением федеративной идеи, противостоящей аристократии». Родичи одного из главных заговорщиков — Владимира Гусева — были связаны с верейским удельным домом. Неслучайно Василий намеревался бежать в недавнюю верейскую вотчину — Белоозеро, где еще сильны были позиции противников политики Ивана III и его правительства. Однако очередной раунд борьбы Софья Фоминична и те, кто ставил на нее, проиграли.

Суд приговорил Стромилова, Еропкина и Гусева к смертной казни. Софью и Василия заключили под домашний арест. Их ожидала еще более печальная участь, если бы не заступничество высших церковных иерархов. В ноябре 1497 года состоялась некая встреча, на которой Иван Васильевич со своей стороны «въсполелся… на свою великую княгиню Софью, да на сына своего князя Василия, да и жалобу сотвори перед митрополитом Симоном… с архиепископы». Представители высшего духовенства со своей стороны «печаловались» за великую княгиню и ее сына, припоминая государю его вину в смерти брата Андрея, очевидно, предостерегая его от опасности «обновления Каинова греха». Как полагает С. М. Каштанов, событие четырехлетней давности послужило лишь предлогом для разговора об опальном Василии. Епископы вынудили великого князя покаяться и вырвали у него обещание «исправиться».

Успех «партии власти» довершила официальная коронация Димитрия 4 февраля 1498 года в кремлевском Успенском соборе, где на него возложили «бармы Мономаховы и шапку». Во время церемонии Иван III недвусмысленно сформулировал право наследования престола за старшими сыновьями: «Божиим изволением от наших прародителей великих князей старина наша, то и до сех мест, отци наши великие князи сыном своим первым давали великое княжство, и язъ был своего сына перваго Ивана при себе же благословил великим княжствомъ; Божия паки воли сталася, сына моего Ивана не стало в животе, а у него остался сын первой Дмитрей, и яз его ныне благославляю при себе и опосле себя великим княжством Володимерским и Московским и Новгородским».

Примечательно, что, по сообщению имперского посла Герберштейна, Геннадий Гонзов не присутствовал на обряде венчания, где был представлен весь русский епископат. Отсутствовал там и опальный сын Василий.

Казалось, правительственная партия могла праздновать окончательную победу. Однако Димитрий не получил права выдавать и подтверждать жалованные грамоты, а следовательно, несмотря на свой великокняжеский титул, имел меньше полномочий, чем Василий; Димитрий являлся лишь соправителем, фактически помощником великого князя, а не самостоятельным удельным сувереном. Венчание имело скорее символическое, хотя и весьма важное значение — очередной ход в затянувшейся игре, новый винтик в системе «сдержек-противовесов». Иван III не решался сделать решительный выбор в пользу той или иной партии, раздражая представителей обеих, толкая их на радикальные шаги. Конструкция становилась все более громоздкой, сложной и неустойчивой, грозя похоронить под своими обломками хитроумного создателя.

События между тем развивались по совершенно невероятному, на первый взгляд, сценарию. Спустя ровно год после венчания Димитрия шапкой Мономаха, а именно 5 февраля 1499 года настала очередь торжествовать Деспине и ее соратникам: зять Ивана Патрикеева и его ближайший соратник князь Семен Ряполовский был казнен. Самого главу правительства и его сына Василия спасло от смерти только заступничество митрополита Симона: Патрикеевых «всего лишь» постригли в монахи. Позже схватили еще одного участника правительственного кружка князя Василия Ромодановского.

21 марта Иван Васильевич, словно позабыв все, что происходило год назад, «пожаловал сына своего князя Василия Ивановича, нарек его государем великим князем и дал ему Великий Новгород и Псков в великое княжение». И. И. Смирнов считал, что причиной опалы Ряполовских и Патрикеевых стали их намерения использовать малолетство Димитрия для захвата власти. С. М. Каштанов также не исключал того, что сторонники сына Елены Стефановны и Ивана Молодого могли замышлять свержение великого князя. Стоит отметить, что накануне решающих схваток двух придворных партий была создана целая литература, призванная скомпрометировать Ивана III. Автор «Сказания о князьях Владимирских», приуроченного к венчанию Димитрия Ивановича и, следовательно, созданного в самом конце 1497 — начале 1498 года, не ограничился задачей обоснования прав внука, но и постарался принизить его державного деда.

Симпатии книжника, черпавшего аналогии в византийской истории, оказались на стороне воинственного киевского князя Владимира, одолевшего своего малодушного деда — императора Константина. Воины Владимира разорили окрестности Константинополя, и императору Константину пришлось снять с головы своей «венец царский» и послать внуку с мольбой о мире. Подобные исторические параллели обнаруживали настроения радикальных сторонников Елены Стефановны.