Он: Может доказать это с помощью своей кузины [Барбары Катарины] Бах, если только показания лица женского пола могут быть признаны удовлетворительными.

Мы: И все же он мог бы между тем признать, что называл Гайерсбаха фаготистом-пискуном, а из-за подобных насмешек и выходят всякие такие неприятности, тем более что о нем и без того известно, что с учениками он не ладит и что он утверждает, будто его дело — только хорал, а [остальные] музыкальные пьесы в его обязанности не входят, с чем, однако, никак нельзя согласиться, ибо он обязан помогать во всяком музицировании.

Он: Да он и не станет отказываться, если только будет [приглашен] музикдиректор.

Мы: Жить надо [мирясь] с несовершенствами, а с учениками нужно ладить, и не следует портить друг другу жизнь.

Решение: Вызвать кузину, и пусть оба снова явятся [в консисторию] в ближайшую пятницу.

Разбирательство длилось две недели. Наконец, уже ближе к сентябрю дело спустили на тормозах, и Баха вместе с Гаерсбахом оставили в покое. Но через два месяца, в ноябре, когда все западнохристианские церкви начинают готовиться к Рождеству — драчливый органист попросил отпуск.

Вот уж не вовремя! Как можно покинуть свой пост в самое горячее время? Рождество и Пасха — отчетный период для приходского органиста. Но Бах находит себе замену — двоюродного брата и упрашивает консисторию отпустить его ровно на четыре недели. Он вернется как раз незадолго до Рождества и успеет подготовиться к торжественному богослужению.

Получив разрешение, он тут же покинул Арнштадт и двинулся на север. Путь его лежал в бывшую «столицу» Ганзейского союза, Свободный город Любек. Бах знал, что в начале декабря там состоятся торжества, посвященные памяти императора Леопольда I. Особой привязанностью к покойному наш герой не отличался, но в программе торжеств планировался концерт его кумира, самого Букстехуде.

Один из самых уважаемых органистов того времени, старше Баха почти на полвека (1637–1707), Дитрих Букстехуде, наряду с И. Пахельбелем и Г. Бёмом, считался отцом-основателем важнейших форм органной музыки — токкаты, фантазии и прелюдии.

Родившись в Дании и прожив там тридцать лет, он эмигрировал в немецкий Свободный город Любек. Получил тамошнее гражданство и устроился в главную церковь города — Мариенкирхе. Святая Мария явно покровительствовала органисту. Все церкви, в которых он служил в течение своей долгой жизни, носили ее имя. Сначала храм в Хельсингборге, затем в городе Гамлета — Эльсиноре и, наконец, в Любеке, где он проработал почти сорок лет и прославился на всю Европу.

Помимо игры на органе, Букстехуде исполнял в любекской Мариенкирхе прозаическую обязанность веркмейстера (счетовода). Заполненные его красивым почерком расходные книги до сих пор хранятся, как реликвии, в музее. Кроме счетов в этих книгах содержится поэма композитора, в которой он благодарит правительство города за полученную премию в 25 талеров.

Букстехуде давал каждый год по пять больших концертов. Идея эта являлась частью свода любекских законов. Протокольная церковная книга за 1673 год гласит: «Всякий, кто в будущем будет принят в число городских музыкантов, должен без какого бы то ни было вознаграждения принять участие в пяти музыкальных вечерах с органом». Музыканты всех церквей проводили эти обязательные концерты, но только музыкальные вечера (Abendmusiken) в Мариенкирхе стали знаменитыми далеко за пределами Любека. Поэтому горячее стремление Баха попасть на концерт Букстехуде не выглядит удивительным.

Непонятны некоторые практические моменты, связанные с проведением концертов в храме Святой Марии. «Пять раз в год» не привязывались к определенным церковным праздникам, но почему-то всегда выпадали на самое холодное время — в середине зимы. К тому же начинались они строго по окончании воскресного послеобеденного богослужения, которое длилось не менее трех часов. А храмы в те времена отапливались исключительно дыханием прихожан. Представим, каково это: сидеть или стоять три часа фактически на морозе. Ведь зимы в Европе тех времен были значительно холоднее, чем сейчас.

И вот после трехчасового испытания эти люди оставались мерзнуть еще час — они слушали концерт. Почти в полной тьме, ведь солнце зимой садится рано, а свечи дороги и их используют только для освещения нот музыкантов.

Слушательский героизм объяснить можно — как уже говорилось, музыка в лютеранской Германии имела чрезвычайно высокий статус. Но почему бы не назначить концерты, если их всего-то пять, на другое, более комфортное время, скажем, на весну или хотя бы на осень?

В традиционном обществе к обычаям не принято относиться критически. Так, значит, так. Только через восемьдесят лет после введения закона о «Пяти концертах» и через три года после смерти Баха один любопытный любекский кантор, по имени Рютц, решил выяснить причины этой странной, неудобной традиции. Он опросил всех местных старожилов и получил не менее странный ответ: якобы когда-то, во времена расцвета Ганзы, купцы приходили в Мариенкирхе послушать орган перед тем, как идти на биржу. Такое объяснение не удовлетворило ни Рютца, ни современных историков-музыковедов. Но, по-видимому, разгадки уже не найти, если только не выплывет какой-нибудь новый документ, затерявшийся в архивах.

Итак, замершие прихожане оставались, стуча зубами, слушать музыку. Их собиралось великое множество. Во избежание беспорядка, приходилось нанимать охрану из числа стражников городского совета. В журнале, издаваемом служителями Мариенкирхе, печатались отчеты о концертах. Среди программ, воззваний и стихотворений к случаю (например, в честь какого-нибудь влиятельного лица или с пожеланием благ городу Любеку) можно найти такую информацию: «Была приставлена стража, за что им, как полагается, уплачено 6 марок».

Правда, по воспоминаниям современников, сия мера не спасала от бесчинств и неприличий. Тот же Рютц пишет: «Отвратительный шум беспокойной молодежи и необузданная беготня, суета и выкрики на хорах лишают музыку всякой приятности, не говоря уж о грехах и беззакониях, которые творятся под покровом темноты и слабого света».

Abendmusik 2 декабря 1705 года, на котором присутствовал Бах, собрал неслыханное количество народа. Руководство Мариенкирхе поняло: стражниками городского совета не обойтись, и спешно вызвало подкрепление — двух капралов и восемнадцать рядовых. В программе стояли новые сочинения Букстехуде, исполняемые хором, органом и даже небольшим оркестром.

Интересно, как рассчитывал Бах время своего отпуска? У него ведь не было своего экипажа или даже лошади. Конечно, он неплохо зарабатывал в Арнштадте, а семьи еще не завел, но все равно не стал бы выбрасывать кучу денег на дорожные расходы. От Арнштадта до Любека почти пятьсот километров. На пеший путь в одну сторону потребуется две недели, а то и больше. Бах же отпросился всего на четыре. Неужели он собирался прийти прямо к концерту и, не отдохнув, пуститься в обратное путешествие?

Как бы то ни было, отсутствовал он не четыре недели, а гораздо больше, чем, разумеется, привел свое начальство в законное негодование. Такого большого срока для путешествия в Любек вовсе не требовалось. Бросать же службу ради праздного время провождения он вряд ли бы стал, учитывая его страстное желание постоянного самосовершенствования. Значит, нечто привлекало его в Любеке помимо концерта.

Попытаемся представить, кем был для него Дитрих Букстехуде.

Долгие годы музыковедческая традиция представляла Баха неким «завершителем» всех добаховских мастеров. Это звучит немного странно с точки зрения простого здравого смысла. То есть сто или даже двести лет подряд какие-то несчастные мастера писали «незавершенную» музыку? Современное баховедение немного изменило свой взгляд, и теперь тот же Букстехуде уже больше воспринимается как самостоятельная величина, а не предтеча гения.