— Эффектно… — говорю, принужденный ответить. — Очень эффектно. — И неизвестно к чему добавляю: — Мария Кристина Гонсалес!..

— Ты забыл мое имя? — смеется.

— Нет, представь себе, помню. Бездна Пучина Кальмарес и Тьма… Кажется, так?

— Не совсем, — что-то лукавое слышится в этих словах.

Две лампады источают спокойный фосфорический свет. Одна из них голубая, другая — бледно-лиловая. Это светящиеся глубоководные медузы. Меня искушает желание видеть лицо незнакомки, но свет «лампад» недостаточно ярок, чтобы пройти сквозь вуаль.

— Не совсем! — повторяет она торжественным тоном. — К перечню моих имен ты забыл добавить собственную фамилию.

— Польщен, мадам, но вы меня, признаться, озадачили…

Из-под черного покрывала медленно высвобождаются великолепно изваянные женские руки. Ложатся мне на плечи. Обнимают за шею. Где-то рядом неистово бьют барабаны.

— Свадебные барабаны, — шепчет она. — Понимаешь?.. Ты мой!

Ощущаю трепет прильнувшего гибкого тела. Кружится голова. Кажется, я задыхаюсь!

— Оставьте, мадам! Все это вульгарно и глупо!

Пытаюсь стряхнуть с себя цепкие руки.

— Ты мой! — жарко шепчет в лицо через вуаль. — Мы связаны узами тайного брака. Обними же меня! Крепче, ну! Уйдут суета и тревога, остановится время. Во вселенной нет никого, кроме нас. Ты и я! И с нами полночь твоих желаний…

Прочь, все твои чары напрасны, я все равно не смогу быть с тобою, уйди!..

Объятия жарче, сильнее, шепот все ласковей и неразборчивей.

Полночь ли, полдень, свет или тьма, добрая, слегка ошалевшая фея со мной или красивая ведьма, жив или мертв… Стоит ли думать об этом? Может быть, просто взглянуть ей в лицо и забыть обо всем? Взглянешь — и крышка. Камнем на дно, как другие…

Срываю вуаль. А-а-а!.. Страшная карнавальная маска, мертвые дыры глазниц.

И снова где-то внизу, в глубине, завывающий крик. Отчаянный, дикий и жуткий в своем одиночестве…

Я уже не корчусь в объятиях — мне все равно. И вовсе это не руки, а змеи. Страшная маска — сама по себе, змеи — отдельно. Их много, отвратительно толстых питонов, я в центре клубка. Маска, оскалив светящиеся зубы, плавает рядом. За ней волочится длинный светящийся хвост.

В голове вскипает знакомый стеклянный шум. И вдруг словно пелена падает с глаз: я вижу хрустальный колокол света от прожекторов Манты. Ощущаю встречный ток воды, удушье проходит. Значит, идет декомпрессия, или, попросту говоря, я поднимаюсь. Нет, не я поднимаюсь — меня поднимают. Выше и выше. Со скоростью света. Это, конечно, гипербола, но как выразиться иначе, если голубой карбункул батиметра на глазах становится изумрудно-зеленым? Со скоростью цвета? Пусть так, а вот с головой у меня, должно быть, не все еще в полном порядке, иначе бы я догадался, кто меня тащит. Нет сил шевельнуться.

Змеи, питоны… А раньше были женские руки. Смешно! Можешь смеяться, последний раз в своей жизни, потому что это не змеи, не руки — щупальца это, громадные щупальца в бородавках-присосках, каждая из которых величиной с добрый кулак. А сзади — громадная скользкая туша, оглянись и увидишь. Зачем? Знаю и так: я в лапах гиганта. Жалкий цыпленок в когтях у орла… Адиос амор [2]. Бездна Пучинос и Тьма, — ты умеешь шутить, старая ведьма, умеешь, должен признаться… Ладно, прощаю, мужчины тоже умеют прощать…

Кристалл отливает зеленым сиянием. Потом постепенно желтеет. И вдруг — остановка: не чувствую тока воды. Все внутри холодеет: конец… Вижу затылком раскрывшийся клюв и нацеленный глаз. Примеряется, гад!.. Откусит голову? Или сразу станет терзать на куски? Лучше бы сначала голову; хрум, как орех, и жри…

Сдавленный кольцами щупалец, забываюсь в смертной тоске.

Сверху тихо и мягко опускается тайра. Поравнявшись со мной, подбирает края своей королевской мантии, втягивает тонкие щупальца внутрь полусферы. Королевский книксен… Спасибо, Ваше Величество, но я уже не верю в приметы. Ах, Вы пришли посмотреть, как палач приведет в исполнение приговор Бездны! Тысячу раз благодарен, Ваше присутствие скрасит несчастному страшную казнь… Чего же ты ждешь, многорукая тварь?!

Кракен словно раздумывал. Сплетал и расплетал кольца щупалец, трогал меня то одной «рукой», то другой, будто важно было знать ему: жив человек или мертв. Дотянуться бы мне до квантабера!.. Манта спокойно плавает рядом — ей плевать на хозяина. Что с ней? Почему не стреляет эта мнемотронная дура?

На меня с любопытством глядит безобразная маска. Та самая, которая так меня напугала. То, что мне показалось пустыми глазницами, на самом деле — большие глаза, обведенные светящимися кругами. Это какая-то рыба. Внезапно рядом с любопытной образиной появляется зверь пострашнее: рыба-труба. Не рыба, а плавающий мегафон с большим ярким голубым фонарем. Вот она, эта «фара», которая так меня обманула… Карнавальная маска откусывает хвост непрошеной гостье, величаво приближается к тайре. И гибнет, пораженная щупальцем, точно высоковольтным проводом. А я не хочу! Слышите вы, глупые твари, — я не хочу!!!

Мне удается вырвать руку с ножом из железных объятий. На, получай! Клинок уходит в упругую мякоть толстого щупальца. По рукоять. Кракен, кажется, вздрогнул. Я тоже вздрогнул, ожидая конца… Он медлит с расправой, удивленный, должно быть, неслыханной дерзостью. Что значит, эта колючая игрушка против тонны чудовищных мускулов!

Пьянея от ярости, бью и кромсаю ножом резину кальмарьего мяса. Я знаю, что это конец, до обидного глупый, нелепый, мне страшно и жалко себя, однако выхода нет. А каждый удар лишь способен ускорить реакцию демона смерти, но продолжаю рубить и колоть, без цели, без милосердия и без надежды. И вдруг — о чудо! — кольца разжимают объятия, щупальца оставляют меня и разбегаются в стороны. И вот мы друг перед другом, глаза в глаза. Я — маленькая разъяренная оса, готовая жалить, он — могучий многорукий дух из царства умопомрачительных кошмаров, ни на что другое, лишь на самого себя похожий, и с никому не известными замыслами в темном зверином мозгу. Рожденный сушей, замахнувшись ножом, с ужасом смотрит в черное око рожденного глубиной и видит — как это ни странно — выражение боли, упрека, испуга, и только… Иногда нечаянно подмеченный контраст ошеломляет так, как это бывает в минуту внезапного шока: зеркально чистый, острый блеск стального клинка — и темный, таинственный глаз, в котором однако не видно ни злобы, ни даже ответной угрозы. Беги, ненормальный, ведь это последний твой шанс! Включаю плавник, ловлю замирающим сердцем момент избавления. Бегу со всей доступной мне скоростью, гонимый взглядом подводной химеры…

Одна рука вцепилась в трапецию, другая — срывает квантабер. Над головой — широкие крылья машины, створки кабины открыты, — надежно, как броневая плита. А руки дрожат. Сердце наполняет жестокая буйная радость. И гнев. Э-ей, десятирукая чернильница, теперь ты отведаешь луч!..

Уродливая голова спрута в перекрестке прицела. Щупальца — мощные корни какого-то странного дерева — шевелятся. Были грязно-зеленого цвета, становятся красными. Точно раскаленный металл. В центре — ощеренный клюв. И глаз. Немигающий, темный, живой. Смотрит… Опускаю квантабер. Я не могу в это стрелять…

Раскаленный металл остывает. И опять характерный для кракенов цвет — темно-зеленый. Значит, мой враг успокоился. Враг ли?.. Какого черта, стреляй!

Враг снова в прицеле. И снова краснеет… Постой-ка, дружок, ты, кажется, знаешь, что такое квантабер? А ну-ка; проверим еще…

Ствол вниз — грязно-зеленые корни. Ствол прямо — красный накал. Забавно, как в цирке! Кто-то всерьез занимался с тобой дрессировкой. И я, кажется, догадываюсь кто…

Послушай, образина, где твой укротитель? Жив или мертв?.. Молчишь? Быть может, ты его слопал? Нет, не похоже: с таким же успехом ты слопал бы и меня.

Я повесил квантабер на грудь, вцепился в трапецию и ультразвуком скомандовал Манте плыть на маяк.