Эрхард Холле вовсе не собирается утверждать наличие прямой связи между двумя фишками для го, найденными вблизи места обнаружения трупа около автострады на Пренцлау, и человеком, постоянно носившим их с собой, как некоторые носят визитную карточку. Но он первый признает вероятность такой взаимосвязи. И все-таки это для него не истина в последней инстанции. У каждой профессии своя этика, базирующаяся на разнообразных понятиях и символах. У Эрхарда Холле в этом вопросе все редуцируется к одному-единственному пункту. Этот пункт — доказательства.

— Удалось ли нам хоть что-нибудь доказать? — спрашивает он однажды Вернера, после того как они перебирают все мыслимые варианты. — Если бы мы поискали еще, то могли обнаружить и третью фишку. Что тогда?

— Так давай ищи! — бурчит в ответ Вернер. — Можно подумать, что не ты за мной, а я за тобой бегал!

Что-что, а уж одно-то Эрхард Холле хорошо усвоил: самые тяжелые случаи — это те, где все нелогично. Удалось установить мотив преступления, но некого подозревать в нем. Нет субъекта, чьи качества и чей образ жизни соответствовали бы характеру преступления. Пропадает вещь, и никто не знает, была ли она вообще. Девственница умирает от аборта. Внезапно начинает говорить свидетель, всю жизнь считавшийся глухонемым. И совершеннейший абсурд — это когда труп появляется там, где ему совсем не место. Иногда в учебных материалах все упрощается: скажи мне, кто жертва, и я скажу тебе, кто преступник. Если в нашем случае продолжать тянуть нить за найденный конец и продолжать распутывать клубок, то постановка проблемы будет иной, более сложной: кто человек с фишками для го — жертва или преступник?

Холле еще раз сравнивает данные судебно-медицинского заключения о трупе, обнаруженном у автострады, с описанием доктора Баума. С одной стороны, характерные признаки, которые позволили бы идентифицировать труп, отсутствуют, но с другой — пол, рост, вес, телосложение и возраст не исключают идентичности.

Между тем аппарат, помогающий Холле вести расследование, работает все активнее. В государственной библиотеке так ничего и не происходит. Правда, перестраховки ради наводят справки о молодой мулатке Виоле Родригес, записавшейся в библиотеку. Но, во-первых, оказывается, она интересуется не старояпонской поэзией, а немецким фольклором, а во-вторых, тут же выясняется, что это студентка, приехавшая по обмену с Кубы.

Проверка транзитного автомобильного сообщения тоже мало что дает. В период, когда могло быть совершено преступление, пограничным контролем не отмечено никаких происшествий и нарушений, за исключением того случая, когда шведская туристка, возвращавшаяся из Гданьска, так сильно набралась, что в Пенкуне не могла вспомнить свое имя и фамилию, и случая с путешественником без гражданства, у которого таможенники изъяли антикварную вещь — готического ангела с одним крылом. Ни в том, ни в другом случае дополнительная проверка разницы между временем въезда и временем выезда не выявила ничего подозрительного. Кто въехал, тот и выехал. Одним словом, как при игре в «любит — не любит», когда все время выходит «не любит». Но тут Холле, уже уставший от рутинных проверок и сравнений, вдруг наталкивается на одно обстоятельство, которое на первый взгляд не бог весть что, тем не менее заставляет задуматься.

Вечером 27 января, то есть в ту самую субботу, около 21 часа, через берлинский пограничный контрольно-пропускной пункт на Генрих-Гейне-штрассе на большом, уже вышедшем из моды «фиате» в ГДР въехали из Западного Берлина три господина, назвавшиеся коммивояжерами, совершающими деловую поездку по маршруту Пренцлау — Засниц — Треллеборг. Все трое, однако, покинули ГДР через тот же контрольно-пропускной пункт вскоре после полуночи 28 января. В самом этом факте ничего подозрительного нет. Офицер, дежуривший на контрольно-пропускном пункте, когда коммивояжеры возвращались из ГДР, приводит множество подобных случаев: например, историю о западноберлинской супружеской паре, которая отправилась в путешествие по Италии, но вскоре вновь появилась на контрольно-пропускном пункте Древиц, потому что забыла взять с собой собачку и сына. В случае с тремя коммивояжерами все выглядит куда менее драматично. По их словам, сразу за поворотом на Пфингстберг они обнаружили неполадку в двигателе, устранить ее не смогли, а потому не рискнули продолжить путь в Швецию. Они, естественно, пытались дозвониться из автомата до автосервиса, но это им не удалось. На обратном пути у поворота на Финовфурт при заправке они обратились за помощью, однако никто не взялся устранить неполадку. Пограничник вспоминает, что двигатель машины и в самом деле как-то странно трещал — так бывает, когда пробита прокладка, это он знает по своему «трабанту». По времени эти трое могли совершить преступление. Само собой разумеется, что Холле сразу хватается за эту тонюсенькую ниточку. Вместе с Вернером он вновь перебирает подробности путешествия трех коммивояжеров — Кобленца, Вагенфюрера и Хайзингера, пока еще не попадавших в поло нашего зрения.

Итак, использованная коммивояжерами машина в принципе оснащена покрышками иной структуры, чем те, отпечатки которых остались возле места обнаружения трупа, однако, если учитывать, что модель автомашины здорово устарела, замена автопокрышек представляется вполне вероятной.

Сотрудник автосервиса в Грамцове подтверждает, что в ту ночь кто-то действительно звонил с автострады, но из-за повреждений на линии, вызванных ливнями, было так плохо слышно, что он ничего не понял.

Работник автозаправочной колонки в Финовфурте припоминает, что заправлял какую-то старую, но быстроходную «тачку». Сидевшие в ней пожаловались на поломку в машине, поэтому он был крайне удивлен, когда водитель, развернувшись в сторону Берлина, газанул так, что машина помчалась со скоростью молнии.

Вызванный еще на один допрос старик-пенсионер подтверждает, что в тот самый вечер заснул перед телевизором во время передачи, которая закончилась около 22.30, после чего проснулся, пошел посмотреть на крольчиху, ожидавшую потомства, и заметил полыхавший огонь.

Благодаря быстроходному автомобилю, в котором на самом деле никакой поломки не было, троица вполне могла уложиться в зарегистрированные временные рамки: 21.00 — контрольно-пропускной пункт на Генрих-Гейне-штрассе, 22.30 — стоянка у автострады, 0.30 — вновь контрольно-пропускной пункт на Генрих-Гейне-штрассе. Экспериментальная поездка, предпринятая нами, подтверждает, что за вычетом времени, потраченного на езду, его вполне достаточно не только для того, чтобы выкурить сигарету на известной нам автостоянке.

— Маловато, но уже кое-что, — констатирует Вернер.

— А много ли нам, «маленьким людям», надо! — откликается Эрхард Холле.

Несмотря на серьезность ситуации, они не прочь поиграть словами. За несколько дней совместной работы между ними установилось странное, какое-то напряженное взаимопонимание. Само собой разумеется, Вернер оставляет руководство за молодым Эрхардом Холле, но, сам того не желая, здорово давит на него своим авторитетом. Ему даже не нужно что-либо говорить, достаточно, что он здесь, окутанный густыми облаками табачного дыма. И тот, и другой по природе оптимисты, но обоим требуется продолжительный сон. А спать некогда. И вот вводится в действие система взаимных подмен, причем функционирует она так четко, будто они отрабатывали ее годами. Как только отключается один, другой заботится о поддержании необходимого давления в котлах. Если Вернера одолевают юношеские фантазии, его отрезвляет Холле, которому присуще железное чувство реальности. В этом ему могли бы позавидовать даже индейские вожди. Чуть только покажется Вернеру, что Холле копается в мелочах, он тут же выдвигает обобщающую идею. Многое напоминает ему о тех временах, когда он посылал в поиск Йохена Неблинга. Удалось ли им взять правильный след на этот раз?

— Трое здоровых людей отправились в путь, и трое же целыми и невредимыми вернулись назад, — рассуждает он. — Для мертвеца мы пока еще так и не нашли места.