Был бессердечен и тот, кого тоска не сломила,

Кто в состоянье был жить даже в разлуке с женой.

5 Тут уже твердости мне не хватит, тупое терпенье

Мне не по силам: тоска крепкие рушит сердца.

Не постыжусь я правду сказать и смело сознаюсь

В том, что полна моя жизнь множеством горьких обид.

Что же! Когда наконец я тенью прозрачною стану,

10 Черная скроет зола бледные кости мои,

Пусть и Неэра придет, распустив свои длинные кудри,

Пусть над костром роковым в горести плачет она.

С матерью милой она пусть придет — со спутницей в скорби:

Зятя оплачет она, мужа оплачет жена.

15 Манам моим мольбу вознеся и душе помолившись,

Благочестиво затем руки водою омыв,

Все, что от плоти моей останется, — белые кости —

Вместе они соберут, черные платья надев.

А подобравши, сперва оросят многолетним Лиэем250

20 И белоснежным потом их окропят молоком;

Влажные кости они полотняным покровом осушат

И, осушив, наконец сложат во мраморный склеп.

Будут пролиты там товары богатой Панхеи,251

Все, что Ассирия даст и аравийский Восток;

25 Слезы прольются тогда, посвященные памяти нашей:

Так бы хотел опочить я, обратившись во прах.

Надпись пускай огласит причину печальной кончины,

Пусть на гробнице моей каждый прохожий прочтет:

«Здесь почиет Лигдам: тоска и скорбь о Неэре,

30 Злая разлука с женой гибель ему принесли».

Много ли проку, что я, отягчая обетами небо,

Часто мольбы вознося, ладан обильный куря,

Вовсе прошу не о том, чтоб из мраморных пышных чертогов

Дома, известного всем, мне выходить по утрам,

5 Чтобы побольше волы мне югеров перепахали

И всеблагая земля пышный дала урожай,

Но лишь о том, чтоб с Неэрой делить все радости жизни,

Чтобы на лоне ее старость угасла моя

В час, когда наконец, распростившись с прожитыми днями,

10 Я без одежды земной сяду в летейский челнок?

Разве поможет тогда мне золота грузная тяжесть

Или могучая новь, взрытая сотней волов?

Разве поможет дворец, что стоит на фригийских колоннах, —

Хоть на твоих, о Тенар, хоть на твоих, о Карист,252

15 Или сады во дворцах, подобные рощам священным,

Иль потолок золотой, или же мраморный пол?

Жемчуг ли радость мне даст, с берегов эритрейских253 добытый,

Шерсть ли, чей пламенный цвет — пурпур сидонских пучин,254 —

Все, что пленяет толпу? Но блага эти рождают

20 Зависть: многое, верь, любит бессмысленно чернь.

Нет, не богатство целит и заботы и души людские:

Ибо Фортуна в веках прихотью правит своей.

Пусть даже бедность с тобой мне будет отрадна, Неэра,

А без тебя не хочу царской казною владеть.

25 О, белоснежный рассвет, который тебя возвратит мне!

О, мой счастливейший день! Он мне четырежды мил.

Если же просьбам любви о сладком твоем возвращенье

С неблагосклонной душой внемлет неласковый бог,

Мне не поможет ни власть, ни Лидии брег златоносный,

30 Ни драгоценности все на беспредельной земле.

Пусть их желает другой, а мне да позволено будет

В бедности весело жить с милой моею женой.

Так снизойди же, склонись, Сатурния,255 к робким моленьям.

В створке жемчужной плыви ты, о Киприда, ко мне!

35 Если ж ее не вернут судьба и суровые сестры,256

Вечно ведущие нить, ткущие будущий день, —

К черным болотам меня и к рекам Дита унылым

Бледный пусть Орк призовет, вялых владыка пучин.257

Лучшего жду от богов! Да не сбудутся те сновиденья,

Что во вчерашнюю ночь мой отравляли покой!

Прочь вы, лживые сны, сокройтесь вы, мнимые лики,

Бросьте доверья к себе в разуме нашем искать.

5 Боги правду гласят, и гласят, по слову этрусков,258

Нам о грядущей судьбе недра разъятые жертв;

Сны безрассудной толпой играют в обманчивом мраке,

Ложью внушая своей ужас трусливой душе.

Смертных же суетный род ублажить видения ночи

10 Полбой святою спешит, солью трескучей смирить.259

Всё же, хотят ли внимать наставлениям истины люди

Иль доверяют они лживым обманчивым снам,

Да обезвредит теперь ночные тревоги Люцина,

В призрак пускай обратит мой незаслуженный страх,

15 Ибо совесть моя чиста от позорных поступков,

Да и богов не хулил благочестивый язык.

Но, хоть по своду небес промчалась на черной квадриге

Ночь и в лазурной реке260 оси омыла колес,

Не усыпил меня бог, исцеляющий душу больную:

20 Сон не подходит к домам, где обитает печаль,

Только когда восходил лучезарный Феб на востоке,

Очи усталые мне поздний овеял покой.

Юноша светлый, обвив чело целомудренным лавром,261

Вижу, в жилище мое тихой стопою вошел;

25 Лика прекрасней его даже древние дни не видали,

И человеческий дом гостя такого не знал.

Пышные кудри лились на стройную шею, струились

Капли сирийской росы с благоуханных волос.

Весь он сиял, как Луна, дитя Латоны,262 сияет,

30 И розовело слегка снежное тело его.

Так у невесты, впервой приведенной к мужу младому,

Красит румянец живой нежных ланит белизну;

Так горит амарант, средь белых лилий вплетенный,

Светлого яблока так осенью пурпур горит.

35 Шел он, и вкруг его ног струилась длинная палла,

И покрывала она светлое тело его.

Редкой работы была из золота и черепахи

Лира, которую он левой рукою держал.

Сразу, представ предо мной, он плектром из кости слоновой263

40 Струн коснувшись, запел звонко отрадную песнь.

Но, прекративши затем перекличку напева и пальцев,

Сладостным голосом речь молвил печальную он:

«Здравствуй, любимец богов: к доподлинно чистым поэтам

Вакх, Пиериды и Феб милости вечной полны.

45 Но ни Вакх, что Семелой рожден, ни искусные сестры

Не в состоянии знать тайну грядущих часов.

Мне же дозволил отец264 открывать веления рока:

Видят далеко в веках зоркие очи мои.

Сих прорицаний слова принимай за чистую правду,

50 Ибо у Кинфия,265 знай, истина льется из уст.

Та, что тебе дорога и дороже, чем матери дочка,

Чем молодая жена страстному мужу ее,

Ради кого ты мольбой властителей неба тревожишь,

Та, что мешает тебе дни без тревог проводить

55 И, когда сон своим темным плащом тебя покрывает,