Те удивительно синхронно разинули рты, увидев полуголого товарища.

— А я ведь не поверил, — все еще не сводя со своего друга пристального взгляда, медленно сказал Лекс, — когда пополз слушок, что ты новенькую «лапочку„…эм… оприходовал.

— Она сама нарвалась, — огрызнулся Ринслер.

— Так это правда?! — аж подпрыгнул Трэн.

— Нет.

— А говорят…

— Плевать, что говорят. Я ее не трогал. Ну, во всяком случае, не так, как вы подумали.

— Ты чего? — опешил Лекс, когда увидел, как Ринслер схватил одеяло и матрац.

— Пойду караулить.

— Кого?

— А ты как думаешь? Идиотку эту. Не хватало еще, чтобы она снова сбежала.

— Дружище, — протянул Лекс, наблюдая за усилиями своего друга вытянуть тяжелый матрац с верхней полки, — ты знаешь, зачем люди спариваются?

На Лекса удивленно уставился не только Ринслер, но и Трэн, который, как оказалось, ответа на вопрос тоже не знал. В смысле знал, но не явно не тот, который хотел сказать Лекс.

— Ведь это не просто удовольствие, понимаешь? — нравоучительно гнул свою шарманку мужчина. — Это животный инстинкт. Это твоя природа. И она не просит наслаждения, она просит доказать другим, то есть другой, что ты не просто очередной гнилой продукт нашего мироздания. Ты — самец. И тебе просто нужно доказать свое превосходство.

Ринслер посмотрел на своего друга, как на сумасшедшего.

— Ты что, вообще рехнулся?!

Ответом ему послужил предательский смех обоих мужчин.

— Прости, друг, я просто не знаю, что и думать. Ты целый час провел в коридоре наедине с девушкой при романтичном зеленом свете, вернулся сюда без рубашки и утверждаешь, что между вами ничего не было. Я боюсь предположить, чем вы там занимались.

— Светожелов считали, — хрюкнул Трэн.

— Ага, — мрачно подтвердил Ринслер. — Эта девка не в моем вкусе, понятно?

— Почему? — удивился Лекс. — Она красотка.

— Она толстая.

— Ринслер, раньше ты так никогда не привередничал, — покачал головой Лекс, внимательно наблюдая за реакцией своего друга. — Где твой животный инстинкт?

— Рядом с ней он не проснется, можешь быть спокоен, — заверил своего друга Ринслер, скрутил матрац, засунул его под подмышку и пошел прочь из барака.

— Что это с ним? — удивленно спросил Трэн.

— Судя по всему, она ему понравилась.

— По-моему, как раз наоборот.

— Ты не знаешь Ринслера, — покачал головой Лекс. — Упертый осел. До последнего не признается.

Эва тихонько открыла дверь, выглянула в темный коридор. Когда воины ложись спать, факелы заботливо тушили, чтобы свет не горел понапрасну. В тоннеле было непривычно тихо, и это настораживало еще больше. Убедившись, что никогда нет, Эва вышла в коридор, сделала шаг в сторону и с шумом обо что-то навернулась. Неуклюже взмахнула руками и полетала носом в пол, благо успела вовремя подставить для удара плечо. От боли выругалась таким матом, что тут же получила подзатыльник, словно маленькая нашкодившая девочка.

Ринслер потер ушибленную ногу, об которую споткнулась слепая дура, и раздраженно, но все-таки тихо, зашипел:

— Тебя, похоже, только ремнем по заднице перевоспитать можно!

— Ты что здесь делаешь?! — воскликнула Эва, поднимаясь на ноги и вглядываясь в очертания темной фигуры, которой свечение светожелов придавало воистину устрашающий оттенок.

— Не ори ты так, всех разбудишь.

— Ты что здесь делаешь?! — уже шепотом спросила девушка.

— Жду, пока ты сбежишь.

— Зачем? — тупо спросила Эва.

— Чтобы поймать и убить! — Показалось, или рука мужчины действительно дернулась в явном желании настучать ей по голове?

— Не боишься, что жить скучно станет? — Эва скрестила руки на груди.

— Да я мечтаю об этом! Так что давай, либо ты возвращаешься обратно, либо считай последние секунды своей жизни и кайся в грехах.

— Ого, можно покаяться в грехах? — голос девушки прозвучал настолько холодно, что мужчина против воли поежился.

— Да, только сократи до общих фраз, а то мы так до следующего утра не уйдем.

— Я не такая плохая, как ты думаешь. И сознаюсь лишь в одном грехе, о, Прислужник Берегини!

Ринслер поморщился. Актриса, что б ее.

— Дело в том, — меж тем продолжала девушка, — что я очень, очень, очень, очень, очень, очень, очень, очень, очень…

— Ну?!

— Очень, очень, очень… хочу в туалет! А один осел, который сидит передо мной, не пускает меня! Смогу ли я когда-нибудь опорожниться, о, Прислужник Берегини?!

— Ой, началось, — разочарованно протянул Ринслер. — Сказки про туалет рассказывай кому-нибудь другому.

— Сказки?! — возмущенно зашипела Эва и яростно пнула мужчину по ноге. — Сказки?! Да я сейчас прямо тут обос…

— Не хочу знать, что ты сейчас сделаешь, — категорично заявил Ринслер и быстро поднялся на ноги, встав прямо напротив девушки. Схватил ее под локоть и потащил к выходу из коридора.

— Ты куда меня ведешь?! — возмутилась Эва, попытавшись вырваться из тисков, но в который раз убедилась, что эти пальцы как будто были сделаны из железа.

— Что, в туалет уже перехотелось?

— Я и сама дойти могу.

— Три раза я уже видел, как ты сама ходишь. Прости, но на этот раз ты не сбежишь.

— И не собиралась, — огрызнулась девушка.

Ринслер пытался тащить ее быстро, придерживая за локоть, и со стороны казалось, как будто лошадь тащит повозку. Эва шла неохотно, то и дело спотыкаясь буквально обо все, что встречалось ей на пути. Идти было совсем недалеко, но этот путь показался Ринслеру вечностью. Наконец, они оба почувствовали удушающую вонь, красноречиво ознаменовавшую конец мучительной дороги. Мужчина подтолкнул оторопевшую девушку в спину, пробурчав, чтобы та поторапливалась.

— Ты тут останешься?! — возмутилась Эва.

— Да.

— Я при тебе не буду! — тут же провокационно заявила девушка.

— Придется.

— Ты что, издеваешься?! Извращенец!

— К твоему сведению, в этой полутьме почти ничего не видно.

— Да мне все равно! Уйди!

— Стесняешь? — насмешливо поднял бровь Ринслер.

— Уйди, — прошипела Эва.

Они побуравили друг друга одинаково недружелюбными взглядами, и, в конце концов, мужчина тяжело вздохнул, сказав:

— Я буду за эти углом. Выкинешь что-нибудь, и я утоплю тебя прямо тут, поняла?

— Да что я могу выкинуть? Разве только чужую кака…

Договорить Эва не смогла, так как получила унизительный подзатыльник и услышала грозные слова:

— Поругайся еще тут.

В следующий момент Ринслер скрылся за углом и на возмущенное: „что естественно, то небезобразно!“ уже ничего не ответил.

Мужчина прислонился затылком к прохладной стене и медленно втянул воздух. Поморщился от запашка. Но делать было нечего — эта дура точно что-то задумала. Слишком уж все просто. Ринслер дотронулся до пояса, просто чтобы проверить, на месте ли нож… и нащупал пустоту. От неожиданности оторвался от стены. Дотронулся до пояса еще раз — ничего нет. Не мог же он его забыть! Нож всегда был при нем. Ринслер мог расстаться с чем угодно, но только не с оружием, пусть и с таким сомнительным.

Додумать мужчина не успел, так как прямое доказательство воровства прочертило косую линию прямо возле его уха и задело каменную стену, вызывая тошнотворный скрежет. В следующую секунду Эва яростно замахнулась еще раз, и если бы Ринслер не присел, на его шее уже красовалась бы глубокая кровавая линия. Мужчина быстро сгруппировался, уклонился еще от одного удара и резко выкинул руку вверх. Эва тут же повернулась спиной, чтобы не дать ему выбить нож, и этим самым сама дала Ринслеру шанс прижать ее к стене — на этот раз уже лицом.

Мужчина яростно выхватил свой нож, одной рукой держа девушку, второй придирчиво оглядел оружие. Вот ведь овца. А если повредила?!

В этот момент прямо рядом с ними послышались шаги. Ринслер удивленно повернул голову и тут же почувствовал острую боль у запястья. От неожиданности одернул руку, что позволило Эве вновь повернуться к нему лицом и замахнуться для очередного удара. Мужчина яростно зарычал, даже не пытаясь увернуться, просто перехватил ее руку, ударил коленом в живот — принцип „девушек не бьют“ на глазах терял свою актуальность — и сжал свои пальцы на девичьем горле.