Платье уже было задрано достаточно высоко, но Ринслеру не нужно было лишь полуобнаженное тело. Она нужна была ему вся.

Послышался треск разрываемой одежды и в следующую секунду Эва потрясенно замерла, понимая, что единственная преграда, хоть немного защищающая ее от этого зверя, теперь представляла собой две неровно порванные части, свисающие по бокам ее тела.

Девушка дернулась, уже прекрасно осознавая, что напрасно. Она не думала, что все это закончится так. Она даже и подумать не могла, что внутри этого типичного с виду мужика живут такие эмоции, которые он не может контролировать. Эва посмотрела на широкую тень, нависающую над ней, перевела взгляд на одинокого светожела и обессилено ударилась головой о холодной пол. Чем больше она будет сопротивляться, тем больнее будет.

Почувствовала, как стискивающие запястья пальцы ослабили хватку. Наверняка Ринслер улыбнулся — хищной, нечеловеческой улыбкой, понимая, что победил. Теперь руки девушки держала лишь одна мужская рука. Другая начала медленно прочерчивать дорожку вдоль темной, при свете светожелов отдающей зеленым цветом, кожи. Видимо, поза безвольно лежащей девушки Ринслера не устроила, он запустил руку ей под поясницу, и, словно перышко какое-то, передвинул девушку чуть вверх. Резко и грубо поцеловал в шею. Эва дернулась от неприятных ощущений, но тут же почувствовала боль на запястьях.

Ринслер тяжело дышал ей в ухо, чуть прикусил женское плечико, сжал в огромных ладошках довольно объемную грудь так, что даже стало больно… но он ни разу не поцеловал ее в губы.

— Ноги раздвинь, — резко приказал мужчина.

Эва почувствовала, как глаза намокли. Доигралась, дура.

— Ты же не хочешь, чтобы было еще больнее? Раздвигай, — его тон не терпел никаких возражений. Даже ребенку было понятно: если она не исполнит приказ добровольно, он принудит ее силой.

Эва с бессильной ненавистью стиснула зубы, но, поколебавшись еще несколько секунд, дернула обе ноги в стороны.

— Умница, — похвалил Ринслер. — И в следующий раз не смей утверждать, что я не мужчина.

Девушка зажмурилась, ожидая новой порции боли, но вместо этого почувствовала лишь легкое дуновение ветерка, а в следующее мгновение тяжесть, удерживающая ее тело пластом на полу, вдруг исчезла. Эва открыла глаза и потрясенно уставилась на прижавшегося к стене мужчину. Ринслер пару раз открыл и закрыл глаза, провел пятерней по волосам, сделал глубокий вдох и перевел взгляд на ошарашенную девушку.

— Чего уставилась? Вставай, мы идем дальше.

Он ее отпустил. Прижал к стене, порвал платье в клочья, заставил поверить, что изнасилования не избежать, раздвинул ей ноги и… отпустил.

— Ты меня отпустил? — Голос не слушался девушку, и вместо обычного, чуть мелодичного, выдал вопрос с такой хрипотой, как будто ей было лет восемьдесят.

— Да. Отпустил. — Кажется, Ринслер сам не мог прийти в себя. Вон как кулаки сжимает и разжимает.

— Ты меня отпустил, — повторила эти слова, словно заклинание.

— Хватить изображать удивленную невинность.

Эва так вылупилась на мужчину, открывая и закрывая рот, не в силах ничего сказать, что Ринслер усмехнулся.

— Ты… ты… — девушка пыталась собрать разбегающиеся мысли воедино, а когда собрала, заорала на весь тоннель: — Ты зачем меня отпустил?!

— Что? — удивленно переспросил Ринслер.

— Ой идио-о-о-т, — восхищенно протянул Эва. — Ты вообще уже, да?! Как так просто можно было… в самый, черт тебя дери, последний момент! Да я же… я, Берегини, да я готова была!

Девушка могла поклясться, что мужчина открыл рот, чтобы злобно сказать: «Да я тоже!», но он вместо этого он глубоко вздохнул, подошел к девчонке и резко поднял ее с земли. Порванный лиф платья совершенно не эротично брякнулся вниз. Ринслер сделал вид, что ничего не заметил, развернулся и пошел к выходу из тоннеля, словно только что тут вообще ничего не было. Эва раздраженно треснула ногой по каменной стене, прижала спадающее платье к груди и поплелась за мужчиной.

Отпустил. Просто взял и отпустил. Как будто она грязная шлюха, с которой можно играть в кошки-мышки: захотел — взял, захотел — отпустил. Скольких мужиков она спровадила из комнаты «лапочек», и этот, единственный, с которым она расслабилась, готовясь к неизбежному, просто взяли и… отпустил.

Эва сверлила эту широкую спину взглядом полным абсолютной и беспросветной ненависти ровно до того момента, пока впереди не показался яркий свет факелов. Ринслер остановился очень резко. Эва едва успела затормозить, чтобы не врезаться в него носом. Девушка отклонилась в сторону и успела заметить, что это не коридор «лапочек». А в следующий момент мужчина повернулся к ней лицом, и смотреть пришлось уже на него.

Они взаимно недружелюбно попыхтели, а затем Ринслер сделал то, что, кажется, он и сам от себя не ожидал. Снял свою рубашку и протянул ее девушке.

Эва уставилась на «подаяние» совсем уж безумным взглядом.

— Надевай, — грозно приказал ей мужчина.

— Что? Зачем?

— В этом коридоре полно воинов. Надевай.

— С чего вдруг такая забота? — фыркнула Эва, но рубашку все же взяла. И с вызовом посмотрела в глаза Ринслеру, ожидая просто услышать ответ, и ни в коем случае не скосить взгляд ниже и не выдать своего любопытства.

— Это не забота, — хмуро пояснил мужчина. — Ты даже не представляешь себе, сколько времени ты у меня отняла. Вытаскивать тебя из лап еще и этих мужиков я не собираюсь.

Эва быстро натянула рубашку, больше ничего не спрашивая.

Ринслер окинул ее фигуру абсолютно безразличным взглядом, развернулся и вновь занял место командира в их маленькой процессии, состоящей из двух человек. И если раньше девушка прожигала мужскую спину испепеляющим взглядом, то теперь даже не стала скрывать своего интереса. Восхищенно разглядывала эту огромную часть мужского тела в свете факела так усердно, уделяя особое внимание каждому шраму и автоматически отмечая, от какого оружия он был получен, что даже не заметила, как другие воины прижимались к стене, уступая дорогу. Только лишь когда услышала явно недвусмысленный свист вдогонку, Эва подняла взгляд. Все эти воины смотрели далеко не на девушку, а на ее спутника, причем такими взглядами, словно еще чуть-чуть и точно подойдут и с чем-то поздравят.

Может она не ошиблась на счет обрезания?

В этот момент тоннель закончился, и они вновь погрузились во тьму бледно-зеленого света. Шли молча, лишь изредка Эва спотыкалась об очередной выступ и выдавала такие ругательства, что к ее нещадной брани добавлялись еще и смешки.

Ринслер, похоже, без верхней одежды не испытывал никакого смущения или неудобства. А Эва вдруг поняла, что его рубашка пахнет очень даже приятно. Потом — это да, но вместе с этим еще и чисто мужским ароматом без примеси всяких искусственных запахов, от которых начинало тошнить с первого же вдоха. И аромат оказался на удивление приятным. Интересно, это действительно его рубашка? Почему он так легко расстался с ней? Вряд ли в этом подземелье можно легко приобрести новую одежду.

Но озвучить вопросы девушка не успела. Вновь впереди заиграли блики скачущих пламенных огоньков, а затем и вовсе послышался задорный смех какой-то «лапочки».

Ринслер, ответственно исполняя приказ Хозяина, довел Эву буквально до самой двери и тут же грозно предупредил:

— Попытаешься еще раз сбежать, и я тебя изнасилую. На этот раз по-настоящему. Два раза. Нет, три.

— Ради такого я пойду на этот риск, — патетично выдала девушка.

— А потом перережу тебе горло. Три раза, в трех местах. Поняла?!

— Буду с нетерпением этого ждать, — ухмыльнулась Эва и схватилась за края рубашки, намереваясь снять вещицу и вернуть ее законному хозяину. Но Ринслер неожиданно остановил девушку:

— Оставь себе. На память.

А затем спокойно развернулся и вышел из коридора «лапочек», оставив Эву в полном замешательстве.

Ринслер зашел в барак с таким хмурым лицом, что если кто и хотел что-то спросить по поводу «той самой девчонки, с которой ты сегодня шел», то мигом передумал, и решил оставить вопросы до лучших времен. Мужчина, сопровождаемый любопытно-понимающими взглядами, подошел к своей койке, где обнаружил Лекса и Трэна, что-то увлеченно обсуждающих.