— Как вы попали в этот круг?
— Я попал в него благодаря двум людям. Благодаря Юмашеву Валентину и Коржакову Александру Васильевичу. С Юмашевым меня познакомил Петя Авен. Вообще все знакомства, которые мне Петя Авен вольно или невольно организовывал, были очень качественные.
— Какая у вас власть там была, какое влияние?
— Чисто идеологическое и идейное. То есть я действительно считаю, что могу достаточно хорошо ощущать происходящее, делать аргументированные выводы и предсказывать на основе этого развитие событий. Политические прогнозы практически всегда оправдываются, я даже не знаю случаев, когда они не оправдывались. А вот ка-
дровые — тут я делаю очень много ошибок. Когда начинаю советовать, что этого сюда, а этого сюда, — тут все уже знают, что меня не нужно слушать.
— Вы все-таки политик или бизнесмен? Вы себя кем ощущаете?
— Могу сказать, что точно не бизнесмен. Вы спросите лучше мое ближайшее окружение, которое занимается бизнесом. Что касается меня, то я себя не ощущаю бизнесменом. Я себя, наверное, ощущаю политиком. Причем четкое разграничение — политик, дипломат, критикан. Разводка окружения — это, с моей точки зрения, не политика. Политика — это понимание глобальных процессов в обществе и умение как бы играть на опережение этих процессов — или умение их немножко разворачивать, если ты считаешь, что так быть не должно.
— Не только ваши оппоненты, но и коллеги по олигархическому клубу обвиняют вас в том, что вы приватизировали семью первого президента. Вы и Роман Абрамович. И как сказал один из них, можно делать все что угодно, но только нельзя делать этого.
— Наши олигархи в своем подавляющем большинстве зайчики, пугливые зайчики. Они вроде бы как и добились многого, но осознать свою политическую ответственность перед обществом так и не смогли. Были импульсы. Это происходило в суперкритических ситуациях. Будем говорить, что это происходило в одной политической ситуации, когда они осознали свою политическую ответственность, это было только раз — в 1996 году. А в 1999-м они не смогли осознать своей политической ответственности. Это как бы относится ко всем. А к Гусинскому не относится определение «зайчик». Гусинский не зайчик. Он не пугливый, но он тоже не понимал своей политической ответственности. Остальные просто пугливы, реально пугливые люди. Они настолько боятся, что их бизнес может быть разрушен, что не понимают: он будет разрушен в любом случае, если политическая ситуация обернется неправильно для бизнеса. Они просто не просчитывают следующий шаг или не хотят считать. Или считают, что все, что можно в этот момент, возьмем, а потом
— хоть трава не расти. Я действительно в этом смысле отличаюсь от них. Реально отличаюсь. Брал на себя ту ответственность, которую они или боялись, или не хотели брать.
— Какое это имеет отношение к вполне конкретному вопросу?
— Прямое отношение имеет к вашему вопросу. Дело не в семье
— дело в участии в реальной политике, а остальное все отлетало. Невозможность преодолеть себя и сказать честно, что мы должны
участвовать на этом этапе в политической жизни страны, — это порождает комплексы. А как можно заниматься серьезной политикой, не будучи или во власти, или рядом с властью сегодня в России? Невозможно.
— Если Кремль больше не слушает Березовского, тогда в чем власть Березовского сегодня?
— Вы считаете, что властью в нашей стране обладает только Кремль? Власть — это же не только властные рычаги. Власть — это влияние на сознание людей. Вот это реальная власть. Власть — это влияние в целом. А влиять можно не только с помощью рычагов механических, но и с помощью убеждения, с помощью аргументов. Вот с этим у этой власти, которая с рычагами, очень плохо. Убеждать она пока что не научилась.
— Вы видите свое будущее в России?
— Я неоднократно говорил, что я строю свое будущее исключительно в России. Даже когда на меня был выписан ордер на арест, я сказал, что вернусь все равно. Это было при Примакове. И я вернулся. Я выполнил свое обещание в полной мере.
10 октября 2000 г. Журнал «Вестник», Балтимор, США
РОССИЯ. ЛЕТА. ЛОРЕЛЕЯ…
Борис Березовский в США
БЕРЕЗОВСКИЙ: Я уверен, что здесь собрались те, кому небезразлична судьба России, даже если они давно уехали из нее. Я тоже уезжал, правда, ненадолго, но мыслями часто возвращался обратно. Сначала это была ностальгия по родине, потом — неотступная, засевшая в голове мысль о ней. И будучи за границей, я убеждался, что многие эмигранты болеют за Россию, думают о ней, о ее будущем. Я впервые встречаюсь с такой аудиторией. А впервые, пожалуй, задумался о влиянии эмиграции на Россию, когда премьер Степашин поехал в Штаты. Мы с ним долго перед тем беседовали, и я сказал ему, что есть еще один важный фактор в политической жизни России: люди, которые покинули ее. И если при советской власти это были враги, то теперь ситуация радикально изменилась: эмигранты
— те же граждане России, только сделавшие, по тем или иным причинам, другой выбор. Но по-прежнему, как для любой нормальной страны, это — ее граждане, и Россия обязана заботиться о них, оказывать поддержку. К сожалению, ни Степашин, ни Путин не сочли это важным, но я уверен, что наша встреча заставит обратить внимание нынешнего руководства России не только на вас, живущих в Америке, но и на эмигрантов из России, обосновавшихся в других странах.
Я очень коротко скажу о том, что происходило в России в течение последних 10 лет, что происходит сейчас и что, на мой взгляд, ее ожидает в ближайшем будущем. Я около 20 лет занимался наукой. Как
сказал Эйнштейн, образование — это то, что ты не забыл после того, как забыл то, чему тебя учили. То есть образование — это то, что у тебя в крови. Так вот, у меня в крови осталась наука, которая называется теорией принятия решений. И во мне осталась насущная потребность классифицировать все, что я наблюдаю. Это происходит невольно. Вначале я задумался вот о чем: можно ли во всем нашем российском хаосе найти какие-то закономерности? К моему удивлению, я обнаружил, что все логично, последовательно, все происходит каноническим образом, как в любом историческом процессе.
За короткие 10 лет Россия стала совершенно другой страной. Из страны с тоталитарным политическим режимом с централизованной экономикой и рабским менталитетом она превратилась в страну с рыночной экономикой, страну с либеральной политической системой и страну, в которой миллионы людей стали мыслить совершенно иначе. Они поняли, что о них никто не заботится: ни царь, ни генеральный секретарь, ни президент. Они вынуждены сами взять на себя ответственность за свою жизнь и жизнь своих семей. И именно вы, эмигранты, понимаете, что это такое. Это — катастрофа для каждого, кто это пережил. Ведь в один прекрасный день вы обнаружили, что о вас никто не заботится. Представьте себе, что нечто такое пережила огромная страна.
В 1998 годуя написал статью «Генетическая трансформация России: экономика, политика, менталитет». В ней я пришел к заключению: мы жили при плановой экономике, в которой цены назначало государство. К 1998 году сложилась другая в своей основе экономика, цены стали свободными, то есть назначались производителями. Собственность, бывшая в 1991 году на 100 процентов государственной, через 7 лет стала на 75 процентов частной. Аналогичные изменения произошли и в политической системе: выборы с абсолютным, на 99 процентов, голосованием «за», сменились к 1996 году реально свободными выборами — да, с массой издержек, подтасовок и тому подобное, но это были все-таки выборы, мы шли выбирать между Ельциным и Зюгановым, и была жестокая борьба. Был сделан колоссальный шаг вперед и в либерализации общества: власть больше не была сосредоточена в одних руках — генерального секретаря или президента.
Помните, в 1993 году Ельцин сказал: «Возьмите суверенитета столько, сколько переварите». Я в тот момент очень сомневался в правильности его решения — выбирать губернаторов на местах, но потом это решение оказалось правильным.