— Я с этим никогда не спорила. Конечно, признаю.

— Ты веришь мне?

— Конечно, верю. Мне просто хочется знать, зачем все это… Но раз нельзя, то ладно. Анхельм, пойми, как я устроена: я не протестую против каких-то действий, если знаю, зачем они нужны. Незнание меня убивает, я начинаю нервничать. А когда я начинаю нервничать, я превращаюсь в чудовище. Если у меня есть достаточно веская причина не знать чего-либо, вот как сейчас, то я не задаю лишних вопросов и не нервничаю. Понимаешь?

— Понимаю. Дать тебе еще более вескую причину? Вот она: я не хочу гнить за решеткой в Сорин-Касто, Рин, и не хочу, чтобы ты гнила со мной. Поэтому я проворачиваю дела, о которых тебе знать не обязательно.

— Поняла. Вопрос снят.

— Ты простила меня?

— Простила, — просто ответила она и улыбнулась. — И ты меня прости за то, что была резка с тобой.

Анхельм наклонился и поцеловал ее в макушку.

— Пойдем спать, родная.

Рин улыбнулась ощущению, возникшему в ней при этом слове, сказанном так свободно и легко. Теплый комочек поселился в груди, согревая и успокаивая. Уже было наплевать на то, что нельзя этого допускать, и что последствия будут ужасны. Что боль от расставания с ним будет сильнее, чем что-либо. Все это будет когда-то в этом далеком «потом», а жить хочется сейчас. Хочется… Вот теперь хочется.

~*~

Ночью Анхельм проснулся и понял, что сейчас ему наступит конец. Согнувшись в три погибели, герцог выкатился из кровати и проковылял в уборную. Живот сводило так, словно внутренности завязывали в морские узлы особо хитрой формы и затягивали потуже. Его бросало то в жар, то в озноб, пот лился градом, а руки слабо дрожали. Счастливица Рин спала без задних ног, разбудить ее не могли бы даже пушечные выстрелы. Анхельм об этом знал, поэтому не стал убегать в ее комнату, чтобы посетить зал мечтаний. Выбраться оттуда он смог лишь через добрых полчаса. Он сел в кресло, набросив на шею мокрое полотенце, и стал думать, что же такое превратило его ночь в часы унизительных мучений. Без сомнений, это была эта странная рыба в чем-то белом. Могло ли это быть молоко? Анхельм не переносил молока ни в одном виде по причине стойкой аллергии, выраженной в двух формах: сыпь и расстройство желудка. Он расстегнул рубашку и осмотрел грудь: на загорелой коже выступили красные пятнышки. Итак, причина определена. Рыба была полита соусом со сливками. Неужели повара забыли о предупреждении не готовить ему ничего, содержащего молоко? Да нет, не могли — они здесь вышколены. Значит, это кулинарное творчество может принадлежать только одному человеку…

Анхельм снова ощутил непреодолимое желание посетить дом рассуждений и не стал терять ни секунды. Выйдя оттуда наконец, он подошел к Рин и растолкал ее. Сонная девушка открыла один глаз и воззрилась на него взглядом совы, которую разбудили днем.

— Рин, кто готовил это? — прохрипел он, потрясая мокрым полотенцем. Рин уставилась на него, не вполне понимая, кто он такой и чего хочет.

— Кто? — спросила она, разлепив губы.

— Кто это готовил?

— Что готовил?

— Рыбу!

— Какую рыбу?

— Которую я ел.

— Когда?

Анхельм приложил мокрое полотенце ей к лицу, и она недовольно заворчала, пытаясь снова зарыться в одеяло.

— Рин, проснись! Кто готовил рыбу, которую я ел на ужин?

— Я готовила… — простонала она, отпихивая полотенце. — Что такое? Что ты хочешь?

— Значит, это по твоей милости я провел два часа на унитазе! За что ты так со мной, женщина?! — взмолился он. Рин прислушалась.

— Тебе плохо?

— Плохо — это не то слово. Я чувствую себя так, словно меня били по животу палками и вязали в узлы!

Рин встряхнула головой и открыла второй глаз. Отодвинула Анхельма с дороги и дошла до уборной. И выскочила оттуда, зажав нос.

— Ты хочешь, чтобы я навсегда нюха лишилась?! — завопила она.

— А ты хочешь, чтобы из меня мозг вылетел через одно место?! Я чуть не погиб от твоих кулинарных изысков!

— Он, видимо, уже вылетел! Тяжело тебе было окно открыть?! — огрызнулась Рин, обидевшись на низкую оценку своего кулинарного таланта.

— Если бы я не был столь ослаблен после… после этого, — он махнул рукой на уборную, — я бы открыл окно. Но я едва выполз оттуда!

— Что, так болит? — перестала кипятиться Рин. — Садись, я поищу у себя настойку.

— Я полежу. Сидеть мне… сложно.

Рин забежала к себе в комнату и перерыла заветную сумку с настойками и корешками. Найдя корень лапчатки, она вернулась к Анхельму и сунула ему в ладошку.

— Жуй это. Я сейчас сделаю тебе лекарство.

Она занялась приготовлением, а Анхельм спросил:

— Рин, сознайся честно, ты умеешь готовить?

— Я умею! — чуть не взвилась она, но потом добавила: — Но только мясо на костре или бутерброды. Мама говорила, что к приготовлению еды меня подпускать нельзя и все время сетовала, какая я бестолковая жена буду.

Анхельм рассмеялся.

— У нас будет повар. Я не хочу умирать от несварения или отравления.

Рин хмуро посмотрела на него и протянула чашку.

— Выпей это и продолжай грызть корешок. На самом деле готовить я умею только яды и лекарства. С едой у меня хорошие отношения, когда я ее ем.

— Ну, запороть блюдо не так уж и сложно, но сделать из него отраву — это уже мастерство.

Она лишь тяжело вздохнула, снова легла и закрылась одеялом с головой.

— И что? Это все? — спросил Анхельм. — Ты не собираешься больше ничего сделать?

— Может, мне еще танец с бубном вокруг тебя сплясать? — проворчала она. — Ты не умираешь и даже не отравился, это было всего лишь молоко. Прости, я забыла, что ты его не переносишь.

— Прости? И это все? «Прости»? Прости, Анхельм, я чуть не убила тебя, но не убила же! Прости, Анхельм, я забыла, что ты не переносишь молоко! Прости, что тебе чуть не разорвало зад, но ведь все обошлось!

Рин заливисто захохотала. Из-под одеяла показалось ее покрасневшее лицо, она пихнула Анхельма в бок:

— Мы с тобой, как ворчливые дед и бабка! Успокойся ты уже. Допил? Иди ко мне!

Она притянула его к себе поближе, поцеловала в щеку, и герцог смолк.

— Рин, мне неудобно. У меня ноги упираются, — сказал он через некоторое время.

— Закинь их на меня. Спи.

Уже проваливаясь в сон, она подумала, что они с Анхельмом похожи на лет десять женатую пару. Это почему-то так позабавило ее, что заснула Рин со счастливой улыбкой на лице.