— Ты, моя не вовремя появляющаяся жена.

— Упс! — хихикнула девушка и добавила «Мне очень жаль», конечно же, ничуть не сожалея…

========== глава 7 ==========

          Хвостов никак не мог поверить в то, что чуть было не произошло днем. Если бы парень имел склонности к суициду, то немедленно убился бы об стену. А так, оставалось лишь нарезать круги по комнате и пытаться своим этическим складом ума, далеким от рационализма, проанализировать сегодняшний инцидент.

   То, что Марк чуть было не поцеловал его — было очевидно. Но тот факт, что Данила хотел, чтобы его поцеловали — не лез ни в какие ворота. Похоже смена обстановки пошла молодому человеку не на пользу, а английский климат окончательно затуманил разум.

  «Черт возьми, что такое происходило? Я сошел с ума! Иначе, как еще назвать внезапно появившееся желание прикоснуться к губам другого мужчины?! Не просто другого, а мужа родной сестры! Последнего человека на земле, с которым хотелось бы сблизиться!» — анализировать получалось плохо. Щеки заалели, а в глазах цвета молодой травы появился нездоровый блеск. — «Он же мужчина! Красивый, но разве это что-то меняет? Я все равно терпеть его не могу! Так почему же?»

  Данила в недоумении хватался за голову. Сколько он себя помнил, ему всегда нравились девушки. И проблем с личной жизнью не возникало. Не заглядывался же он на Ваську, хотя тот был тем еще красавцем — широкоплечий, чуть выше среднего роста, черноглазый. Мечта любой барышни.  Конечно, он мог оценить мужскую внешность и некоторых представителей считал очень даже брутальными, но на губы их он же не глазел.

   А тогда на прогулке что-то щелкнуло внутри, поддавшись ощущению теплого мужского тела, странному, мерцающему огоньку сапфировых глаз, чувственному голосу…Черт! Данила тряхнул головой, отгоняя въедавшееся в каждую клеточку тела наваждение, и решил, что такого больше не повторится. Слишком пугающим было желание поцеловать Марка. Слишком запретным. А потому, по мнению Данилы, не имеющим права на существование…

  За ужином Марка так и распирало захохотать в голос, видя, как в неравной схватке сошлись брат и сестра. Как гневно они кидали в друг друга молнии взглядами, как шипели, стараясь не повышать голос. Данила был непреклонен и непробиваем, и от того еще более привлекателен, чем раньше. Стараясь наставить неблагодарную Кристи на путь истинный, он сам не замечал, как загораются его глаза, как на щеках играет румянец возмущения, и как приглушенно, с наставительными нотками, звучит его голос. Темная длинноватая челка мешала юноше продолжать возмущаться, поэтому резким движением головы он постоянно откидывал ее назад. Тогда, на мгновение, выбираясь из плена высокого воротника, Робертсону открывалась часть его шеи с персиковой кожей.

  Отчего-то, помимо эстетического наслаждения при бросаемых на Хвостова взглядах, Марк испытывал легкое, ненавязчивое чувство нежности. Словно перед ним сидел маленький дикий щенок, которого хочется потискать и погладить. Но Робертсон не был настолько сентиментален, если был таковым вообще, поэтому новое и бесполезное чувство немедленно погибло в зародыше. Не будет же он испытывать нежность к какой-то пешке?!

— Ты ведешь себя, как неблагодарная свинья! — прохрипел Данила, бросая полные презрения взгляды на сестру. — Неужели всегда за эти годы тебе не хватало времени просто позвонить?!

— Я же звонила! — упрямо твердила Кристи, но по чуть надувшимся губкам было видно, что преимущество все-таки на стороне Данилы. Робертсон наблюдал за тем, как хрупкий молодой парнишка строго воспитывает старшую сестру.

— Это были плевки, а не звонки! Так, для отвода глаз! — распалялся парень, но решил, что не доставит шурину удовольствия созерцать его в гневе и старался сдерживаться. — Словно ты пыталась просто загладить муки совести!

— Что ты несешь, мелкий недоумок! Вы — моя семья, я не могла про вас забыть!

— И тем не менее, забыла. Ты хоть позвонила маме после того, как вернулась сюда? Ты хоть раз позвонила ей с того момента, как прислала жалкую подачку?!

— Я старалась помочь! — не унималась Кристи, а Марк с интересом и удивлением отметил, что в его жене проявляется доселе ему, да ей самой, неведомое чувство — стыд. — Я знаю, что мама болеет. И…

— Хватит. Просто побудь хоть раз человеком — позвони ей, — устало произнес Данила, и сестра тут же поспешно вышла из столовой.

  Оставшись с устало потершим переносицу парнем, Робертсон решился-таки вмешаться на правах супруга. Скорее, чтобы услышать, что скажет парень.

— Это было несколько грубо, Дэни. Не находишь? — и в ответ получил взгляд, способный заморозить все в радиусе пяти километров.

— Это не твое дело. Она не должна забывать, кто ее самые близкие люди, даже несмотря на то, что теперь далеко от них.

— И все-таки, она уже достаточно взрослая девочка, чтобы принимать решения. Чтобы строить свою жизнь, — Марк сидел за столом небрежно, расслабленно.

— И чтобы плевать на любящих людей. Хотя, кому я здесь буду доказывать!? Ты ничем не лучше,—  Данила старался, чтобы голос звучал как можно увереннее, но брошенные слова казались чем-то несправедливым.

— Конечно, — картинно всплеснул руками Робертсон, — я самая подлая, избалованная, эгоистичная скотина на свете, так?

Хвостов покраснел и потупил взгляд. Поколебавшись секунду, ответил:

— Я такого не говорил!

— Но ты так подумал, Дэни. И продолжаешь так думать. Мне очень жаль, что ты обо мне такого плохого мнения, толком меня не зная, — Марк старался придать голосу как можно более разочарованный и обиженный оттенок, и лишний раз удивлялся, почему не пошел наперекор семейке и не связал свою жизнь с театром. — Это может означать только одно…

— Что?

— Что мне придется доказать тебе обратное…

   Хвостов уже клевал носом, но продолжал читать какую-то уэльскую рукопись, переизданную на английском языке, обнаружившуюся в кабинете Марка. «Мне придется доказать тебе обратное…». Эта фраза эхом раздавалась в голове, разбрасывая в разные стороны все мысли и догадки, мешая сосредоточиться. Интересно, как он собрался доказывать, что является мягким и пушистым? Будет играть и изворачиваться? Притворяться и лицемерить?

Неожиданный стук в дверь прервал сумбурные размышления. Кого могло принести в его комнату в такой поздний час?

— Войдите.

Кристи нерешительно заглянула в комнату, словно опасаясь, что в нее тут же запустят чем-нибудь тяжелым. Так же нерешительно вошла, когда убедилась, что начинает страдать паранойей.

— Данька, можно поговорить?— девушка присела на краешек кровати и выжидательно уставилась на брата.

— О чем? — ради такого, можно было и книгу в сторону отложить.

— Я позвонила маме.

— И?

— И попросила за все прощения. Сказала, что очень ее люблю.

— Как она там? — Данила немного успокоился после ужина, но все равно смутное недовольство тем, что Кристина, как несмышленый котенок, не понимает своей вины, пока ее не ткнут носом в проблему, все еще оставляло свой след.

— Сказала, что тетя Зина мастерски за ней ухаживает, и попросила тебя не волноваться за нее. С ней все хорошо.

— Это радует. Я думаю, она была счастлива услышать твой голос, — неподдельно зевнув, проговорил Данила. Спать хотелось все больше.

— Думаю, да. Прости меня. Я действительно никудышная дочь и сестра, — на личике, уставшем от косметики за день, даже мелькнула легкая тень сожаления и раскаяния.

— Это точно,—  поддел Хвостов и тут же добавил: — Но в семье не без урода.

— Придурок! — чуть улыбнувшись, фыркнула Кристина и поднялась с кровати, с намерением покинуть кулуары брата.

— Стерва!—  весело донеслось в ответ. Обоим в тот момент искренне казалось, что атмосфера чуть разрядилась и отношения между Кристиной и Данилой, если попытаться, могут перестать быть напряженными.