Примерно 15 января 1920 года отряд Струка оказался в Одессе. Однако командующий войсками Новороссии генерал Николай Шиллинг строго запретил атаману самовольные реквизиции и погромы. В своих воспоминаниях Струк утверждал, что в январе 1920-го у него было 20 тысяч хорошо вооруженных бойцов, большое количество пулеметов и пушек, три бронепоезда. В действительности его «армия» в Одессе насчитывала около двух тысяч человек, а штаб находился в третьеразрядной гостинице «Палермо».

Когда в начале февраля 1920-го белые передали власть в Одессе галичанам армии УГА генерала Сокиры-Яхонтова, Струк оказался под его началом и был назначен ответственным за «Западный сектор» обороны Одессы от красных. Во время общей эвакуации белогвардейцев из Одессы «армии» Струка не хватило мест на пароходе, отплывавшем в Стамбул. Атаман понимал, что часы осады сочтены и что галичане подготавливают сдачу Одессы и свой переход в состав Красной армии. В которой атаману явно нечего было делать, ведь его немедленно бы расстреляли за еврейские погромы и жестокие казни коммунистов. Поэтому, прихватив добычу, он бежал из «одесской мышеловки» в район Буялыка. Английские миноносцы, стоявшие на одесском рейде, обстреляли отряд Струка из пушек. Возможно, англичане решили, что атаман предал союзников и переметнулся к большевикам.

Струковцам удалось вырваться из окружения и отойти к Днестру, на румынско-украинскую границу. Сам Струк надеялся улизнуть в Румынию. Но при приближении его отряда к границе румынские пограничники открывали огонь из пулеметов и пушек по непрошеным гостям. Прятавшееся в плавнях Днестра струковское воинство каждый день подвергалось артобстрелу со стороны красных и румын. В такой безвыходной ситуации отряд Струка, переправившись через Днестр, штыком добыл себе «румынскую прописку». Впрочем, есть предположение, что имел место подкуп отряда пограничников или же негласная договоренность с румынской стороной о пропуске через границу.

Очевидным вымыслом выглядит содержащееся в воспоминаниях Струка утверждение о том, 1 марта 1920 года он и его люди оказались в Бессарабии, а уже 2 марта они «вышли на свою территорию, на север от Тернополя», за несколько сот километров, пройдя этот путь числом «более чем пять тысяч человек» по враждебной территории, без разрешения румынских властей. Причем атаман писал, что его поход нагнал «страху немалого» на румын.

После краткого пребывания в Бессарабии поредевший отряд (порядка 300 бойцов) Струка перешел на советскую территорию и двинулся по маршруту Вапнярка–Казатин– киевское Полесье. Путь отряда был отмечен погромами евреев и грабежами сахарных заводов.

В мае 1920 года Струк стал союзником польской армии, которая к тому моменту уже захватила Киев. По словам атамана, его отряд вместе с поляками принимал участие в штурме столицы, а от польского командования он получил приказ — держать совместный фронт у Чернобыля, в самом «нестратегическом» районе. Но скорее всего, это также было преувеличением атамана, терпеть которого в своих войсках ни Пилсудский, ни Петлюра не стали бы. Штаб Петлюры приказал Струку прекратить мобилизацию крестьян, не вводить свой отряд в Киев и подчинить бойцов командованию 6-й Украинской стрелковой бригады для переформирования. Но этого приказа атаман не исполнил и был сильно возмущен попытками отстранить его.

Когда инициатива перешла на сторону красных, отряд Струка вместе с польской армией откатился от Киева на Западную Волынь, на границу с Польшей. В июле на Волыни струковцы были полностью окружены частями Башкирской советской дивизии. Загнанные в болота, они почти потеряли всякую надежду спастись, но все же им удалось выскользнуть из окружения и пробраться в тыл красных — к Чернобылю.

Струк «вспоминал», что в августе 1920-го его отряд громил части 9-й, 25-й, 47-й, 57-й советских дивизий, захватил их вооружения и амуницию. В действительности же разрозненные отряды Струка, преследуемые этими дивизиями, сами искали спасения в глухих лесах и болотах. Правда, струковцы совершили несколько налетов на Чернобыль и Горностайополь, но красноармейцы быстро их отбивали. Зимой 1920/21 года «армия» Струка имела в своем составе около 400 бойцов, которые постоянно были вынуждены уходить от ударов 44-й Киевской дивизии и 1-й Киевской бригады. Очевидно, что в декабре 1920-го струковцы никак не могли захватить Киев и «пробыть там шесть суток», как следует из воспоминаний атамана.

Впрочем, имя Струка значится в числе членов объединенного Всеукраинского повстанкома, признавшего общее руководство Петлюры повстанческим движением. Но в 1921–1922 годах между петлюровским командованием и Струком так и не установилось «теплых» контактов. Атаман не подчинялся командующему Северным повстанческим фронтом Мордалевичу, штаб которого находился по соседству с «базовым» районом Струка. Юрий Тютюнник вспоминал, что Струк в 1921 году приезжал во Львов, на переговоры с Петлюрой, но ни о чем не договорился. В день отъезда из Львова в Струка кто-то стрелял. Он тайно посещал и Варшаву, где искал контактов с польскими военными, Борисом Савинковым и атаманом Булах-Балаховичем.

В апреле–октябре 1921 года небольшой отряд Струка в 300 бойцов действовал на севере Киевщины. Главными «операциями» Струка стали нападения на речные пароходы, курсировавшие по Днепру. Им было захвачено более 20 пароходов и столько же барж и буксиров, причем «операции» сопровождались зверским уничтожением пассажиров — евреев, коммунистов, красноармейцев.

Осенью 1921 года, после капитуляции атамана Мордалевича, Струк провозгласил себя главным атаманом Киевской губернии (Северной повстанческой группы) и самочинно назначал более мелких атаманов на «районные» атаманства.

Последний раз «банда Струка» упоминается в советских документах в октябре 1922 года в связи с погромом в Мартыновской волости, в ходе которого было убито 80 евреев. Тогда воинство Струка состояло всего из 30–50 человек.

О дальнейшей судьбе атамана Струка доподлинно известно немного. Рассказывают, что в ноябре 1922 года он подался в Польшу, сменил фамилию и род занятий. Исчез бывший атаман — и появился скромный обыватель, проживший якобы до 73 лет. Документы свидетельствуют, что в 1922–1924 годах Струк мелькает среди украинской эмиграции в Польше, Румынии, Чехословакии.

Атаман Струк стал антигероем атаманщины, персонификацией предательства и жестокости, «кровавым демоном Полесья». Для еврейского населения ужасен был этот малограмотный атаман из «медвежьего угла», страшен своей маниакальной кровожадностью и жаждой наживы. Пожалуй, ни один из украинских «неконтролируемых атаманов» не стремился уничтожать евреев так, как это делал Струк. А уж своих «хозяев» он менял постоянно: поляков и англичан, галичан, красных и белых, савинковцев и т. д.

* * *

Рассказывая о еврейских погромах на Правобережье Украины, нельзя не упомднуть печально известный проскуровский (Проскуров — сейчас Хмельницкий) погром, осуществленный атаманом Семесенко. Этот атаман так же, как и многие его «коллеги», вышел из прапорщиков Первой мировой. В 1917-м Семесенко стал командиром взвода украинизированного полка. В феврале–мае 1918 года он воевал в составе 3-го Запорожского куреня (Запорожского конного полка), участвовал в походе войск УНР на Крым. Летом того же года Семесенко был одним из организаторов восстания полка им. Гордиенко против гетмана Скоропадского.

В конце января 1919 года подпольный съезд большевиков в Виннице постановил начать подготовку восстания в Подольской губернии. Местные большевики надеялись на поддержку еврейской самообороны и пробольшевистски настроенных частей местного гарнизона — 15-го Белгородского и 8-го Подольского полков. Восстание вспыхнуло утром 15 февраля, большевики захватили почту, телеграф, арестовали коменданта города Киверчука.

Но уже через несколько часов выступление большевиков было подавлено войсками 3-го гайдамацкого полка Запорожской бригады. Восставшие отошли по направлению к местечкам Фельштин и Ярмолинцы. После разгрома большевиков атаман Семесенко выступил перед гайдамацким полком с речью, в которой призвал вырезать евреев Проскурова как «зачинщиков большевистского бунта», причем потребовал не превращать расправу в грабеж — убивать евреев, не трогая их имущества. В Проскурове на то время проживало около 50 тысяч человек, из них до 40 % составляли евреи.