Клеопатра воспользовалась немедленно своей властью для признания её сына от Цезаря — Птоломея Цезаря законным наследником короны Египта. Декрет Антония об этом был утверждён по её просьбе его отправителями Октавианом и Лепидом. Антоний объяснил эту милость услугами Клеопатры, оказанными Риму во время гражданской войны.

Удовлетворив честолюбие египтянки, Антоний невольно сделался её мстителем — прекрасная царица, как и большинство женщин, была крайне мстительна, но весьма осторожна даже в преступлениях.

Её сестра Арсиноя скрылась из Рима, где её использовали в триумфе Цезаря, и поселилась в Милете. Клеопатра, опасаясь, чтобы эта честолюбивая интриганка, вполне показавшая себя во время Александрийской войны, не произвела когда-нибудь волнения в Египте, или же просто из чувства мщения за прежнее упросила Антония её убить; одним преступлением больше или меньше, не всё ли это было равно для совести автора закона 711 года — закона смертной казни без суда.

Несчастная Арсиноя была задушена в храме Артемиды, где пыталась спастись от тайных убийц, присланных Антонием.

Египтянин, скитавшийся по Малой Азии, выдавая себя за утонувшего в Ниле Птоломея XII, был также убит.

Наконец, Клеопатра сердилась, неизвестно по какой причине, на Мегабиза, жреца большого храма в Ефесе, но Антоний остановил готовящееся преступление.

Мегабиз обязан своей жизнью членам городского магистрата, говорившим с Антонием от имени возмущённого народа.

В то же время была отрублена по приказанию Антония голова Серапиона, бывшего командира египетской эскадры, за помощь, оказанную Кассию.

Когда в 41 году Клеопатра прибыла в Таре, она застала Антония, занятого приготовлениями к походу против парфян.

В течение месяца были стянуты необходимые войска и заготовлены нужные для похода припасы, так что ничто не задерживало выступление армии. Однако весь следующий месяц Антоний провёл с Клеопатрой — для него он пролетел слишком быстро; поэтому Антоний отложил поход до весны, а сам уехал с царицей в Египет.

С этого времени и началась их совместная безумная, полная наслаждений жизнь, эта продолжительная и торжественная оргия, которую ещё в III веке нашей эры, даже после Нерона и Гелиогобала, представляли в римском свете, столь порабощённом развратом и пресыщенном роскошью, как неподражаемый образец.

Плутарх и Дион рассказывают, что празднества следовали за празднествами, пиры за пирами, охоты чередовались с прогулками на Нилу. Клеопатра не покидала Антония ни днём, ни ночью. Она пила с ним, играла, охотилась, присутствовала на всех военных учениях, когда нечаянно этот «человек войны», вспомнив, что он солдат, учил маневрировать свои легионы, Клеопатра, говорят, была мастерица придумывать без конца различные сочетания удовольствий.

Но это перечисление слишком сжато, этот набросок слишком бесцветен, чтобы с достаточной силой обрисовать грандиозные оргии, необузданную чувственность и расточительность «неподражаемых».

Один из древних, Плиний, весьма кратко охарактеризовал эту жизнь, быть может, помимо своей воли, в легенде, более или менее символической, о жемчужине.

Однажды, рассказывает Плиний, Антоний, приведённый в восторг роскошью и изобилием пира, воскликнул, что никто другой не может превзойти его в этом; Клеопатра, стремившаяся всегда перейти границы возможного, возразила, что обед этот был прямо жалок, и держала пари, что завтра же она даст пир, который будет стоить 10 миллионов сестерций (два миллиона сто тысяч франков). Антоний принял пари.

Данный на следующий день пир нисколько не отличался по роскоши от предыдущего. Антоний ликовал: «Клянусь Бахусом, здесь нет запаха 10 миллионов сестерций». «Я знаю, — ответила царица, — но всё, что ты здесь видишь, лишь необходимые принадлежности — я одна выпью на 10 миллионов сестерций». Сказав это, Клеопатра вынимает из ушей самую большую и красивую жемчужину и бросает её в золотой кубок с уксусом; жемчужина растворяется в уксусе, и Клеопатра выпивает этот кислый напиток. Она хотела пожертвовать и второй такой же жемчужиной, но Л. Планк, судья пари, остановил её, заявив, что она уже выиграла.

Соберите мысленно самые драгоценные материалы, мрамор, гранит, порфир, базальт, агат, оникс, дерево кедра и чёрное, ляпис-лазурь, бронзу, серебро и золото. Вдохновитесь могущественной египетской архитектурой, а также и красотой архитектуры греческой, вспомните о Пантеоне, о храме Зевса Олимпийца, о павильоне Рамзеса и о развалинах Аполлона-полиса.

Вообразите царские дворцы в Александрии, их сады, их террасы в несколько этажей, дворцы со службами, занимавшие треть города. Вообразите вновь эти массивные палаты, эти двойные пилоны, окаймлённые аллеями сфинксов, обелиски, превосходные пропилеи, конюшни шириной в 300 футов, длиной в 150 футов, где возвышался двойной ряд колонн, имевших десять метров в окружности и двадцать метров высоты и убранных цветами лотоса; вообразите святилища, стены которых разукрашены украшениями из черепахи, золота и драгоценных камней; вообразите эти длинные картинные галереи, в которых помещались картины Аппелеса, Протогена, бани с комнатами для потения, прудами холодной и тёплой воды, портиками, украшенными статуями; гимназии, театры, ипподромы, ристалища, усыпанные шафранным песком; столовые, где ложи из серебра попирают вавилонские ковры; атриумы, в которых крышу заменяет задёргиваемый на день занавес из пурпурового шелка, ценимого на вес золота, ночью же крышей служит покрытое сияющими звёздами небо.

Пусть цветут круглый год в садах розы, фиалки, наполняйте свежими цветами четыре раза в день мозаичные ониксовые вазы, заполните все помещения толпами рабов, музыкантами, танцовщицами, фокусниками, акробатами, мимами, гимнастами, укротителями змей. Заставьте стол устрицами из Тарента, муренами, бонитами, сваренными в листьях пальм, розовыми дроздами, перепелами, фазанами, лебедями, утиными печёнками, варёными птичьими мозгами, окровавленными зайцами, посыпанными кишнецом, трюфелями величиной с кулак, казавшимися упавшими с неба, как аэролиты, медовыми и мучными пирогами, самыми лучшими фруктами с берегов Средиземного моря...

В кухнях, на громадных пылающих очагах жарятся для пятнадцати гостей двенадцать кабанов на вертелах один за другим для того, чтобы один из них был готов в то время, когда его потребуется подать.

Остудите в снегу старое вино, фалернское двадцати лет, вино Флионта, Хиоса, Иссы, опьяняющее вино Лесбоса, варёное вино Родоса, сладкое вино Мителен, саприас, пахнущий фиалкой, «который возбуждает уснувшую любовь».

Зажгите светильники, факелы и люстры, обвейте колонны огненными лентами... Пустите из бронзовых ртов статуй ледяную воду для освежения воздуха, а из грудей Изиды душистую струю, наполняющую его ароматом... Позовите хоры певиц, аккомпанирующих себе на цитрах и арфах, труппы мимических плясуний, танцующих голыми, с золотыми бубнами в руках...

Прибавьте представления комедиантов, фарсы мимов, упражнения жонглёров, фантасмагории магов... Дайте зрелище морской битвы в большом порту, а на ипподроме бег квадриг и битву львов...

Позовите ряженых, окружающих золотую колесницу Бахуса и Киприды 1500 сатиров, миллионы амуров, 800 красавиц рабынь, одетых нимфами...

Наконец, представьте всё азиатское великолепие, египетское величие, изнеженность и извращённость греков, силу и распущенность римлян, соединённые в одной женщине, столь чувственной и прекрасной, безумно любящей удовольствия и роскошь, тогда, пожалуй, можно составить слабое понятие о жизни «неподражаемых».

Иногда Антоний и Клеопатра позволяли себе и вульгарные удовольствия: переодетые — она в костюме служанки из Таверны, он в костюме носильщика или матроса — они бегали ночью по улицам Александрии, стуча в двери, ругая запоздалых прохожих, входили в бедные квартиры, ссорились с пьяницам.

К большой радости Антония эти приключения кончались по большей части дракой, в которой римлянин, несмотря на его силу и ловкость, не всегда одерживал победу, и Клеопатра зачастую была обрызгана грязью.