Вилар похлопал по постели рукой, обтянутой бледной кожей:
— Присядь.
Заметив, как Адэр скривил губы, Малика выпалила:
— После долгой дороги не помешало бы пообедать. И вещи за меня никто не разложит.
Адэр хмыкнул и, сбросив плед на пол, развалился в кресле.
— Ты придёшь ко мне? — спросил Вилар. — Позже, когда разложишь вещи.
Малика кивнула. А куда я денусь? Теперь я ваша сиделка.
Мун совершал обход своих владений. За неделю ничего не изменилось. Слуги, занятые работой, окликали его и поздравляли с возвращением. Он махал рукой в ответ и продолжал путь. Спустившись в сад, заметил Адэра с каким-то человеком. Не желая лишний раз попадаться правителю на глаза, пошёл обратно. Сделав несколько шагов, медленно обернулся. Все звуки исчезли. Хотелось кричать, но голос пропал.
Мун брёл по газонам и клумбам, сминая цветы и ломая побеги кустов. Схватив Йола за рукав, выдавил:
— Брат…
Держа Йола за руку, словно страшась, что тот исчезнет, открыл двери флигеля. Злился, что слишком длинный коридор, и боялся, как бы от неожиданного счастья не остановилось сердце. Войдя с братом в комнату, разрыдался.
Йола принялся вытирать слёзы на его щеках:
— Мун научился плакать.
— Жизнь научила.
Хотелось прижать Йола к себе и не отпускать. Испугавшись, что от переживаний подкосятся ноги, Мун усадил брата на кровать. Примостился рядом.
— Сколько мы с тобой не виделись, Йола?
— Двадцать четыре года.
— Двадцать четыре, — еле слышно повторил Мун.
Годы пролетели как сон. Вся жизнь пролетела как сон — тяжёлый, мучительный. Порой желание проснуться было настолько сильным, что Мун рвал на себе одежды, раздирал ногтями тело в кровь, призывая ангела смерти. И всякий раз вместо ангела появлялся кто-то, ради кого Мун продолжал жить.
— Йола думал, что брат за долиной Печали.
— Как видишь — нет, — проговорил Мун, разглядывая вздувшиеся вены на своих руках. — Я пробыл у морун всего три года.
— Йола думал, что с земель морун не возвращаются.
— Они насильно никого не держат.
— Йола думал иначе… Йола знал, что найдёт в замке брата.
Мун недоверчиво покосился:
— Откуда?
— Вилар два дня бредил и звал Малику. Редкое имя. Йола знал одну женщину с таким именем. Потом Йола узнал, что в замке жил Мун. Но Йола не знает, куда ушёл Яр.
Мун опёрся локтями о колени, уронил голову на грудь:
— Яра убили.
Йола в голос выдохнул:
— Горе-то какое.
— И жену его… Малику… тоже убили.
Йола обнял Муна за плечи:
— За твоей спиной одни могилы… Чем ты провинился перед Богом?
Мун посмотрел в выцветшие глаза:
— Чем мы провинились? Три брата — Йола, Мун и Ахе. У нас нет ни жён, ни детей. Когда мы так сильно нагрешили?
Йола тяжело поднялся. Немного потоптался, разминая ноги. Подошёл к окну:
— Почему ты не вернулся к морскому народу?
Мун горестно хохотнул:
— Потому что морской народ меня выгнал.
— Это было давно. После смерти Яра обиды уже не имеют значения.
Мун потёр глаза, пытаясь отогнать видения из прошлого.
Морун — представительниц древнейшего народа — боялись и ненавидели. Их считали и до сих пор считают ведьмами, которые превращают мужчин в рабов. Когда Яр — воспитанник Муна — полюбил моруну и решил на ней жениться, ориенты сначала попытались снять с него колдовские чары. Однако обряды и молитвы не помогли: Яр не находил себе места и рвался к любимой. Тогда его посадили в клетку, и он начал сходить с ума: выл день и ночь, грыз железные прутья, рыдал как младенец. Мун сжалился над Яром и помог ему сбежать, за что ориенты назвали его предателем и изгнали из племени.
— Йола виноват перед Муном, — проговорил брат, отведя взгляд от вида за окном. — Йола не понимал Муна.
Мун покачал головой. Все силы ушли на то, чтобы вопрос прозвучал спокойно:
— Сейчас понимаешь?
— У Йола было время подумать. Йола надеялся встретить здесь Яра и попросить прощения. Теперь понесу вину до самой смерти. — Отодвинув стул от стола, брат сел. — О какой Малике говорил Вилар?
— У Яра и Малики родилась дочь Эйра. После смерти матери она взяла её имя.
— Правитель знает, что Эйра моруна?
— Нет.
— Почему она здесь, а не за долиной Печали?
— Долгая история. Не хочу рассказывать.
Брат потёр ладонями острые колени:
— Мун пойдёт с Йола к морскому народу?
— Если морской народ примет Эйру, пойду.
Йола хмыкнул:
— Шутишь?
— Нет. — Мун расправил плечи. — Но даже если бы ориенты её приняли, я бы никогда её к вам не привёл. Потому что чистому и светлому человеку не место среди трусов и лжецов.
Брат вскинул руку:
— Мун… не надо… Йола хочет искупить свою вину.
— Воскресишь погибших?
Порывшись в кармане штанов, Йола положил на стол холщовый мешочек.
Мун нахмурился:
— Спрячь.
— В мире Муна нужны деньги. Морской народ хочет помочь.
— Спрячь!
— Морской народ говорил на Совете и принял решение отдать тебе долю Яра.
— Спрячь, иначе я вышвырну тебя из комнаты и забуду, что у меня был брат.
Вздохнув, Йола затолкал мешочек в карман.
Малика тихонько постучала и заглянула в комнату:
— Мун… — Увидев на сером фоне окна два тёмных силуэта, пробормотала: — Я потом…
— Иди к нам, дочка, — сказал старик.
Малика в растерянности перешагнула порог. Она надеялась застать Муна одного и расспросить его о брате. Сейчас корила себя за нетерпеливость. Наверняка старики вспоминали нечто приятное и сокровенное, не предназначенное для чужих ушей.
— Что это вы в темноте? — спросила Малика, лихорадочно придумывая повод уйти.
— Да так. Заговорились.
Мун чиркнул спичкой, зажёг стоящую на столе свечу. Пляшущий огонёк осветил седые пряди, морщинистые лица, усталые глаза, опущенные плечи.
Мун положил ладонь поверх руки брата:
— Это мой брат Йола.
— Я знаю, — улыбнулась Малика. — Весь замок об этом гудит. — Пристально посмотрела на стариков. — Вы так похожи!
— Как Вилар? — спросил Йола.
— Спит.
— Посиди с нами, — сказал Мун.
Малика чувствовала себя лишней.
— Вы целый день ничего не ели. Я что-нибудь принесу.
— Йола знал Яра, — еле слышно проговорил ориент.
— Помолчи, — прошипел Мун.
— Вы знали моего отца? — несмело переспросила Малика, решив, что ослышалась.
— Йола шёл сюда встретиться с Яром. Не встретился.
Маленькая комнатка заходила ходуном. Огонёк свечи расплодился сотней подрагивающих огоньков. Малика на ватных ногах подошла к столу, опустилась на стул.
Йола полез в карман широкой штанины. Достал холщовый мешочек, протянул Малике.
— Яр… — Старик обвёл комнату взглядом, будто искал слова в тенях, пляшущих на стенах. — Яр забыл у морского народа.
Малика непослушными пальцами развязала шнурок. На ладонь из мешочка выкатились разноцветные жемчужины.
— Что это?
— Ориенталь. Морской жемчуг. Он твой.
— Я не возьму.
— Это не подарок. Это Яра. Йола возвращает. — Старик сжал её подрагивающие пальцы. — Неужели Йола зря нёс?
Обнял Малику, осторожно, ласково, и прошептал на ухо без малейшего акцента:
— Прости меня, дочка. Прости за всё.