Адэр кинул начальнику ветошь:

— Только попробуй запачкать салон.

Начальник забрался на заднее сиденье, забился в уголок и уткнулся лицом в тряпку.

Адэр вытащил из багажника канистру. Вылил на себя воду, встряхнул волосами. Водой из второй канистры окатил сапоги. Достал бутылку вина. Плеснул на разбитый кулак, прополоскал рот. Сделал несколько больших глотков и протянул бутылку Малике:

— Пей!

— Зачем?

— Пей!

Малика попятилась:

— Не буду.

Сверкнув глазами, Адэр схватил её за руку:

— Пей, а то залью!

Малика сделала глоток, закашлялась.

— Неужели ты никогда не пила вино?

Она отрицательно покачала головой:

— Никогда.

— Так надо, Малика, так надо, — с неожиданной усталостью проговорил Адэр. — Не дай бог подцепить заразу.

— Что вы там видели?

Он допил вино и выдохнул:

— Рабов. — Кивком указал на проходную. — Я их здорово напугал.

— Вы меня напугали. Нельзя так. Не пристало правителю кулаками махать.

— Я инспектор. — Закинув руки за голову, Адэр потянулся до хруста в костях. — Впервые в жизни обычный человек.

— А если бы ударили вас? Если бы накинулись скопом?

— Об этом я не подумал, — признался Адэр и, закрыв багажник, сел за руль.

Машина медленно катила по улице, на которой проживали зажиточные селяне. Адэр на долю секунды притормаживал возле каждого дома и смотрел в зеркало заднего вида на начальника, сидевшего с потерянной миной. Малика разглядывала свои руки, сложенные на коленях, и тяжело вздыхала.

Адэр притормозил перед домом с крышей из синей черепицы. Стоя возле калитки, пухлый мальчуган в этот раз держал ломоть пирога. Начальник не пошевелился.

Малец приблизился к автомобилю, улыбнулся Адэру. Глянув ему за спину, прошептал:

— Папа?

Начальник запричитал, размазывая по лицу кровь, сопли и слёзы. Малика затолкала под себя дрожащие ладони.

Адэр свернул на перекрёстке и повёл машину между неухоженными огородами с одной стороны и различными заведениями с другой стороны. За окном проплывали постоялый двор, трактир, рынок с пустыми прилавками, белое здание банка. Объявление на двери гласило: «Только для прииска». Толкаясь в очереди перед продуктовым магазином, бабы кричали и ожесточённо размахивали руками. На пару секунд умолкли, заметив автомобиль, и вновь разразились ругательствами.

Адэр заглушил двигатель возле дома с вывеской: «Охранительный участок». На крыльцо вышел молодой вихрастый человек в тёмно-зелёной форме стража порядка; на клапане нагрудного кармана поблёскивал жетон.

Даен, так представился хозяин участка, провёл посетителей в дом. Две смежные комнаты были разделены решётчатой дверью с навесным замком.

— Мой кабинет и камера, если надо, — сказал Даен, указывая на полутёмную комнату за решёткой. — Стол, стулья вынес, замок чик, и готово. Но там нет окна, а на генератор нет денег. Может, сядем здесь, в приёмной?

Адэр толкнул начальника в спину:

— Этого в камеру.

Страж посмотрел толстяку в отёчное лицо с опухшим носом и оплывшими губами. Опешив, коротко кивнул:

— Здрасте…

Вскоре начальник прииска при свече писал сам на себя докладную: сколько чего присвоил, за какой период. Малика и Адэр разместились в приёмной за столом. Даен смешно хмурил брови, стараясь казаться грозным, однако лучистые глаза предательски выдавали мягкий нрав.

— Пьянство всему причина, — говорил страж. — Получают «кот наплакал» и все «слёзы» пропивают.

— А если я цифру не помню? — раздался голос начальника.

— Лучше написать больше, чем меньше, — ответил Адэр. — И я прощу ошибку.

— А потому разборки, воровство, иногда убийства, — продолжил Даен. — Взять бы за шкирник, встряхнуть что есть мочи, и в лоб, чтобы горилку из памяти выбить. — Ударил кулаком по столу и развёл руками. — Не могу! Жетон, будь он неладный, не позволяет. Если мокрое дело, то да, сразу под замок. А если подерутся мужики или лопату стащат, или мешок картошки… Ежели всех в искупительные поселения отправлять — бабы с детишками с голоду помрут. Смотрю я на это… Одно название — страж порядка.

— Написал, — донеслось из кабинета-камеры.

— Перечисли имущество родни.

Прозвучали тихие стенания.

Страж почесал затылок:

— У него родственников — вся Богатая улица. До утра писать будет.

По крыльцу прогрохотали башмаки, в комнату вбежала растрёпанная женщина в добротном платье. На шее сползшая с головы косынка узлом набок, на поясе фартук в муке, в руке скалка. Подлетела к столу и скалкой по нему хрясть, аж стёкла в окошке звякнули.

— Ты что ж это, палач, творишь, — напала селянка на стража. — Порядочного человека бить? Я ж тебя, изверг, самого за решётку закрою!

Даен выставил перед собой руки:

— Тётя Фаня, не кричите. Мы во всём разберёмся.

На пороге камеры появился начальник:

— Фанечка… Золотце…

Женщина выронила скалку, бросилась мужу на шею, заголосила:

— Люди добрые! Да что ж это делается! Вашего кормильца бьют, а вы о ступеньки носки сбиваете.

С улицы донёсся гул, будто кто-то разворошил гнездо диких пчёл. Малика занервничала. Даен подошёл к окну, нахмурился. И лишь Адэр рассматривал разбитый кулак с таким видом, словно только что услышал забавный диагноз врача.

Со словами «Да мы сейчас вас…» селянка кинулась к двери.

— Я конфискую дом, — сказал Адэр.

Уже взявшись за дверную ручку, Фаня обернулась:

— Какой дом?

— Ваш.

Уперев руки в бока, селянка двинулась к Адэру:

— Ты кто такой?

— А вашего сына отправлю в приют…

— Да кто ты…

— …Если ты не замолчишь.

— Фанечка, делай, как он говорит, — проблеял начальник.

Не переставая оглядываться на Адэра, она приблизилась к мужу:

— Да кто он такой?

— Он страшный человек. — Начальник обхватил жену за плечи и разрыдался. — А я плохой человек.

Адэр сжал-разжал кулак, неторопливо прошёл через комнату, приоткрыл дверь. Перед крыльцом собрались люди, одетые с иголочки.

— Родня?

— Родня, — призналась Фаня.

Адэр вернулся на своё место, сложил на столе руки:

— Если не разойдутся, я конфискую их имущество.

У Фани подкосились ноги. Начальник подтолкнул её к двери:

— Делай, как он говорит.

Через пять минут начальник и его жена сидели перед свечой. Тихо переговариваясь и всхлипывая, заполняли бланк подписки о невыезде из селения.

— Почему на улице так воняет? — спросил Адэр у Даена.

— На какой улице? У нас их три: Рабочая, Богатая и Главная.

Адэр прикинул в уме: на Богатой живёт родня начальника, на Главной находятся разного рода заведения…

— На Рабочей.

— Там что ни развалины, так отхожее место. Мужики идут с трактира и заскакивают. Улица длинная, пока домой донесёшь.

Начальник с женой положили перед Адэром бумаги.

— В приисковую контору ни ногой, пока не приедет комиссия, — сказал он. — Если сбежите, найду.

Взял докладную и опись имущества. Долго изучал их, потирая подбородок. Какое-то время сидел, глядя на начальника, а тот сдувался прямо на глазах, беспрестанно вытирая то лоб рукавом окровавленной рубашки, то ладони о добротные, но словно пожёванные коровой штаны.

— Даю две недели, чтобы вернуть украденные деньги.

Толстяк схватился за сердце:

— У меня нет таких денег…

— Родные помогут, — усмехнулся Адэр.

— А если откажут?

— Без суда и следствия отправишься в тюрьму.

Фаня привалилась плечом к мужу и еле устояла на ногах.

— Без суда нельзя, — прошептала Малика.

— Проводи их, — приказал Адэр Даену и, когда за супружеской четой и стражем закрылась дверь, повернулся к Малике. — Что ты сказала?

— Он имеет право на защиту.

— Кто так решил?

— Наказание назначает суд.

Адэр схватил её за локоть и притянул к себе. Его глаза полыхнули гневом.

— Я — закон, я — суд. Мне продолжать?

Малика вырвалась и отскочила к окну:

— Вы Всевышний?

— На этой земле — да!

— Всевышнему потребовалось семь дней, чтобы сотворить мир. Вам же хватит минуты, чтобы его разрушить.

Подлетев к Малике, Адэр вскинул руку. Она сжалась в ожидании удара. А он указал в окно:

— Ты это называешь миром?

— Они другого не знают!

— Здесь жалость неуместна.

— А справедливость?

— Ты часто с ней сталкивалась?

— Нет. Но хотелось бы.

— Жалость и справедливость не уживаются рядом. Начальник похитил деньги, устроив на работу несуществующих людей. Разве не справедливо вернуть в казну наворованное?