Часть 09

На крыльцо охранительного участка вышел командир стражей порядка: ростом до верхнего бруса дверного косяка; в плечах косая сажень; шея крепкая, жилистая, как дубовый сук. Одёрнув тёмно-зелёную рубаху так, что на мощной груди затрещала ткань, командир упёр кулачищи в бока и окинул улицу взглядом.

Над крышами — соломенными и дощатыми, покрытыми серым сланцем и серебристым железом — краснело солнце. От дома к дому тянулась паутина проводов — селяне делятся с соседями светом. При таком раскладе лампочки горят не в полный накал, и поздним вечером нельзя вышивать или писать письма, или выполнять любую другую работу, требующую напряжения глаз, но лучше такое освещение, чем свет керосиновых ламп.

С высоты крыльца охранительного участка хорошо просматривались чистые квадраты дворов, посыпанные белым морским песком и обнесённые каменными оградами; где-то камни лежали глухими ровными рядами, словно соты, а у кого-то заборчик походил на ажурное вязаное полотно.

Кое-где перед домами буйствовали яркими красками цветники. Здесь живут истые хозяева, раз не поленились дойти до моря, собрать выброшенные на берег водоросли и удобрить скудную почву. У таких и огороды, как у климов, с густой сочной зеленью, ни клочка земли не видно. Но о климах селяне не любят вспоминать — на душе становится тошно.

Страж посмотрел в другую сторону.

Возле хлебной лавки о чём-то судачили бабы: на худощавых фигурах неброские платья; на шеях пёстрые платочки; на ногах башмаки с большой пуговицей на тупом носке; в руках плетёные из лозы кошёлки. И вряд ли ошеломляющая новость собрала товарок в кружок, скорее бабья слабость — чесать языками при любом удобном случае.

Перед витриной со сластями молчаливо толкались детишки. Сжимая в ладошках монетки, никак не могли решить, на что потратить своё «состояние». Чей-то пальчик указал на ярко украшенный пряничный домик, щедро политый мёдом и покрытый глазурью, и детвора загомонила, будто стайка взбудораженных воробьёв.

У калитки постоялого двора комнатная девка лениво трясла половик, сшитый из пёстрых обрезков ткани. Из окна гаркнул хозяин, и девка, перебросив коврик через плечо, поплелась на задворки.

С заднего двора банка выехали две машины с тезарскими флажками на капоте. Первую в округе прозвали «сундуком»: прямоугольная, как ящик; спереди узкая полоска стекла; сзади дверца; по бокам скобы; в серёдке драгоценные камни, которые прииск сдал в банк. Вторая — с большими тёмными окнами для хорошего обзора изнутри. В ней охрана, сколько человек и как они выглядят — никому не ведомо, этого не знает даже командир стражей.

Не успели банковские машины скрыться за поворотом, как с другой стороны улицы донёсся звук мотора.

Адэр вёл автомобиль по непривычно широкой улице, глядя то на баб и детишек, сгрудившихся перед магазинами, то на могучего стража, стоявшего на крыльце охранительного участка. За окном проплыли трактир, постоялый двор и неизменно белое здание банка с объявлением на двери: «Только для прииска». Остановиться бы да спросить, где живёт начальник, но тут чересчур людно — лишний шум пока ни к чему.

Вдоль дороги теснились опрятные дома с узорчатыми оградами из камня. Девочки в ярких платьях прыгали через скакалку, громко выкрикивая считалки. Мальчишки в клетчатых штанах и в рубашках, расстёгнутых до пупка, гоняли на велосипедах, раскручивая трещотки, от которых звенело в ушах.

Адэр свернул на другую улицу и затормозил перед сидящим на лавочке стариком:

— Как называется ваше селение?

Селянин поднялся, снял выгоревшую на солнце кепку и с гордостью произнёс, как гимн пропел:

— Прииск «Рисковый». — Улыбнувшись, добавил: — Заходите в гости.

— Благодарю, в следующий раз непременно зайдём, — ответил Адэр. — Не подскажете, как проехать к дому начальника прииска?

Селянин принялся водить расположенной плашмя ладонью из стороны в сторону, будто елозил тряпкой по столу:

— Поворот сюда, потом туда. Раз-два. Третий поворот сюда, а там и дом. Увидите резной конёк на крыше — значит, не ошиблись.

Вскоре Адэр вёл машину по нужной улице, выискивая конька. Хорошо, если он будет большой и сразу бросится в глаза. Нет, всё-таки маленький: старик сказал бы «конь», а не «конёк».

Достигнув конца улицы, Адэр развернул автомобиль и поехал ещё медленнее, барабаня пальцами по рулю. Терпение иссякало.

— Заходите в гости, — раздался женский голос.

Адэр ответил селянке: «Непременно», и поинтересовался, где дом начальника прииска.

— Вы его проехали. — Селянка вскинула руку. — Видите крышу с резным коньком?

— Просто скажите, какой по счёту дом, — произнёс Адэр жёстким тоном. Должно быть, этот злополучный конь совсем крошечный, раз он его не заметил.

— Четвёртый, — пробормотала селянка и торопливо пошла вдоль забора.

Никаких коней на доме не было. К верхнему углу крыши прибита тонкая доска — полукруглая, как раскрытый веер, с вырезанными насквозь завитушками.

Адэр пробежался взглядом по низкой изгороди, по старым каменным стенам, по ситцевым занавескам и глиняным горшкам с цветами. Сбоку дома под навесом из парусины стоял видавший виды мотоцикл.

Между дощечками калитки протиснулась собачка — ушки надломленным зонтиком, хвостик торчком — и мягко так: «Тяв».

Из окна выглянула женщина. Отодвинув цветок с разлапистыми листьями, спросила:

— Вы к Анатану?

Адэр смотрел в простоватое лицо, силясь вспомнить, от чьего имени приходили отчёты, а хозяйка, приподняв белёсые брови, добродушно улыбалась. Ну, если веер с узорами — конёк…

— К нему, — ответил Адэр и заглушил двигатель.

— Он на прииске.

— Папа на работе, — прозвучал детский голос.

Над изгородью показалась голова девчушки с тонкими, как карандаши, косичками.

— Аля! — окликнула её мать.

Девочка уселась на крыльцо, подпёрла кулаком щёку.

— Заходите в гости, — пригласила хозяйка.

Девчушка взяла со ступени трещотку, крутанула.

— Аля! — Мать постучала пальцем по подоконнику. — Не видишь, мы разговариваем?

— Где контора вашего мужа? — поинтересовался Адэр.

— Где же ей быть? На прииске. А зачем вам?

— Хотим посмотреть.

— Анатан ждёт вас? — с тревогой в голосе спросила хозяйка. — Подождите, я сейчас. — И скрылась за занавеской.

Над изгородью вновь появилась голова девчушки с круглыми от притворного страха глазками.

— Там чудища! — Аля протянула поверх забора трещотку. — Возьми.

Адэр щёлкнул зубами, чем вызвал у девочки радостный визг, и завёл машину.

На крыльцо выскочила хозяйка:

— Постойте! — Припустила к калитке. — Подождите!

Адэр вдавил педаль газа в пол. Посмотрел в зеркало заднего вида. Жена начальника бежала за ними по улице, размахивая руками. История повторялась, разве что распорядитель прииска додумался не выставлять напоказ свои доходы, а значит, придётся потрудиться, чтобы уличить его в воровстве.

Всё вокруг казалось враждебным и лживым. Не желая разговаривать с криводушными селянами, Адэр разузнал у детворы, в какой стороне находится прииск. Из множества тропинок, уводящих от посёлка в нужном направлении, выбрал самую протоптанную. Вполне возможно, что именно по ней сотни рабочих добираются до месторождения рубинов — одних из наиболее дорогостоящих камней.

Адэр неторопливо объезжал валуны и ямы, кусты с колючками и засохшие деревья, стараясь не потерять из виду дорожку, бегущую через непривычно жёлтую, с бронзовым отливом пустошь. Вдали виднелись туманные очертания холмов.

В песке появились странные серые нити, точно седые волоски в золотистой шевелюре. С каждой минутой нити делались шире, длиннее. И вскоре по пустоши потянулись дымчатые полосы-пряди.

Адэр затормозил. Открыв дверцу, набрал пригоршню седой пыли. Пепел… Отряхнул руку. На коже осталась маслянистая плёнка.

— Как думаете, о каких чудищах говорила девочка? — прозвучал взволнованный голос.

Вытирая ладонь тряпкой, Адэр покосился на Малику. С недавних пор от её чёрного взгляда нет-нет да и пробежит мороз по коже. Или это он придумал? Истосковался по нежному взору Галисии, по гибким рукам, тонкой талии и горячему дыханию на своих губах? Возможно. В Тезаре редкая ночь проходила в холодной постели. И чаще всего в ней была его хрупкая и кроткая Галисия Каналь.