Меньше чем через час Адэр заглушил двигатель примерно в сорока шагах от сторожки — к ней вела слишком узкая для проезда тропа, по бокам которой темнели островки земли, покрытые пеплом. Дощатое строение с одним оконцем стояло на деревянных сваях. Высокие ступени взбегали к прочной двери. Ветерок перебирал на крыше тёмно-золотую солому. Чуть дальше, за домиком, возвышались горы песка и камня.

Из сторожки вышел старик и, поигрывая трещоткой, направился к автомобилю. Местный дурачок? Хорош же начальник, если доверил охранять государственное добро больному человеку.

Адэр достал из бардачка блокнот, открыл дверцу.

— Что это с ним? — обеспокоенно произнесла Малика.

Старик опрометью нёсся к машине, лихорадочно дёргая шнур с деревянными пластинками. Над пустошью летел сухой звонкий треск.

От вида сумасшедшего сторожа сердце ёкнуло и забилось где-то под коленками. Адэр захлопнул дверцу.

— Какого чёрта вам надо? — крикнул старик, прильнув к окну морщинистым лбом. Дурацкая детская игрушка в его руках не переставала трещать. — А ну, вон отсюда!

Адэр сжался как пружина. Стиснув зубы так, что сам увидел на скулах собственные желваки, припечатал к стеклу предписание о проверке прииска.

— А ты мне бумажку не тычь, — не унимался старик. — Проваливайте! Живо!

Пытаясь совладать с рвущейся наружу яростью, Адэр толкнул дверцу, но сторож подпёр её коленом.

— Проваливай и баста! Не то собак спущу.

— Он не шутит, — прошептала Малика. — Давайте уедем.

Пружина внутри Адэра резко распрямилась, даже показалось, что в ушах взвизгнула сталь витков. Он опустил стекло, схватил сторожа за ворот рубахи. Сделав молниеносный оборот кистью, намотал ткань на кулак и по плечи втянул горлодёра в салон. Обветренное, с дряблой кожей лицо покраснело как переспелый арбуз, рот искривился ржавым гвоздём, глаза вылезли из орбит и стали похожи на глаза бульдога. Странное дело, но трещотка продолжала звонко трещать. И совсем уже странно: Адэр явственно ощущал, как ему в спину бьётся волной страх Малики.

Он ослабил захват и процедил сквозь зубы:

— Мне нужен начальник.

— Так бы сразу сказал, — прохрипел сторож. — Я провожу вас.

Адэр оттолкнул старика от машины:

— И выбрось эту идиотскую игрушку.

— Нельзя. Ады проснутся.

— Это кто?

— Собаки.

Пока старик, хлопая ладонью себя по груди, прокашливался, Адэр смотрел по сторонам, стараясь не встречаться с Маликой взглядом. Неожиданно для себя вымолвил:

— Я не горжусь собой, но иного способа взять себя в руки я не нашёл. Можешь остаться. — И открыл дверцу.

Он брёл, глядя Малике в спину, и усмехался. Как, должно быть, нелепо смотрится их маленькая компания, шагающая по извилистой дорожке между пятнами пепла, расплескавшимися точно грязные лужи. Впереди полоумный дед раскручивает трещотку, за ним идёт Малика. Вертит головой туда-сюда, высматривая обещанных собак. И он — в рубашке, пожелтевшей от стирки дешёвым мылом, в сморщенных, не первой свежести штанах и в припылённых сапогах, по которым стоит пройтись щёткой, и в носках отразятся плывущие по небу облака.

Поднявшись по ступеням, старик толкнул плечом дверь сторожки, пропустил Адэра и Малику, сам вошёл следом. Дом изнутри походил на палату в лечебнице для умалишённых: пол и стены были обиты толстым войлоком.

— Так вы, значит, ничего не знаете, — сказал сторож и бросил трещотку на укрытый дерюжкой топчан. Смахнул рукавом паутину с оконной рамы. — Смотрите.

И когда незваные гости уставились в окно, легонько хлопнул дверью.

Пятна пепла перед домом взбугрились, встрепенулись и подняли в воздух серые хлопья. Миг, и хлопья вновь укрыли землю дымчатым слоем, открыв взору тонкокостные, обтянутые свинцовой кожей скелеты собак, замерших в стойке для нападения.

Адэр и Малика отпрянули от окна.

— А! Красавцы! Прям из ада встали, — с искренним восхищением произнёс старик и постучал в стекло.

Собаки повернули морды к дому: литые, без отверстий носы, плотно прижатые к черепу уши-монетки, затянутые беловатой мутной плёнкой глаза.

Адэр вновь прильнул к окну:

— Слепые.

— И глухие, и запахов не слышат. Зато чуют содрогание воздуха и земли. — Старик немного помолчал и тихо добавил: — Я так думаю.

— Откуда они? — спросила Малика.

— А кто ж их знает? Пытались прикормить, приручить, значит. И хлеб приносили и мясо — не едят, а птиц на лету хватают, и зайцев хватают, и мышей, и диких собак. Кровь им нужна. Живая кровь. А трещотки боятся. А теперь вашей машины боятся, значит, — говорил старик важно, с расстановкой. — А вам повезло, не загрузли в их норах. А могло не повезти.

— Норы глубокие? — поинтересовался Адэр.

— Где по колено, а где батогом дна не достать. И спят они там, пока содрогание их не разбудит.

— Получается, к прииску никто незамеченным не пройдёт.

— Получается так, — согласился старик. — Трещотку за версту слышно. Слышите?

В сторожку сквозь войлок действительно пробивался звонкий треск. Вскоре мимо брошенной машины проехал на велосипеде человек, одной рукой держа руль, другой раскручивая шнур с пластинками. Ады повернули головы в его сторону, припали к пеплу и словно растеклись.

— Надо же, успел! — обрадовался курносый паренёк, войдя в дом. — Тётя Тася отправила за вами вдогонку, предупредить о собаках.

— Успел… — усмехнулся Адэр.

Они шли по дорожке мимо нагромождений из камня и куч песка и глины. Норы адов исчезли. Старик надел на шею шнурок с дощечками и, шествуя впереди, по-хозяйски размахивал руками:

— Там месторождение приказало долго жить. А там порода, что алмаз, ничем не пробьёшь. А вон…

Указал на два небольших здания, виднеющихся между отвалами пустой породы:

— …Контора и приёмный дом. Рубины принимают, значит. Мы сперва на объект заглянем, Анатан в конторе редко сидит. А оттуда…

Старик махнул рукой в сторону высокой деревянной вышки с шатровой крышей:

— …Прииск как на ладони.

Выйдя из-за очередной груды остроугольных камней, они остановились на краю глубокого котлована. Внизу по колено в воде копошились рабочие: одни орудовали лопатами, другие раскачивали огромные сита. Облепив противоположный склон, люди отбивали твёрдую породу кирками и мотыгами. Над обрывом стояли несколько человек. Вцепившись в верёвки, вытягивали из котлована вёдра, наполненные глиной.

— Анатан! К тебе пришли, — крикнул старик, сложив руки в рупор.

На дне ямы от толпы рабочих отделился невысокий худощавый человек в резиновых сапогах до середины бедра и устремился вверх по дорожке, похожей на серпантин.

Через несколько минут загорелый мужчина средних лет — с весёлым искристым взглядом и выгоревшими на солнце короткими волосами — поклонился Малике, вытер руку о рубаху и протянул Адэру:

— Анатан Гравель.

Стиснув крепкую ладонь, Адэр ощутил шершавые мозоли.

Немного позже, сидя на деревянных стульях в кабинете начальника и держа запотевшие стаканы с холодной водой, Адэр и Малика наблюдали, как Анатан достаёт из старенького сейфа стопки документов и раскладывает на столе.

— Это карточки рабочих. Это расчётные ведомости, — объяснял он, похлопывая рукой по пачкам. — Здесь копии моих отчётов. Это сводные таблицы по добыче камней за последние пять лет.

Пролистывая бумаги, Адэр слушал натруженный голос и понимал, что прииском заправляет настоящий хозяин.

— Копаем до подземных вод, промываем каждую песчинку, копаем дальше. Вот и вся наша работа, — говорил Анатан, подталкивая к Адэру очередную пачку. — Мне бы машины… С черпаком, вокруг колёс гусеницы. Едут везде, что по грязи, что по камням. И машину рабочих возить. До посёлка семь миль, и всё пешком. Туда-сюда и четверть жизни в дороге.

Просматривая документы, Адэр усмехнулся:

— Где топливо возьмёшь?

— А вы где берёте?

— Мне из Ларжетая привозят.

— Из столицы, значит. А в Ларжетай откуда привозят?

— Из Тезара.

Анатан присел на край стола:

— А мы ведь в Ларжетай по топливо не ездим, и в Тезар не ездим. Я как-то разведку проводил, колодцы копал. Вытягиваю из одного колодца ведро, а вода горючим пахнет.

Адэр оторвал взгляд от бумаг:

— Горючим, говоришь?

— Ну да. Раз написал наместнику, два. Молчок! А тут умельцы нашлись, из этой воды топливо гонят. Правда, это топливо доброго слова не стоит. Мопеды трещат, дымом плюются. Но едут!