Встреча с руководителями русских большевиков произвела огромное впечатление на Сухэ-Батора. Давно ли мечтал он о встрече с такими людьми!

А сегодня до позднего часа он вел с ними разговор, впитывал в сердце и голову ленинские наставления. Это уже была реальная помощь. Он обрел новых друзей, крепких, закаленных в борьбе. И чудесный друг Чойбалсан, веселый, спокойный. Он уже много раз встречался с русскими революционерами; они посещали собрания чойбалсановского кружка, рассказывали кружковцам о революции в России, о советской власти.

— Заходите чаще, Гоймин-Батор, — пригласил Кучеренко, — но будьте осмотрительны.

Сухэ-Батор с жаром пожал протянутые руки новых друзей, сказал с плохо скрытым волнением:

— Раньше мы не знали, куда идти, в каком направлении двигаться. Теперь мы услышали драгоценные слова: социализм, коммунизм. С вашей помощью, товарищи, мы обязательно выполним наше дело.

С Чойбалсаном договорились слить кружки в единую революционную партию. Так советовали и русские коммунисты. Поддержали они и предложение Сухэ-Батора использовать на пользу народной революции противоречия между монгольскими феодалами и китайскими милитаристами. Следовало привлечь на свою сторону влиятельных лам, князей, а, возможно, и самого богдо-гэгэна.

…19 февраля 1920 года состоялась церемония передачи власти над Монголией генералу Сюй Шу-чжену. Эта церемония совпала с празднованием монгольского Нового года.

Утром от Зеленого дворца, находящегося в трех верстах к югу от столицы, до, главного ургинского монастыря Ихэ-хурэ были выстроены еще не демобилизованные монгольские цирики, а в юго-восточном направлении до самых центральных ворот дворца богдо-гэгэна стояли в две шеренги китайские солдаты при полном параде. Грохнул трехкратный салют из орудий. Джебдзундамба в сопровождении придворной свиты и телохранителей выехал из дворца. Поравнявшись с шеренгами китайских солдат, он не поехал, как обычно, по направлению к центральным воротам, а свернул в сторону и вошел во дворец через боковые ворота. Когда богдо скрылся, заиграла музыка. Показался блестящий автомобиль, украшенный китайскими флагами. В автомобиле, откинувшись на подушку, сидел генерал Сюй Шу-чжен. Автомобиль покатил в столицу и остановился у ворот Желтого дворца. Сюй важно вылез из автомобиля и, приказав нести впереди себя на паланкине портрет китайского президента, вошел во дворец через главные ворота. Сюй приказал поставить портрет президента на центральный престол и встал рядом с ним. Затем он довольно грубо потребовал, чтобы богдо-гэгэн три раза поклонился портрету. Затем портрету должны были поклониться высшие ламы, князья и чиновники.

Вся власть отныне переходила в руки генерала Сюй Шу-чжена. При богдо-гэгэне было оставлено всего лишь около шестидесяти цириков в качестве личной охраны.

Город Кяхта.

Первые подразделения Красной Армии, прибывшие в Монголию на помощь Народной армии.

Сухэ-Батор. 1922 г.

П. Е. Щетинкин. 1921 г.

X. Чойбалсан. 1921 г.

Генерал Сюй приказал выгнать на улицу все население столицы. Но веселья в этот день не было. Все были хмуры, молчаливы. Китайский унтер-офицер, размахивая саблей, кричал:

— Песни, песни! Пойте песни, скоты!.. Веселитесь. Празднуйте же свой Новый год, приветствуйте генерала Сюя!

Нашлись и такие, что откликнулись на приказ унтер-офицера. Унтер-офицер плохо знал монгольский язык:

— Громче, громче! — поощрял он.

А песня ширилась, крепла. Послышался смех. Казалось, толпа обезумела:

Унтер-офицер расплывался в блаженной улыбке. Но вот показался толстый офицер в очках. Он подбежал к унтер-офицеру и ударил его кулаком в зубы, а затем закричал, призывая солдат:

— Разогнать! Заткнуть глотки!..

Поодаль стояли два молодых человека и смеялись.

— Знакомая песня! — воскликнул один из них, высокий, плечистый.

— Замечательная песня, — отозвался другой, плотный, среднего роста: — Нельзя уничтожить дух сопротивления никакими пушками. И Сюй скоро в этом убедится…

— Нужно его убить!.. — прошептал высокий и сжал кулаки.

— Кого? — спросил плотный.

— Сюй Шу-чжена.

Лица молодых людей сделались сосредоточенными, серьезными. Глаза, устремленные на китайских солдат, горели ненавистью.

Это были Сухэ-Батор и Чойбалсан.

Алтан-Гадас — значит Полярная звезда. Монголы называют ее «Золотой кол». Вокруг «Золотого кола», словно на привязи, пасутся небесные стада — звезды.

В ясные зимние ночи все чаще поглядывал Сухэ-Батор на Полярную звезду. Его все не покидала мысль о поездке на север, в революционную Россию. Увидеть бойцов легендарной Красной Армии, рабочих и крестьян, хоть раз вздохнуть воздухом свободы. Сердце рвалось туда. Всего около трехсот верст отделяли его от этой удивительной страны. Скакать день и ночь по знакомой, изъезженной много-много раз дороге. Каждая лощина, каждая сопка врезалась в память, и стоит лишь закрыть глаза, как весь путь будто на ладони. Кяхта, Кяхта… Она почти что рядом. Когда-то Сухэ был ямщиком на тракте Урга — Кяхта. До сих пор вдоль тракта кочуют давние знакомые. В их юртах можно отдохнуть, укрыться от китайских солдат.

Сухэ-Батор отчетливо представлял, как перейдет границу, как встретит первого советского человека и что ему скажет. Врач Цибектаров передал Сухэ-Батору деревянную дощечку из кедра, толщиной в палец— «бирку дружбы» («эв мод») с монгольской и русской надписями. Это был своеобразный пароль для перехода на ту сторону. В руках Сухэ-Батора находилась лишь половина бирки, завернутая в шелковый платок. Другая половинка хранилась на русской стороне. Монголо-русская дружба должна быть такой же тесной, как совпавшие половинки «эв мод».

Этот древний обычай был хорошо известен Сухэ-Батору. Еще при маньчжурах тайком от них в определенное время года на границе сходились монголы и русские и сличали обе половины бирки. Если они полностью совпадали, то устраивался Надом с конными скачками, произносились благопожелания и тосты за вечную монголо-русскую дружбу, делались взаимные подарки, начинался обмен товарами. Монголы привозили шерсть, войлоки, мясо, шкуры и меха, русские — соль, железо, ножи, хлеб.

Да, «бирка дружбы» была надежным пропуском.

С врачом Цибектаровым, Кучеренко и Гембаржевским Сухэ-Батор встречался несколько раз. Беседы с этими закаленными в борьбе революционерами стали настоящей политической школой. Они хорошо знали историю зарождения первых марксистских кружков в России, были в курсе всех последних событий и, по-видимому, поддерживали связь с Красной Армией, получали литературу. Им ведомо было ленинское слово правды.

Если еще до недавнего времени Владимир Ильич Ленин был для Сухэ-Батора почти сказочным героем, то сейчас он начинал понимать его как гениального вождя всех угнетенных, их друга и учителя, мудрого политического и государственного деятеля. Больше всего Сухэ-Батора поразило то, что Ленин не только знал о бедственном положении монгольского народа, но и всегда выступал защитником его надежд и чаяний.