Командир корпуса, прихрамывая, пошел докладывать Ватутину и вскоре вернулся в сопровождении затянутого в комбинезон генерал-майора танковых войск.

— Товарищи, — сразу же заговорил танкист, — немецкая военная промышленность освоила выпуск новой бронетанковой техники. Сейчас гитлеровское командование поспешно оснащает этой техникой свои войска. В боях под Харьковом нам удалось захватить образцы наиболее важных типов этой техники, и они представлены здесь. Особенно обратите внимание на танки «пантера» и «тигр» и сверхтяжелое самоходное орудие «фердинанд».

Не раз Поветкину приходилось слышать целые легенды о новых немецких танках, которые якобы представляли из себя настоящее чудо. Одни утверждали, что эти особенные танки не берет ни один снаряд, ни одна противотанковая мина. Другие, ссылаясь на рассказы очевидцев, так расписывали огневую мощь новых вражеских машин, что, будь эти сведения хоть наполовину верны, ни один советский танк не смог бы и минуты продержаться в борьбе с этими чудовищами. Фантазия третьих уводила в область невероятного, доказывая, опять-таки по сведениям очевидцев, что новые фашистские танки так же свободно перемахивают через глубокие и широченные реки, как и ходят по земле, что они, как солому, валят толстенные деревья, с ходу прыгают через противотанковые рвы и овраги, не вязнут в болотах и трясинах, как яичную скорлупу, рушат и крошат завалы, баррикады, стены домов и строений. Многому из этих рассказов Поветкин не верил, но в душе его нарастала тревога.

Еще издали рядом с хорошо знакомым немецким танком «Т-3» Поветкин увидел массивную угловатую машину с длинной пушкой. Сваренная из толстых стальных плит, с намалеванной на борту полосатой пантерой, она словно всем своим сорокапятитонным корпусом изготовилась к прыжку. Рядом с «пантерой» шестидесятитонной глыбой возвышался тяжелый танк «тигр». Длинностволая пушка его обладала высокой скорострельностью и могла почти за километр пробивать броню любого нашего танка.

Осматривая внутреннее устройство, измеряя толщину брони, прикидывая возможности вооружения, Поветкин все более и более мрачнел, мысленно представляя себе встречу с такими громадами.

По суровым, сосредоточенным лицам других командиров полков и дивизий Поветкин видел, что и они, так же как и он, подавлены видом новых германских танков. К тому же и танковый генерал, объясняя устройство и возможности «пантер» и «тигров», словно умышленно сгущал краски и без конца приводил все новые и новые примеры их грозной силы и поразительной неуязвимости.

— Ну как, страшновато? — услышал Поветкин веселый спокойный голос и увидел неторопливо подходившего Хрущева. — И названия-то придумали: «тигр», «пантера»! Зверье хищнейшее. Дескать, попадись только, враз клочья полетят! — с усмешкой сказал он и постучал кулаком по лобовой броне «тигра».

Он о чем-то задумался, морща широкий лоб, отошел от танка и спросил не знакомого Поветкину высокого генерала:

— Помните, Семен Андреевич, как немецкие воющие пикировщики появились?

— Еще бы, Никита Сергеевич! — ответил генерал. — Валится махинища из поднебесья и воет ужасающе. Тошновато было, — крутнул головой генерал, — а потом ничего, обвыкли.

— И поняли, — подхватил его мысль Хрущев, — не от хорошей жизни гитлеровцы на своих пикировщиках сирены понаставили. Когда дров нет, и щепка — топливо. А дровишки-то у фашистов к тому времени, как у незапасливого хозяина к весне, довольно-таки поистратились. И в небе все теснее и теснее от наших самолетов стало. И с земли не отдельные хлопки, не огонь жиденький, а ливень, шквал снарядов и пуль. Иначе говоря: материальные условия войны изменились. Мы тогда в технике если еще и не добились перевеса, то достигли по меньшей мере равенства. Перегнать нас гитлеровцы уже не могли. И вот они пошли на трюкачество, решили на психике сыграть, поставили сирены на своих самолетах. Нечто подобное есть и в названиях этих новых машин. «Тигр», «пантера», «фердинанд». Зверье неукротимое! Только нет зверя, чтобы его капкан не прихлопнул.

Хрущев смолк и, неторопливо пройдясь перед строем, резко, со звоном в голосе, продолжал:

— Но волк остается волком, и его, как овечку, голыми руками не возьмешь. Антон Миронович, — подошел он к хмурому, с багровым шрамом через всю щеку артиллерийскому полковнику, — ваши артиллеристы первыми под Харьковом с «тиграми» столкнулись?

— Мои, — мрачно подтвердил артиллерист.

— И как? — еще ближе подошел к полковнику Хрущев.

— Да что, Никита Сергеевич, и вспоминать тошно.

— Вы не хмурьтесь, — весело улыбнулся Хрущев, — за битого двух небитых дают. А вы хоть и здорово пострадали, но все же «тигров» остановили.

— Остановили, — с хрипом всей грудью вздохнул полковник. — Как только остановили-то! Тяжелые пушки-гаубицы пришлось тракторами на открытые позиции выдвигать. А другие-то снаряды что горох отскакивали, даже самые сильные бронебойные. Вон у него лбище-то какой! — со злостью показал полковник на пятнистого «тигра».

— Все это в прошлом, больше не повторится, — проговорил Хрущев. — Партия и правительство приняли самые решительные меры. Наши конструкторы создали, а промышленность уже выпускает новые снаряды — подкалиберные и кумулятивные. Они пронизывают броню любого фашистского танка в любом месте. Вот, товарищи, взгляните, — сказал Хрущев и двинулся на опушку леса, где темнели силуэты «пантеры» и «тигра». — Вот что такое новый снаряд! — воскликнул он, остановясь у свалившегося набок «тигра» с множеством рваных и совсем необычных, словно выжженных пробоин.

Генералы и офицеры, тесно обступив изрешеченный новыми снарядами «тигр», вполголоса переговаривались.

— Это же наша пушка семьдесят шесть, а проломила-то насквозь.

— И эта по дыре вроде тоже семьдесят шесть, не здесь не пробито, а скорее прожжено.

— Это удар кумулятивного, или, как его попросту называют, бронепрожигающего, снаряда, — пояснил танковый генерал.

— Значит, есть чем бороться, — взволнованно сказал Поветкин генералу Федотову.

— Да. Средства борьбы есть, — задумчиво проговорил Федотов, — но главное-то — люди, люди.

— Вот именно, Николай Михайлович, люди, — подходя к Федотову, сказал Хрущев. — Самое страшное в борьбе с танками — это танкобоязнь.

Услышав голос Хрущева, генералы и офицеры мгновенно стихли и плотно окружили члена Военного Совета фронта.

— Но танкобоязнь — это не врожденный порок, — пристально глядя то на одного, то на другого командира, продолжал Хрущев, — это временная болезнь вроде гриппа. И лекарство против этой болезни одно: воспитание и обучение. У нас чудесные люди, товарищи! — с жаром воскликнул Хрущев. — Вот в полку товарища Поветкина есть замечательный молодой паренек Саша Васильков. Здесь, под Белгородом, он столкнулся с фашистским танком. И подбил его. Но как? Первой гранатой, говорит, промахнулся, промазал и второй, и только третья попала в цель. А почему? Он сам убедительно и очень просто объясняет. «Я же, — говорит, — не только вражеского, но своего танка вблизи не видел». Вот она где, беда-то, товарищи! Нужно тренировать людей с нашими танками. Не жалеть ни горючего, ни времени, ни сил. Конечно, главная сила в борьбе с танками — это артиллерия и танки. Но условия современной войны сложны и разнообразны. Попасть под удар вражеских танков может любой воин, в любом месте, даже в глубоком тылу. Поэтому все наши войска должны быть готовы к борьбе с фашистскими танками. Вчера Военный Совет фронта принял специальное решение: «обкатать» все наши войска танками. Суть приема очень проста: посадить людей в узкие глубокие окопы и пустить на них наши танки. Каждый воин должен пройти это испытание. И не просто посидеть в окопе, а научиться смело и вовремя бросить в танк гранату, бутылку с горючей смесью. Это, товарищи, важнейшее мероприятие. Оно закалит наших молодых воинов, излечит их от танкобоязни. Учить их надо, товарищи, учить конкретно. Пусть каждый, как когда-то «Отче наш», запомнит уязвимые места «тигра», и пусть каждый знает о наших новых снарядах, новых пушках. Враг, товарищи, — в этом у нас не должно быть никаких сомнений — готовится к последнему, самому решительному натиску. Силы у него велики.