***

Время. Бездушно стирает из памяти что-то целостное и обостряет несущественные мелочи. Они всплывают и предстают в новом свете с новым восприятием. Удивляешься, что тогда не придавал им большего значения, в то время, как сейчас они кажутся бесценными. Секунды незаметно сливаются в минуты, превращаются в часы. Дни похожи на однообразную серую массу и тянутся подобно капле сахарного сиропа. Медленно. Тягуче. Липко. Я не замечаю происходящих во мне изменений. Вернее не замечал. До недавнего времени. Неделю спустя после разговора в квартире Тео, я обнаружил себя стоящим напротив его дома. Отрезок между номером в отеле очередного клиента и этим местом я категорически не помнил. В слепых окнах было темно, лишь в его горел свет. Я не знал, что здесь делаю и почему здесь очутился. Меня влекло как мотылька к смертоносному пламени — сгореть, но утолить свое любопытство и на миг почувствовать жар во всем теле. Тусклый свет фонарей слабо освещал улицу, и я старался не ступать в мутные пятна этого света на тротуаре. Стоял в тени и просто смотрел на окна.

Тео оставил мне возможность вернуться. Он оставил крохотную соломинку, за которую я мог бы ухватиться, если бы вдруг решился. Но в этом не было никакого смысла. Вернуться, означало бы согласие что-то менять, а делать это не представлялось возможным. Я не смог бы ответить ни на один вопрос, не смог бы объяснить свои уходы и приходы. Тео был прав во всем. Я не принадлежал ему, но он не знает, что себе я тоже уже давно не принадлежу и мне просто нечего ему дать, кроме своего тела. А ему этого не достаточно.

Мир вновь превратился в немое черно-белое кино. Нет красок. Нет звуков. Только периодические титры на темном экране в виде звонков Дэйва и дежурный обмен фразами с очередным клиентом. И я точь-в-точь как один из тех актеров, чью речь заменяют выведенные кем-то другим вычурные реплики. Жизнь? Жалкая тень себя самой же. Все как прежде. Как было всегда. До Тео. Простояв там какое-то время, я ушел только когда в его окне погас свет. Вернулся домой разбитый и опустошенный.

Прошло три дня после этого необдуманного порыва. Ровно три дня. И я вновь оказался здесь. Стою на противоположной стороне улицы от его дома. Зачем возвращаюсь? Почему не могу его отпустить? К чему этот мазохизм? У этой истории не счастливый финал, как и у всех остальных, подобных ей. Ночь благосклонно прячет меня под своим пологом, помогая оставаться незамеченным в своей слабости. Как патетично. Каждый раз смотрю на дверь его парадного входа и понимаю, что в любую минуту, могу пересечь разделяющее меня от нее расстояние и попытаться вернуться в ту параллельную реальность, из которой меня выбросило в открытый космос. Без скафандра. Но именно это и удерживает. Одиночество жарко нашептывает мне на ухо свои клятвы в верности, и у меня нет оснований ему не верить. Еще несколько минут и свет в окне Тео гаснет. Медленно разворачиваюсь и, направляясь по пустынной улице, иду бесцельно слоняться по ночному городу в надежде, что мои ноги устанут раньше, чем измученный мыслями мозг, и я быстрее провалюсь в свой черный бездонный колодец без сновидений, когда вернусь домой.

Ночная жизнь оживленных улиц не затихает ни на секунду. Зазеркалье. С заходом солнца здесь все меняется до неузнаваемости. Грязь и пороки выползают изо всех возможных щелей. Наводняют. Есть время до восхода. Падкие на развлечения люди готовы сорить деньгами, прожигая свою жизнь. С безразличием смотрю на вызывающе одетых проституток, с остервенением выглядывающих свой лотерейный билет в виде щедрого клиента. Молоденьких мальчиков, предлагающих свое тело за сотню. Чем я лучше их? Ничем. Чем я отличаюсь от них? Ничем. Мне просто не приходится стоять на краю тротуара каждую ночь. Меня находят сами и я точно знаю, сколько получу за свои старания. Не большое различие, правда? Стеклянный саркофаг все также прочно сковывает все внутри. Понимаю, что со временем забыл, что же там под ним скрывается. Мой личный ящик Пандоры. Ни в коем случае не открывать. Ни при каких обстоятельствах. Внутренние демоны исправно несут свою службу, охраняя его от чужих посягательств.

Несколько раз слышу недвузначные предложения и ловлю пожирающие взгляды на себе. Равнодушно усмехаюсь. Я вам не по карману. Но это отличное место для того, чтобы вспомнить к какому миру я отношусь. В нем не существует тепла и света, они здесь ни к чему. Свет и тьма могут соприкоснуться лишь ненадолго, сменяя друг друга на рассвете и закате, но никогда не будут сосуществовать вместе.

В пустой квартире лишь одно напоминание о Тео — моя фотография. В почти пустом списке контактов моего телефона еще одно — его номер. В моей голове их сотни. И я живу вместе с ними. Каждую секунду. Просто потому, что забыть — значит потерять что-то ценное. Утро. Мрак повержен и покорно отступает перед этим натиском. Лишь осторожно наблюдает несколько минут из темных подворотен за торжеством света. Завидует. Совсем как я. Время. Лечит. Не меня.

***

Смотрю в блестящие черные бусины глаз и медленно, будто это существо способно понять мою речь, цежу сквозь зубы:

— Если ты еще раз попытаешься меня лизнуть, укушу.

Пеппа или Пиппа, или Как-ее-там-зовут небольшой йоркширский терьер с трогательным и очаровательным красным бантиком между ушками обижено скулит мне что-то в ответ, явно уязвленная моим некорректным поведением. Наша с ней «госпожа» великодушно бросает на нас взгляд, и я обворожительно улыбаюсь в ответ.

— Энджи, сладенький, ты не можешь не нравиться, — лениво растягивая слова, произносит невысокая блондинка, улыбаясь в ответ, и вновь возвращается к прерванному с кем-то диалогу.

Сегодня я нечто наподобие красивого модного аксессуара, который просто необходим каждой светской львице. Дизайнерская сумочка, шляпка, небольшая собачка и молодой любовник для целостности картины. Очевидно, с последним вариантом возникли проблемы, иначе я бы сейчас здесь не стоял. Либо же Андреа Гриффитс просто в очередной раз захотела разнообразия. Эта наша не первая встреча. Она появляется раз в полгода или год и неизменно заказывает меня, хотя ей известно о моей однобокой бисексуальности. Но Дэйв скорее удавится, чем откажет такому щедрому клиенту. Мы не друзья, ей просто нравится спать со мной. Иногда. Покупать меня на ночь. Прихоть.

Кроме того, пока она упрямо продолжает сражаться со своими «около сорока», не брезгуя безжалостными методами, как то пластическая хирургия и непроницаемая маска макияжа, ее выходы в свет обязательно должны сопровождаться наличием «сладких» мальчиков. Вздыхаю. Богемная тусовка. Мы находимся на открытии выставки какого-то молодого, но подающего большие надежды художника. Андреа плавно похаживает между собравшимися гостями, зондируя почву по поводу своего протеже, а я неотступно следую за ней. Вместе с Пеппой, или Пиппой, или Как-ее-там-зовут на руках. Похоже, нам обоим здесь явно скучно. Мохнатое существо обиделось окончательно и, отвернувшись от меня, грустно сопит. Еще одна новая прихоть Андреа.

Наконец, круг почета окончен, и наша хозяйка замирает рядом со мной, кладя руку мне на локоть и беря бокал с шампанским с подноса в руках одного из снующих по залу официантов.

— Тебе скучно, ангелочек?

Тоска зеленая.

— Я прекрасно провожу время, милая, — ласков и внимателен. — Но вот… — Господи, как же зовут это существо?

— Пеппа? — тут же интересуется она, и терьер как по команде поднимает на нее взгляд.

— Да, — с облегчением, — она выглядит уставшей.

Андреа несколько секунд удивленно смотрит на меня, а затем снисходительно объясняет:

— Пеппа кобель, сладенький.

О, боги! И как я сам не догадался по этому очаровательному красному бантику?

— Он всегда быстро устает от большого количества людей, — пожимает Андреа плечами.

Как я его понимаю.

— Энджи, а ты не пробовал работать натурщиком? — вдруг спрашивает она, внимательно разглядывая меня с ног до головы.

Только натурщиком и не пробовал. Снисходительно усмехаюсь.