Внезапно осознаю, что еще один брак скреплен на небесах и счастливые молодожены под всеобщее ликование шествуют по проходу к выходу. Встряхиваю головой и поднимаюсь с места, следуя за всеобщим скопищем гостей. Где-то между выходом на улицу и другими планами судьбы на меня чувствую теплое прикосновение к своему плечу. Проникая сквозь хлопок и кожу, это тепло проходит сквозь меня. Поворачиваю голову и натыкаюсь на кофейное золото глаз.

— Здравствуйте, Энджи.

— Тео. — Киваю в ответ. — У меня начинает складываться впечатление, что Вы единственный фотограф в этом городе.

Мои слова заставляют его искренне улыбнуться, и я теряюсь в этой улыбке. В ней нет двузначности, нет скрытых намеков, нет пошлости или похоти. Ничего из того к чему я уже успел привыкнуть.

— Нет, — качает он головой, — просто самый лучший. Вы со стороны жениха?

Кто-то берет меня за руку и крепко ее сжимает. Будто очнувшись, перевожу взгляд на невысокую шатенку, стоящую рядом.

— Мы со стороны невесты, — произносит Кэтрин, пристально рассматривая моего собеседника.

— Кэти, это Тео. Фотограф.

Тео берет руку Кэтрин и склоняется, целуя ее. Чувствую, как моя леди на секунду застывает от неожиданности, в то время как я не могу отвести взгляда от его губ на ее коже.

— Приятно познакомиться, Кэти, — отпуская ладонь, произносит Тео, — но прошу меня извинить, меня еще ждет групповое фото.

Под нашими взглядами он разворачивается и выходит на улицу.

— Даже не мечтай, — голос моей спутницы нарушает затянувшуюся паузу, — не сегодня точно.

Я недоуменно смотрю в ее лицо.

— Он, конечно, вроде ничего. Но ты на работе, не забыл?

Ее тон похож на тот, которым обычно обращаются к другу или брату, но никак не к снятому за круглую сумму денег проституту. Не привыкший к подобному, осознаю, что этот тон приводит меня в большее замешательство, чем, если бы мне сейчас вдруг предложили заняться групповым сексом прямо в церкви, вместе с молодоженами.

— Вот именно. На работе. С чего вдруг такие комментарии? — сдержанно интересуюсь.

— Да вы прямо пожирали друг друга взглядами, — «Пожирали взглядами»?! — Потом перепихнетесь. — «Перепихнетесь»?! — Имей в виду, ты здесь со мной, а не шашни крутить. — «Шашни»?!

Прежде чем ко мне возвращается дар речи от такой беззастенчивой фамильярности, Кэтрин успевает вытащить меня за руку на улицу и прижимается ближе, улыбаясь в объектив фотоаппарата вместе с остальными гостями, занявшими места на ступеньках для групповой фотографии. Мне не остается ничего другого как обнять ее.

— И где ты взялась на мою голову? — ворчу слегка недовольно.

— Деньги творят чудеса.

— Ты всегда такая?

— Какая?

— Непосредственная. Или только с «мальчиками по вызову»?

— Не знаю, ты у меня первый.

Вернусь, убью Дэйва.

Усталость незаметно окутывает своим плотным покрывалом. Давит на мысли. Стучит в висках. Бесцельно наблюдаю, как от легких порывов ветра колышется невесомая паутинка светло-лилового шифона, скрепленная бутоньеркой, которым украшены белые колонны. Как крохотные стразы поблескивают в последних лучах солнца, такого же уставшего, как и я. Мое «укрытие» — небольшая белая альтанка чуть в стороне от всеобщего веселья. Несколько часов, которыми меня обнадежил Дэйв, растянулись на весь день. Теперь понятно, почему он так легко согласился на мой выходной.

Последние несколько часов это маленькое чудовище по имени Кэтрин таскает меня как гламурную чихуахуа под мышкой, демонстрируя каким-то своим знакомым и родственникам. Я, включив все свое обаяние, на которое только способен, снисходительно терплю и играю свою роль, хотя в жизни не общался с таким количеством людей за один раз. Даже если все это общение сводится к односложным дежурным репликам и вежливым улыбкам.

Сейчас я уже больше чем уверен, что за сегодняшнюю роль героя-любовника юной леди достоин как минимум Оскара и как максимум Звезду на Аллее Славы. Усмехаюсь. Кэти тоже играет безупречно. Как только в поле зрения появляется кто-то необходимый, ее взгляд, обращенный ко мне, моментально наполняется обожанием и страстью, а цепкие ручки впиваются в мою талию. Мы все актеры в этом абсурдном театре жизни, осознанно или поневоле. И очень часто наши маски так врастают в нас самих, что уже нет возможности их снять. А со временем и вовсе забываешь, какое оно, твое настоящее лицо, спрятанное за безликим оскалом улыбки с пустыми зеницами вместо глаз. Я знаю, о чем говорю. Я один из них.

На мгновение прикрываю глаза и делаю вдох. Еще немного и я смогу вернуться домой, в свое одиночество, ждущее меня с покорной верностью преданной собаки. Жизнь в постоянном состоянии комы. Парализован. Наверное, в людях, подключенных к аппаратам жизнеобеспечения больше жизни, чем во мне, потому что они продолжают бороться за свою жизнь, в отличие от меня. Потому что есть кто-то, кто хочет, чтобы они вышли из этого состояния и терпеливо ждет. В моем же безнадежном случае даже некому выдернуть вилку из розетки. Легкое дыхание ветра мягко касается волос, а через мгновение чувствую едва уловимый приятный аромат. Ваниль с примесью табачного дыма.

— Устал?

Слегка вздрагиваю от звука голоса и открываю глаза. Чувствую кожей тепло — непроизвольная ассоциация, которую услужливо проводит тело с этим человеком. А какая у тебя роль в этом спектакле, Тео? Его кофейные глаза внимательно смотрят на меня, ожидая ответа.

— Немного.

Не пытайся, малыш, тебе не удастся разглядеть то, что я сам уже не могу. В его руках два бокала с шампанским. Один он протягивает мне.

— Я не пью, — отрицательно качаю головой.

Тео ставит оба бокала на белую дощатую лавочку и садится рядом, в полуметре от меня.

— Я тоже. — Улыбается. — Но у меня есть одно любимое вино. Единственное, перед которым не могу устоять.

Наблюдаю за ним сквозь слегка опущенные веки. Скольжу взглядом. На Тео легкие замшевые мокасины, кремовые брюки и жилетка в тон им. Под ней белая хлопковая рубашка с расстегнутыми верхними пуговицами и закаченными по локоть рукавами. В просвете не плотно прилегающего к смуглой коже воротника на шее видны четки и серебреная цепочка с красивым распятьем. Сейчас, в отсветах вечернего солнца, его волосы, касающиеся плеч, напоминают жидкую бронзу. Помню, как он все время отбрасывает их с лица, и неожиданно чувствую непреодолимое желание прикоснуться к ним. Ощутить мягкость или жесткость. Попробовать на ощупь. Как женщины любят трогать кончиками пальцев материал дорогих и красивых платьев, зная, что все равно не смогут себе позволить их купить.

— Всех удалось увековечить во времени? — спрашиваю вместо своего абсурдного порыва.

— Почти.

Многозначительно замолкает и смотрит на меня. Где-то в глубине золотистых крапинок его глаз затаилась улыбка. Именно улыбка, а не усмешка.

— Но этот человек обещал подумать, поэтому я не тороплюсь, — добавляет через секунду.

— Я не обещал, — качаю головой, но его настойчивость приятно покалывает кожу.

— Я не тороплюсь, — повторяет он все с той же интонацией.

Непроизвольно хмыкаю. Что это? Игра? Флирт? Или профессиональная настойчивость?

— Цвет стали, ртути или серебра? — вдруг произносит Тео с вопросительной интонацией.

Я недоуменно приподнимаю бровь.

— Пытаюсь понять какого цвета твои глаза.

Они просто серые, Тео. Безжизненные и пустые, как осенний дождливый день.

— И?

Он склоняет голову чуть набок и подается вперед. Непроизвольно задерживаю дыхание.