- Как же условному рефлексу у тебя не выработаться, если ты в этом полку так долго служишь?

- Ну и что из этого? - не оценил Опарин тонкого подхода Лихачева и не понял, куда тот клонит.

- Ясно же сказано - условный! Условия у тебя какие? Все время копать приходится. Он и выработался от твоих условий. А вообще, академики относится к этому научному явлению положительно.

Опарину, после объяснения Лихачева, даже понравилось, что у него имеется условный рефлекс. Академики все умные, и раз они относится к такому рефлексу положительно - значит, дело это хорошее.

- Я и не буду избавляться, - решил он. - Когда приеду домой, делом займусь. Вырою в огороде щель. Потом блиндаж поставлю, и бревна на него уложу в три наката. Никакая бомбежка не возьмет.

- Зачем тебе после войны в три наката? - поинтересовался Лихачев. - Бомбить нас никто не станет.

- Сам знаю, что никто не станет. Мне и щель не нужна будет, не то что блиндаж. Я по условному рефлексу стану действовать. А от блиндажа ход сообщения вырою, через весь огород, к соседке. Буду ее условным рефлексам обучать.

* * *

Копать приходилось много, и выработалось у артиллеристов к лопате отношение особое, пристрастное. У каждого, как личное оружие, своя, подобранная по руке, привычная, любимая, незаменимая. И у каждого припас к этому оружию: напильник и оселок, которыми они ухаживают за лезвием.

К черенку отношение такое же бережное. За многие месяцы работы он до блеска, до зеркальной чистоты, отшлифован солдатскими ладонями. Да не одной парой рук. Срежет солдата осколком, и его лопату, взводное имущество, передают другому, пришедшему с пополнением. Копай да береги... Теперь его ладони шлифуют черенок, тепло его рук переходит к дереву.

Опарин разметил площадку, и все принялись за работу. Ровными квадратами сняли дерн и отнесли в сторону. Пригодится для маскировки. Прошли первый штык и без перекура взялись за второй. Но копали не торопясь, размеренно. Работы много, на "ура" не возьмешь...

* * *

Всем известно про лошадь, которая откинула копыта, вследствие того, что откушала каплю никотина. Но, даже имея такую устрашающую информацию, многие люди курят. Причем некоторые из них заявляют, что курение стимулирует их труд и творческий процесс, будит в них активность. Возможно, это и так. Но ведь, пока не открыли Америку и не запаслись там табаком, люди совершенно некурящие добились неплохих результатов. Вспомним хотя бы Александра Македонского, Леонардо да Винчи и Афанасия Никитина с Кулибиным.

Так что вряд ли имеет смысл делить человечество на курящих и некурящих. И те, и другие совершенствовали орудия труда, выпускали разнообразную сельскохозяйственную и промышленную продукцию, создавали шедевры, открывали необитаемые острова. И обитаемые тоже. В общем, в равной мере двигали процесс. Но, ради справедливости, следует сказать, что курящие добились одного важного усовершенствования в трудовом процессе совершенно самостоятельно. А некурящие к этому примазались.

В доколумбовскую эпоху люди, в течение рабочего, дня делали лишь один перерыв - на обед. Никому не приходило в голову, что можно прерваться просто так, для отдыха. Возможно, что это даже считалось неприличным. Но с появлением курящих все изменилось. Они стали через каждый час делать перерывы для курения, заявляли, что курение стимулирует и т.д. И вообще, они без этого не могут: органон требует. С требованиями органона принято считаться. С приходом передовых цивилизаций перекуры узаконили, а некурящие тут же бесцеремонно воспользовались этим в своих личных корыстных целях. Лишь раздавалось звучное, как призыв трубы, слово "перекур!", не успевали курильщики свернуть по цигарке, как некурящие усаживались отдыхать.

Расчет Ракитина не был исключением. Афонин, отдуваясь за всех - курил, остальные под лозунгом "перекур дело святое", отдыхали. Кроме Опарина. Опарин обрубал и ровнял стенки у траншеи.

- Гость ползет! - объявил Лихачев.

- Жратва? - просто по привычке, без всякой надежды, спросил Опарин.

- Какой-то солдат шагает. Но я его есть не стану.

Опарин сплюнул: не то в адрес кухни, не то по поводу людоедства.

- Наверно, посыльный с приказом, - предположил Афонин. - Буди, Лихачев, сержанта.

- Подожду, может не посыльный? Может от соседей связь устанавливать, - не послушался Лихачев.

- Это к нам на пополнение, - подсказал Дрозд. Штабы чистят. Еще кого-то послали.

- Для укрепления и оказания поддержки! - напомнил Опарин. - Он выбрался из траншеи, посмотрел на приближающегося солдата. - Соседей у нас нет. Посыльного направили бы на машине или на мотоцикле. А этот чешет пеходралом. Значит, ничего серьезного. Пшено.

- Я и говорю - гость, - согласился Лихачев.

Гость тем временем шагал, шагал и добрался до солдат. Был он высок и широкоплеч. Глаза веселые, нос картошкой. Под картошкой небольшие светлые усики. А из-под пилотки - рыжий чуб. Почти новая, не вылинявшая еще гимнастерка подпоясана широким офицерским ремнем с массивной пряжкой. На плечах погоны младшего сержанта. За спиной автомат.

- Привет! - поздоровался младший сержант.

"Привет так привет". Солдаты ответили вразнобой, кто как посчитал нужным. Никто встал. Сержант, да не их. И вообще, здесь фронт, а не тыл. Перед чужими сержантами здесь не тянутся.

Младший сержант такой встречей не был огорчен. Она его вроде бы устраивала. Да и обижаться ему было не на что. Как поздоровался, так и ответили.

- Это, что ли, орудие сержанта Ракитина? - спросил он не представляя, какой это вызовет эффект.

Заулыбались все, даже Лрозд.

- Хо-о-ороший вопрос, - Опарин поглядел на Афонина, будто приглашал его оценить качество вопроса.

- Хороший, - согласился тот. - Но, кажется, я уже что-то такое слышал недавно.

- Вы по делу к сержанту или просто так, в гости? - полюбопытствовал Лихачев. - У нас как раз перекур...

Ожил и зашевелился размякший от усталости Дрозд. Такого он упустить не мог. Начинался спектакль и клоуном будет не он, а этот рыжий младший сержант.

- Я к орудию сержанта Ракитина пришел? - не дождавшись ответа, повторил "хороший вопрос" младший сержант.

"Сейчас он тебе даст, орудие сержанта Ракитина! - Дрозд от нетерпения стал притопывать ногой. - Сейчас он тебя поставит по стоечке "смирно" и лапки кверху. И еще как будешь стоять, хоть у тебя и лычки".

- Интересно, почему все рвутся к орудию сержанта Ракитина? - стал размышлять вслух Лихачев. - Кругом так много самых разных орудий. Есть даже крупнокалиберные. И самоходные есть. Новейшее достижение науки и техники. Так нет, подай им орудие сержанта Ракитина. Отчего такая популярность?

- Отчего, отчего... Заслуженное орудие, вот они и прут, - объяснил Афонин. - Чего тут непонятного?

- Кто такой будешь? - поинтересовался Опарин.

- Командующий танковым корпусом младший сержант Бабочкин! - представился гость, козырнул и улыбнулся от уха до уха.

- Только корпусом? А отчего не армией? - удивился Лихачев. - Вроде бы и чин подходящий, и голос зычный.

- Армией не сумею, - признался младший сержант. - Языков не знаю, - повторил он знаменитую фразу Василия Ивановича.

Опарин оценил. Но поинтересовался:

- Как же тебя, такого рыжего, сделали командиром корпуса? - спросил он.

- За ум, конечно, - подмигнул тот. - Приказ такой вышел: "Командирами корпусов ставить только умных".

- Иди ты? - не поверил Опарин.

- Точно! - заверил младший сержант.

- А как они узнают, кто умный? - заинтересовался Лихачев.

- Это просто. Кто начальство слушает, тот умный. Кто спорит с начальством, тот дурак.

- Ты не споришь? - прищурился Опарин.

- Зачем? Я начальство слушаю. А потом делаю по-своему. С рыжих какой спрос.

- Ясно. - Младший сержант понравился Опарину. - А к нам чего?