Усть-Янск, как и Казачье, основали триста лет назад казаки. Осваивая незнакомую реку, они прежде всего строили опорное поселение близ устья реки, а затем главный укрепленный центр выше по ее течению. Так было на Яне, Индигирке, Колыме. Усть-Янск поставили у границы леса, в центре отличных рыболовных угодий, где дельта начинает ветвиться на бесчисленные внутренние протоки. Против поселка выступала из воды широкая песчаная отмель, удобная для притонения неводов. Поколения обитателей Усть-Янска запасались здесь рыбой на весь год.

Теперь в поселке живут рыбаки и охотники Усть-Янского совхоза — якуты и эвенки. Справа и слева вливаются в Главное русло укромные протоки. Одна из них образовала крошечную гавань у крайних домиков Усть-Янска. К илистой отмели приткнулись рыбацкие лодки, на берегу лежат легкие челны, сушатся неводы, дальше на траве старые баркасы, ржавые корпуса катеров и шаланд, отслуживших свой срок, — наследство рыболовецкого колхоза.

Семен повёл нас к местному учителю. Почти у каждого домика стоят, точно остовы покинутых чумов, пирамиды плавника — топливо на зиму. В половодье Яна несет сухие стволы деревьев, бревна и жерди. Вся река запруживается плывущим лесом. На лодках и челнах жители Усть-Янска вылавливают дары Яны. Стволы за лето просыхают, а зимой не заносятся свирепыми пургами.

Вообще о сибирском плавнике давно пора сложить героическую балладу. Могучие сибирские реки из века в век выносят в море массу дарового топлива и строительного материала. Морские течения разносят его по всему побережью, откладывая местами бесконечными валами и целыми штабелями. Кочевнику рек и ледовитых морей возносили хвалу древние племена зверобоев, поселившиеся на безлесных берегах океана, охотники за песцами, полярные исследователи, новоселы прежних и новых времен, основавшиеся на безлюдных реках Сибири. Плавник дарил человеку Севера жилище и тепло очага…

Навстречу идут легким спортивным шагом две стройные якутские девушки в кедах, тренировочных брюках и штормовках. Пятнадцать лет назад якутские девчурки ходили тут в шкурах.

Учитель, совсем еще молодой якут, и его симпатичная жена пригласили нас погостить до прихода с верховьев Яны очередного речного трамвайчика «Александр Пушкин». Учитель Николай Никифоров окончил школу в Нюрбе на засушливом юге Якутии, затем поступил в Якутское педагогическое училище. Здесь он встретил свою суженую. Окончив училище, они вместе приехали в далекий Усть-Янск учительствовать.

Семен окончил свои командировочные дела в поселке и пригласил на песчаную отмель — закинуть на прощание невод. Вместе с рыбаками, похожими на индейцев, на легких лодках мы Переехали Главную протоку и очутились на песчаной отмели. Песок, подернутый рябью, белеет на солнце. Воздух свеж и прохладен. Мы помогаем тянуть невод, вытаскивать мотню, полную рыбы, заводить невод на лодке, сбрасывать бесконечные его крылья с поплавками. Вечером Семен распрощался с нами и уехал на катере совхоза обратно в Казачье. За несколько дней успели подружиться и расставались с грустью…

Спустя год после плавания по Яне мы встретили Семена в Москве. С Яны его направили в Высшую партийную школу. В Москве он постоянно помогал землякам в разных столичных хлопотах. Кого-то провожал, кого-то встречал. В его комнатке в общежитии находили первый приют приезжие из Якутии. На всех у него хватало времени и внимания. В шутку мы величали Семена полпредом. У него замечательно отзывчивая душа, и это ценили люди…

В семье молодого учителя мы чувствовали себя как дома. Однажды он предложил посмотреть «исторический музей». Николай, улыбаясь, указал на дальний горизонт:

— Вон там — на булгунняхе…

Над макушками редких лиственниц голубоватой тенью поднимался холм с усеченной вершиной. День выдался ясный, солнечный. Восточный ветер разогнал комаров. Вытянувшись цепочкой, мы углубились в редколесье. Лиственницы росли на участках сравнительно сухой тундры. Между ними зеленели осоковые и пушициевые болота. Терпкий и душистый запах багульника кружит голову. Шагаем до мягким пружинистым кочкам, усыпанным спелой и сочной морошкой, похожей на крупную оранжевую малину. Собираем полные горсти сладких ягод и лакомимся вволю.

Иногда лиственницы образуют островки настоящего леса. Здесь, у границы лесотундры, деревья сучковатые, мохнатые. Растут, судя по годовым кольцам, очень медленно. Тонкие стволы не более десяти сантиметров в диаметре уже семидесятилетнего возраста, а совсем крошечные лиственнички в палец толщиной — пятнадцатилетнего.

Идем к булгунняху напрямик. Он поражает своей величиной. Происхождение булгунняхов удивительно и связано с внезапным промерзанием заросших заторфованных озер. Водяная линза погребенного озера, замерзая, расширяется, вспучивая грунт куполом. Особенно часто мерзлотные бугры встречаются в озерных, пропитанных влагой равнинных тундрах: на полуострове Ямал и Гыдан, в низовьях Лены, Индигирки, Колымы и Яны.

В прошлом, на Севере был период, особенно благоприятный для их образования. Тогда появились самые крупные холмы. Образуются они и в наше климатически более теплое время, но гораздо реже и меньшей величины. Эти курганы тундры служат путеводными маяками путникам на бесконечных северных равнинах. Холм, к которому мы приближались, образовался в давние времена. Он возвышался над тундрой огромным куполом с усеченной вершиной. Такую форму имеют почти все булгунняхи, потому что ледяное ядро в сердцевине вспученного холма постепенно тает и вершина его оседает.

Мы обогнули озеро, вытянувшееся у подножия булгунняха, пересекли заболоченную ложбину, заросшую ярко-зелеными хвощами и осоками, и вступили на сухие склоны. Фантастический мир открылся перед нами…

По сухому ребру поднимались вереницей громадные кресты. Точно часовые, они хранят покой старинных погребений, отмеченных срубами из потемневших бревен. Срубы разной формы — квадратные, прямоугольные, пирамидальные. Кресты и саркофаги поднимаются выше и выше к одинокой деревянной часовенке, приютившейся на вершине. Тут представлены все типы старинных казацких погребений. Мы попали в настоящий музей мемориального зодчества.

С вершины кургана открываются просторы лесотундры с синими озерами, ярко-зелеными болотистыми низинами, изумрудными ложбинами высохших стариц. На горизонте блестят широкие плесы Яны, излучины дельтовых проток. Лениво плывут облака, отражаясь в спокойных плесах. Далеко-далеко синеватыми струйками курятся крошечные домики Усть-Янска.

Мы ощутили простой замысел безвестных зодчих. В этих могучих саженных крестах, добротно рубленных саркофагах, потемневшей часовне, вознесенной к небу, не было и тени элегической грусти. Спокойной силой веяло от древних погребений предков, завещавших потомкам хранить память о них, продолжать торить путь среди опасностей Севера, вперед и вперед к заветной цели…

— Булгунняхов со старинными могилами, — сказал учитель, — у нас много. Издревле обитатели Яны хоронят на курганах. Ведь все наши низовые поселки окружены болотами и непробиваемой вечной мерзлотой. А здесь — смотрите…

Огромный холм сложен сухим песком и мелким гравием озерных отложений. Поверхность кургана покрывают пестрые ягельники, кустики карликовой березки и багульника.

Мы подошли к замшелой деревянной часовне и заглянули внутрь шатра. Луч солнца освещал через пролом в деревянной крыше плиту с полустертой надписью, вырезанной славянской вязью. С трудом разобрали мы часть эпитафии:

Не хотелось уходить. Долго лежали на ковре нагретых сухих ягельников, любуясь северной равниной.

Обратно шли по своим следам. Приблизились к Усть-Янску и замерли в полном изумлении. По равнине, зеленой и плоской, среди одиноких лиственниц скользил, как летучий голландец, белый пароход. Труба дымила, на мачте вился алый вымпел. Он бесшумно рассекал зеленую равнину. По невидимой протоке плыл буксирный пароход, направляясь в нижнеянский порт.

Панорама Нижнеянского порта поразила нас. Не так давно здесь гнездились стаи непуганых гусей и уток, бродили дикие олени, расхаживали редчайшие обитатели якутского Заполярья — красноклювые и красноногие полярные журавли.