Иногда, в самое неподходящее время, Касьянов вдруг вспоминал о Лиде, несколько минут терзался от сознания собственной неблагодарности, придумывал способы хоть как-то отплатить Лиде за ее доброту и участие, хотя заранее знал, что ни один из этих способов ничего не сможет ни прибавить, ни убавить в их отношениях. Сейчас, в самолете, ему пришло в голову, что неплохо бы привезти Белке с Диксона унтайки, заодно и самой Лиде, он знал, что зимние сапоги у нее холодные, а купить новые она когда еще соберется… Для верности Касьянов достал записную книжку, раскрыл на тех страницах, где обычно записывал предстоящие дела, и наспех пометил себе: «Унтайки, размеры 37 и девочке на пять лет!!!» После этого Касьянов со спокойной совестью вернулся к недочитанному детективу.

А под крылом уже расстилалась безжизненная рыжая тундра, с серовато-коричневыми прожилками рек и бурыми плешинами озер, кое-где виднелись белые пятна снега на ржавых каменистых буграх и плато, слева было темное угрюмое море, по которому ветры гоняли мелко-битый лед. Вынырнула бухта, заполненная разноцветными судами, по берегу сновали машины, портовые краны казались на мгновение застывшими в причудливых позах, с раскачивавшимися грузами на ажурных стрелах, — все это промелькнуло и скрылось, и самолет побежал по бетонной дорожке, мимо небольшого двухэтажного дома аэропорта, рядом с которым полоскалась штанина ветроуказателя.

По местному времени уже наступал глубокий вечер, но небо было светлым, сплошь закрытым густыми высокими облаками, и все вокруг было мокрым, как будто дожди здесь не прекращались ни на минуту, к тому же с моря дул порывистый холодный ветер, Касьянов озяб даже в своей щегольской дубленке и заторопился в гостиницу аэропорта, которая помещалась не в самом аэропорту, а в поселке.

Касьянов вскинул на плечи рюкзак и бойко зашагал по дороге, усыпанной не то мелким углем, не то черным камнем, из-под ног раздавался тихий скрип и чавканье, но идти по такой дороге было приятно еще и потому, что в полуметре от накатанной колеи начинались непролазные топи, а так Касьянов дошел до гостиницы, почти не замочив ног. Там его подстерегало небольшое разочарование — в гостиницу аэропорта пускали только летчиков и участников высокоширотной экспедиции «Север». Другой гостиницы на острове не было.

Не помог Касьянову и его проверенный финт — он показал командировочное удостоверение, в верхнем углу которого с краткой солидностью значилось название его фирмы. Администратор, перезрелая девица, закутанная в широченный пуховый платок, несколько минут растерянно хлопала ресницами, а потом вдруг отчеканила с канцелярской неприступностью:

— Вас вызывал РМЦ, пусть РМЦ устраивает! В радиометеоцентре рабочий день был уже закончен. Сторожиха направила Касьянова в общежитие, и там тихий неуверенный мужчина, которого Касьянов оторвал от приготовления ужина, попытался поселить командированного в комнате, где уже жили двенадцать человек. Потом выяснилось, что мужчина в фартуке был не комендантом, а всего лишь мужем коменданта, грозной женщины в ярко-красной вязаной кофте, перевязанной крест-накрест зеленым платком. Комендант внимательно прочитала командировочное удостоверение и вселила Касьянова в пустовавшее помещение красного уголка. Папку с важными документами она предложила оставить на хранение в сейфе, у нее в комнате, но Касьянов, увидав, что большего здесь не добиться, отказался. В красном уголке стоял продавленный диван, стол, три стула, а в углу подозрительно маячили прислоненные к стене раскладушки. Впрочем, комендант пообещала никого к Касьянову не подселять и разрешила держать при себе ключ от красного уголка.

Касьянов не раз уже замечал в командировках, что первые двое-трое суток после Москвы он продолжал жить как бы по инерции, то и дело подгоняя себя, взвинчивая медлительный провинциальный ритм, — по тихим улочкам захолустных городков, куда его забрасывала воля случая, он мчался, будто по Садовому кольцу, сохраняя среднюю скорость шесть километров в час, на него поглядывали с недоумением, уступали дорогу; своей стремительностью он выделялся из толпы местных жителей, как и в Москве всегда можно узнать провинциала по неторопливой походке.

Привычка к непрерывной деятельности начинала срабатывать тотчас же, как только для этого предоставлялась возможность. Оставшись один в красном уголке, Касьянов немедленно запер дверь на ключ, застелил диван желтоватым бельем, которое ему выдала комендант, но на спинку стула повесил свое полотенце. В верхний ящик тумбочки Касьянов постелил газету и сложил там бритвенные принадлежности, туда же сунул английский покетбук, который так и не прочитал в самолете. Через две минуты красный уголок уже был обжитым, каждая вещь заняла свое место. Касьянов оглядел свое временное жилье и остался доволен. Теперь можно было переодеться в климкостюм.

Брюки мешковато висели на тощем заду, куртка свисала вовсе уж до земли, а в унтах Касьянов превратился в неуклюжего толстозадого медвежонка.

В дверь кто-то деликатно постучал.

— Эй, кто живой есть?.. — послышалось из-за двери, и Касьянов узнал голос давешнего попутчика.

— Минутку, — растерянно пробормотал Касьянов и поплелся открывать дверь.

— Здорово! Давно не виделись! — будто старому знакомому, обрадовался ему мужчина, усаживаясь на стуле. На соседний стул он небрежно швырнул стопу постельного белья. По всему было видно, что он собирался устраиваться в этой комнате надолго. — Слушай, давай знакомиться! — быстро перешел на «ты» мужчина и протянул Касьянову руку. — Черных. А зовут меня Иваном, но на острове обозвали меня Вано, потому что я всегда смуглый, итишкин пистолет!.. А ты сам откуда? Мне комендантша сказала, чтоб я тебя не беспокоил, так ты не бойся, характер у меня спокойный, три зимовки было, ни с кем не поругался, у кого хошь спроси…

Касьянов молча кивнул и отошел к окну. Сосед не понравился ему еще в самолете своей подчеркнутой простецкостью, а теперь предстояло делить с ним комнату, и слава богу, это не надолго.

— Слушай, а ты не голодный?

— Поужинать не помешало бы, — согласился Касьянов. — А здесь столовая еще работает?

— Сегодня работает. Пошли, что ли? Только ты унты сними, ноги враз промочишь.

Касьянов послушался, но теперь оказалось, что в ватных брюках ходить без унтов невозможно — снизу болтались тесемки, вроде кальсонных, как у Паниковского, — так что пришлось ему переодеться в московский костюм.

— А деньги у тебя есть? Я с материка лечу абсолютно сухой! А там — пятерка с носа. Вроде кафе… Ты не беспокойся, завтра получу, верну, итишкин пистолет!..

Пока они шли по раскисшей дороге к столовой, Вано объяснял Касьянову, где что находится, хотя особых достопримечательностей здесь не было, — магазин продовольственный, магазин промтоварный, Дом культуры, приемный радиоцентр, склад ГСМ, чуть выше помещался широкий одноэтажный дом метеостанции, где и в субботний вечер не гасли окна, столовая, а напротив нее длинное унылое здание, о котором Вано сказал с усмешкой записного сердцееда: «Курятник», — в том доме было женское общежитие. Вано сказал Касьянову, что он работает инженером-аэрологом, и при каждом последующем знакомстве, а их в тот вечер было немало, непременно подчеркивал, что он — инженер. Причину этого Касьянов понял, когда узнал, что Вано закончил всего лишь техникум, и работа на инженерной должности, видно, была равносильна для Вано тому, как если бы лейтенанту доверили командовать батальоном.

В столовой было светло и шумно, там вовсю наяривал магнитофон, в тесном предбаннике бойкая женщина в полушубке торговала входными билетами, здесь же можно было купить спирт, шампанское, шоколад «Спорт» и папиросы «Лайнер», и все посетители зачем-то покупали, хотя сквозь распахнутую дверь было видно, что на столиках, застеленных пожелтевшими слежавшимися скатертями, лежали те же папиросы, и тот же шоколад, и шампанское.

Вано усадил Касьянова за столик неподалеку от входа, а сам направился в дальний угол, где при его появлении послышались восторженные крики: «Вано!.. Дружище!..» Касьянов сразу заскучал и принялся разглядывать зал, хотя разглядывать было особенно нечего. Обычная столовая самообслуживания, в которой стены до уровня головы выкрашены синей масляной краской, неуклюжие столы на серых алюминиевых ножках, одна стена целиком занята раздаточным окном и пустыми стеклянными витринами, где в обеденное время, видимо, выставляются холодные закуски и компоты. Для функциональной полноты недоставало лишь аляповатой копии «Утра в сосновом бору».