Вот и дачники угомонились, уложили спать своих сорванцов, а сами отправились в кино.

Мать вот-вот придет с работы и уже на пороге начнет причитать, ругаться, будто мало за день накричалась в своей столовой, потом примется хлопотать по хозяйству будто заводная, на минуту не присядет, и до самой ночи не будет покоя от ее расспросов. Только отчим может заставить ее замолчать, но, как на грех, отчима сегодня долго не будет. Он ушел в рейс на Донецк, оттуда его автобус возвратится за полночь, если по дороге не сломается, а так часто бывает, ведь уж который год отчим ездит на старом «ЗИСе», ни одной детали заводской в нем не осталось, все после ремонта, — так отчим всегда говорит, когда возвращается из рейса с поломкой.

Но не о том думаю я, просто заставляю себя не думать о Вальке, а его все нет и нет.

И позавчера долго не было, явился под утро, помятый, опухший, с синяком под глазом. Где его носила нечистая — про то утром все тетки на базаре судачили: мол, видели Вальку в пивнушке, с какими-то отдыхающими две поллитры выглушили, это на троих-то, и еще потом добавили… Городок курортный, маленький, все про всех все знают, ничего не скроешь, а Валька, будто ребенок малый, ничего не может понять и даже слушать не хочет, что ему люди говорят.

Уж казалось бы, чего человеку надо? Живет, как король какой, на всем готовом. Устроили работать кладовщиком на овощную базу, скольких трудов это стоило… И мать, и отчим сколько сил положили, ходили к разным знакомым, к себе приглашали, угощали, просили за Вальку, унижались перед всякими, и все ради него. Ведь куда его пристроишь, если специальность у него никудышная, можно сказать, совсем нету специальности — аэролог… В городе даже метеостанции нет, куда с его дипломом сунешься? Вот и сидел бы на своей базе, в тепле, да радовался. Домой с работы пришел, взял жену и в кино сводил, в парк, культурно отдохнуть, или в гости. Как приехали с Севера, ни к кому за целый год в гости не зашли…

Лида устало отошла от окна и присела на краешек дивана, накрытого дорогим гобеленом. Монотонно стучали большие настенные часы, отмеряя тоскливое ожидание.

От веток лиственницы, стоявших на столе в хрустальной вазе, по комнате расплывался сладковатый арбузный запах. Где Валька нашел лиственницу, неизвестно. Принес вчера три ветки — огромные, мягкие, разлапистые — и молча поставил в воду. А георгины из вазы выбросил за окошко.

На Севере Лида работала поваром в рыбкооповской столовой. Стояла в дальнем закутке и целыми днями готовила холодные закуски — салат из квашеной капусты, салат из кислых огурцов и винегрет. Однажды заболела раздатчица, и ее попросили стать на вторые блюда. Здесь, у раздаточного окна, она и увидела первый раз Вальку. Сначала даже не Вальку, а пушистый серый свитер. Потом высокий мальчишеский тенорок попросил: «Мне биточки». Хлеба он навалил себе целую тарелку. И еще взял три стакана чая.

Целую неделю этот парень приходил в столовую обедать и ужинать — биточки, хлеб и три стакана чая, — Лида начинала накладывать биточки, даже не дожидаясь просьбы… А в субботу она увидела тот же пушистый свитер на танцах в Доме культуры, но Валька ни разу не пригласил ее, весь вечер протанцевал с молоденькой медсестрой Зинкой из райбольницы.

На следующей неделе Валька приходил в столовую только обедать, видно, у него совсем туго стало с деньгами. Однажды Лида, пожалев Вальку, сунула под гарнир ромштекс — перловкой присыпала, никто ничего не заметил, — сверху положила обычные Валькины биточки. После обеда Валька подошел к окну раздачи, наклонился и подмигнул Лиде. И в субботу на танцах он не отходил от нее ни на минуту — рассказывал потешные истории, танцевал и фокстрот и танго, а во время вальса просто рядом стоял, переминаясь с ноги на ногу.

Из Дома культуры они зашли в общежитие к Вальке, и там он начал жаловаться ей на свою неустроенность, принялся на все корки ругать диксонского начальника отдела кадров:

— Загнал он меня в эту дыру!.. Разве здесь полярка? Я ему говорю: «Я — аэролог! Направьте на остров, дайте настоящую работу!.. Да я раньше на высокогорной станции работал! На Памире!..» Ты-то хоть знаешь, что такое Крыша мира? — спросил Валька, поворачиваясь к Лиде.

— Горы такие… — неуверенно ответила она.

— Эх ты… — покачал головой Валька и полез под кровать.

Из чемодана он достал вытертую на сгибах газету и протянул ее Лиде, показывая пальцем на небольшую заметку.

— Вот здесь, здесь читай!..

Заметка начиналась словами: «В дождь и в зной, в любую непогоду аэрологи и метеорологи выходят из домов производить научные наблюдения…»

— Правда, научные? — искренне удивилась Лида. — Я думала, вы так, для самолетов только…

— «Для самолетов»… — презрительно протянул Валька и потребовал: — Ты читай, читай дальше!

А дальше было напечатано про аэролога Валентина Дурнева.

Лиде стало интересно — про Вальку, оказывается, напечатано в газете, пусть маленького формата, районной, но в газете, и получалось, что он не обычный человек, который питается одними лишь дешевыми биточками, но почти герой.

Лида дочитала заметку и посмотрела на Вальку, понуро опустившего голову. Ей стало жаль его, и она ласково погладила спутанные волосы цвета спелой пшеницы, а Валька понял это по-своему и полез целоваться. Лида немножко посопротивлялась, — нельзя же так вот, сразу, показать, что объятия Вальки были ей приятны, — Валька лез все настойчивее, но в эту минуту с треском распахнулась дверь, Лида отпрянула от Вальки, и на пороге появился Валькин сосед по общежитию. Имени его Лида не знала, но помнила его нейлоновую куртку, он, как и Валька, ходил обедать в рыбкооповскую столовую, и обычно он просил на гарнир гречу.

— Скучаете тут без меня?.. — прокричал он, но тут же, будто споткнувшись о тяжелый Валькин взгляд, остановился и неловко попятился назад. — Хе-хе, я так, к слову пришлось… Ну-ну, не буду вам мешать… — и осторожно прикрыл за собой дверь.

— Пошли и мы, что ли? — предложила Лида, заглядывая сбоку в Валькины тоскливые глаза. — Погода на дворе хорошая, ясная. Проводишь меня до дома… Одевайся, Валя…

Валька почти не сопротивлялся уговорам. Напялил на себя мешковатую ватную куртку климкостюма и пошел вперед, не оглядываясь на семенящую сзади Лиду. Она догнала его у выхода из общежития.

— Валя! Ты же дверь забыл закрыть, — растерянно глядя на хмурого Вальку, пробормотала Лида. — Ведь… обворовать могут.

— Чего еще? — не понял Валька и со злостью пнул носком сапога тяжелую входную дверь, обросшую по контуру пушистым ворсом инея.

— Что с тобой, Валя? — беспокойно спрашивала Лида, едва поспевая за быстрым шагом Вальки.

— Ничего! Да что ты ко мне привязалась?!

— Не груби мне, — строго сказала Лида и решительно взяла Вальку под руку, потому что навстречу им по льдистому шоссе шла Зинка… Валька, умный и добрый, все понял, все почувствовал, локтем руку прижал покрепче и шаг поубавил, чтобы Лиде не бежать А когда накрашенная мымра, медсестра Зинка, простучала своими каблучками мимо них, Валька поглядел на Лиду и улыбнулся совсем по-детски…

Калитка скрипнула…

— Стоишь? Все ждешь?.. — ворчливо проговорила мать, входя в комнату и опуская у порога тяжелую сумку с продуктами.

Начинается…

— А его сегодня на вокзале видели. Может, убёг уже твой сокол ясный… Нечего сказать, нашла себе на том клятом Севере сокровище!..

— Ну что вы, мама? — тихо сказала Лида.

— Знаю, что говорю! — отрезала мать. — Сколько волка ни корми… У-у, пьяница проклятый! И ведь нет того, чтобы в дом, а все норовит из дома. Другие пьют, да не за свои, а твой-то… Глаза б мои его не видели! У других людей как у людей, а у нас же… Ох!

Переодевшись, мать вышла из соседней комнаты в домашнем халате, со вздохом подняла сумку и направилась в кухню, на все лады проклиная зятя. Чтобы не слышать ее тяжелых слов, причиняющих почти физическую боль, Лида готова была уйти, убежать куда глаза глядят… Но куда убежишь из дома?