Рядом с Алли стояла женщина, которая, несомненно, приходилась ей матерью. Она была старшей, более высокой версией Алли, только без ее тепла и света. Не раз я видел, как она делала замечание дочери, и ни разу, чтобы улыбнулась ей с нежностью. У меня сложилось ощущение, что даже платье, которое выбрала дочь, не нравилось матери, так как она часто смотрела на наряд, и, чем больше высказывалась, тем неудобнее Алли, казалось, становилось. Ее муж Рональд был таким же строгим, и даже приятные выражения, появлявшиеся на их лицах, когда они приветствовали людей, выглядели поддельными.

Я провел небольшое исследование семьи Алли по информации, найденной в интернете. Там было много всего о Рональде и его бизнесе, о том, что Сара потратила много времени на благотворительность, и несколько статей об убийстве Оливера. Мне показалось интересным, как Рональд использовал экспозицию для дальнейшего развития собственных планов. Он использовал память Оливера, возвысив ее до такой степени, что сделал его похожим на святого. Но он никогда и нигде не упоминал Алли, абсолютно.

Все их фотографии, которые я смог найти, были натянутыми и показушными. Интересно, что будет, если кто-нибудь из них по-настоящему улыбнется. Думаю, их лица попросту треснут.

Миссис Гивенс снова что-то сказала Алли, и ее плечи поникли в поражении.

Так все! С меня хватит этого дерьма.

Я знал, что Алли не догадывалась о моем присутствии, и решил пойти туда, чтобы забрать ее от холодных людей, которых она называла родителями, причинявших ей столько горя. У меня больше не было сил смотреть, как она в одиночку несет это бремя. Мне хотелось укрыть ее в своих объятиях и целовать до тех пор, пока она не улыбнется, как делала это у меня на чердаке.

Я поставил бокал на поднос, и двинулся, было, вперед, но остановился, когда перед Алли появился высокий блондин. Ее облегчение было очевидно, и она с легкостью приняла его объятия, улыбнувшись, когда он заговорил с ней.

Я вцепился в спинку стула, когда увидел, как он погладил ее щеку и поцеловал.

Я мог только предположить, что появился печально известный отличный-парень-который-просто-друг доктор Брэдли.

Он пожал Рональду руку, поцеловал в щеку Сару, а затем обнял саму Алли за талию, приветствуя своих поклонников в их маленьком кругу.

Я прищурился, глядя на него. Он собственнически положил руку на спину Алли, предъявляя свои права на нее, очевидные любому, кто посмотрит.

Просто друг.

Поцелуйте меня в задницу.

Я сердито смотрел на них через весь зал, не обращая больше ни на что внимания. Люди за столом отказались от попыток включить меня в любой разговор и оставили в покое. Я видел стол, за которым сидела Алли, и все время наблюдал за их взаимодействием. Ее практически игнорировали, даже этот ее так называемый парень. Она редко включалась в разговоры, но если так случалось, ее ответы были короткими, в основном из-за того, что кто-то – обычно Рональд или другой мужчина – перебивали и говорили за нее.

Я хотел пойти и сказать им всем, чтобы они заткнулись, и позволили ей говорить. Она казалась такой маленькой и уязвимой среди окружающих ее жестоких людей. Я не раз видел, как она прижимала руку к ключице, скорее всего в оборонительном жесте. Алли почти не ела, но ее взгляд был часто сосредоточен на тарелке, и на протяжении всей трапезы на губах играла отдаленная улыбка.

Я наблюдал за ней, сжав руки в кулаки. Она была призраком для всех. Разве они не видели, какая прекрасная замечательная женщина сидит рядом с ними?

Она не была шаблоном, младшей версией всех остальных женщин вокруг нее. Она была уникальной и особенной.

Мне не нравилось видеть ее такой. Я был свидетелем ее уверенности в больнице. Когда она была со мной, то была теплой и открытой. Она улыбалась и часто смеялась, и я находил ее очень умной. Здесь, среди людей, которых она знала бо́льшую часть своей жизни, она закрывалась в себе. Алли так сильно старалась быть признанной, что теряла то, что делало ее такой особенной. Она теряла себя.

Я провел исследование о чувстве вины выживших в нападениях. Алли хорошо вписывалась в этот синдром. Я не врач, но уверен, что если бы она получила консультацию и поддержку, то смогла преодолеть ужас случившегося. Вместо этого она была вынуждена пережить это самостоятельно, постоянно прокручивая события в голове. В нее буквально вложили чувство вины, которое стало частью ее, и Алли не могла освободиться из этой тюрьмы. Даже работа медсестры не заставила ее увидеть, как они были неправы. Она может помочь другим людям, но не в состоянии спасти саму себя. Я хотел помочь ей, и надеюсь, она позволит мне.

Брэдли откинулся на спинку стула, небрежно закинув руку Алли на плечо, сосредоточив при этом внимание на мужчине рядом с ним, а не на девушке.

Он глубоко погрузился в дискуссию, но его пальцы, не переставая, поглаживали кожу на плече Алли. Я видел, как она не единожды отодвигалась, очевидно, не желая его прикосновений, и это заставило меня улыбнуться. Когда я ласкал ее кожу, она всем существом тянулась ко мне, а не прочь.

Больше я не мог ждать ни секунды. Достав телефон, я написал Алли в надежде, что она взяла свой сотовый.

Привет, мой Соловей.

Я увидел, как она опустила голову, порылась в своей сумке и вытащила мобильный. Тут же мне пришел ответ.

Привет, мой сорвиголова. Ты в безопасности?

Первое, что она желала – это убедиться, что я в порядке. Я хотел расцеловать ее.

Да. В абсолютной безопасности. Вернулся на землю обетованную. Прямо сейчас я больше не сорвиголова.

На этот раз не нужны леденцы?

Я усмехнулся.

Нет. Как твой вечер?

Скучно.

Я улыбнулся, набирая ответ.

Могу я что-нибудь сделать?

Ты слишком далеко. Я скучаю по тебе. Когда ты вернешься?

У меня перехватило дыхание. Мне нужно было увидеть ее наедине.

Тебе больше не придется скучать по мне. Ты сегодня прекрасно выглядишь.

Алли подняла голову, сканируя взглядом зал, и впервые за несколько дней наши глаза встретились. Ее рука снова взлетела к ключице, и, когда свет блеснул, отражаясь от цепочки, я понял, что она не просто делает это рефлекторно.

На ней был мой кулон.

Я нашел его в первый день своего прибытия в Индонезию, пока ждал транспорт, чтобы добраться до пострадавших районов. Я заметил его, когда бродил по рынку – соловей, висящий на серебряных звеньях, был слишком идеален, чтобы пройти мимо, а лучшая его часть – маленький ярко-синий сапфир в груди – напомнил мне о ее глазах. Курьер доставил его ИззиБи в кратчайшие сроки, что обошлось в немаленькую сумму. Но это было неважно. Я хотел, чтобы у нее было напоминание обо мне, пока меня не было рядом.

Алли продолжала цепляться за кулон, потому что я послал его ей, и она искала нашу связь, даже когда мы были далеко друг от друга.

Я втянул полные легкие воздуха.

Она тоже нуждалась во мне.

Одно слово вернулось в ответ.

Пожалуйста.

Я встал и, печатая на ходу, направился на террасу в задней части зала.

Я знал, что она наблюдает за мной.

Скажи им, что у тебя болит голова, и ты идешь подышать свежим воздухом. Иди ко мне.

~ᵗʶᶛᶯˢᶩᶛᵗᶝ ̴ ᶹᶩᶛᵈᶛᵑᵞ©~

Я ждал, когда Алли присоединится ко мне на террасе. Время, казалось, тянулось, но, когда я проверил часы, оказалось, что прошло всего пять минут.

В этот момент я услышал, как за моей спиной открылась дверь, повернулся, и с облегчением увидел ее. Алли нерешительно оглянулась. Я вышел из тени, и она бросилась в мои объятия. Крепко обняв ее, я двинулся за декоративные кустарники.

- Ты в безопасности. – Она поцеловала меня в шею. – Слава богу, ты в безопасности.

Я поцеловал ее голову.

- Я в порядке. Я здесь.

- Как твоя голова?

- Полностью оправилась. – Я не сказал ей, что снял швы сам. Мне не нужен был доктор.

- Хорошо. А почему ты здесь?

- Я так скучал по тебе, что не смог дождаться нашей встречи.

- Я тоже скучала по тебе. Так сильно, Адам.

Я держал ее в руках, переполненный чувствами, проходящими сквозь меня.

- Как ты так быстро поселилась в моем сердце, Алли? – шепнул я ей в волосы.

Она подняла голову, и я увидел, что в ее глазах бушевали эмоции.

- Ты сделал то же самое.