Под вечер мы преодолели очередной распадок и вышли на открытый склон, поросший мелким, по колено, ельником. По такому плохо бежать, спрятаться в нем невозможно, а уж принимать бой и тем более.

— Смотрите, там, внизу, дорога! — показал Лукас на едва видную в сумерках светлую нитку.

— Тогда припустили вниз, если жить хотите! — Вольф двинулся через ельник как огромный медведь, проламывая проход. Остальные поспешили за ним, выбирая наиболее удобный путь и петляя из-за этого то вправо, то влево.

Спускаться всегда легче, чем подниматься, но на траву уже ложилась роса, ноги скользили и хотелось разбежаться и прыгнуть вниз, чтобы как можно быстрее спуститься на вожделенную дорогу.

Елочки становились все выше и даже Вольф стал их обходить, а все остальные, рассыпавшись по склону, спешили за ним, скользя и спотыкаясь. Последние деревья были уже вполне нормальными и светлая лента дороги хорошо просматривалась между ними.

— Дошли, — выдохнул Гунтер. — Наконец-то дошли!

— Чего встал, олух? — пихнул его в спину Хайнц. — Те, кто сзади нас, тоже скоро дойдут…не отстали, чтоб их разорвало!

— Хватит болтать, все идем вперед! — рявкнул Вольф. — До полной темноты надо успеть уйти от этих…

Темнота действительно спускалась быстро и силы уже были на исходе, когда мы вышли на остатки стены и почти целую угловую башню, заросшую сверху травой и уже приличными деревцами. Когда-то здесь был замок, разрушенный землетрясением или снесенный оползнем, через высокие деревья виднелась еще одна покосившаяся башня с большим куском стены, слева лежали руины строений, за которыми начинался сумрачный лес.

— Все наверх! — скомандовал Вольф, мигом оценив обстановку. — Быстро, быстро, мать вашу…

Лестница была полуразрушена и подниматься по ней мертвецки усталым людям было трудно, но Хайнц подсаживал себе на плечи тех, кто был пониже, а меня так и вовсе чуть ли не подкинул вверх, где уже стоял Вольф. Под конец Хайнц, размахнувшись, закинул свой мешок под ноги Вольфу и подтянулся на руках, упираясь ногами в щербатую стену. Поднявшись повыше, они оба с силой ударили мечами по ступеням и те с грохотом обвалились, подняв тучу пыли.

— Отлично! — Вольф поднялся на площадку башни и осмотрелся. — Ну что ж…отдохнем и подождем наших гостей. — Заряжайте арбалеты, пока еще что-то видно!

Обзор с башни был хороший и подобраться незамеченными к нам было практически невозможно. Вилли и Хайнц рубили мечами деревья на верхней площадке, складывая их наподобие колодца. В той стороне, откуда мы только что пришли, замаячили неясные тени и уже скоро мы различили приближающихся людей.

— Ну, давайте, вдарьте по ним! — оскалился Вольф. — Чтоб надолго запомнили, когда в ад пойдут!

Но преследователи что-то почуяли и, не дойдя до башни, растворились по обеим сторонам дороги, а болт, глухо дзенькнув о камень, пропал впустую.

— Догадались, чертовы дети! — Хайнц всматривался в темноту, прислушиваясь к ночным звукам. — Теперь будут выбивать нас отсюда…ну уж нет, не выйдет! Столько пройти, чтобы вот так просто дать себя убить? Не получится, хоть сдохните, поняли?

Внизу поодаль горел костер, но туда наши болты не долетали, как бы мы ни старались. Наскоро пожевав то, что нашлось у каждого в мешке, все повалились спать, уговорившись дежурить по очереди. Больше всего меня удивило то, что из половины штабеля сырых деревьев Петер разжег костер, полив все темной густой жидкостью. Дым поднимался в воздух, от костра шел неприятный запах, но он давал тепло. Парапет башни кое-где обрушился, но в общем и целом еще мог служить защитой от случайных стрел. Вокруг было тихо, как это бывает в местах, где уже давно не ступала нога человека. Можно спать до утра…

— Эй вы, на башне, не думайте, что вам удастся ускользнуть!

— На, выкуси! — кулак Вольфа покрутился и убрался за парапет.

— Если вы отдадите то, что украли, то ваша смерть будет легкой! — крикнули снизу.

— Пошел ты…

— Тогда вы сдохнете здесь без воды и жратвы! Я имею приказ герцога Айзенштадтского взять вас хоть живыми, хоть мертвыми!

— Засунь свой приказ герцогу в…! Подойди и возьми, если не надорвешься!

Переругивания между теми, кто караулил внизу и четверкой мужчин наверху были в самом разгаре. Кто орал снизу, не было понятно — все попрятались за остатками стен и деревьями, зато Вольф и Хайнц висели головами вниз, понося наших преследователей на все лады.

С самого утра двое попытались взобраться на башню по сломанной лестнице, но скатившийся сверху камень охладил их пыл. Несколько человек ушли в лес и вернулись оттуда со стволом дерева, подвешенном на поясах, что до боли напомнило мне дни осады Варбурга. Лукас зарядил арбалет, но все происходило слишком далеко и пока мы не стреляли. К полудню на чистом небе вовсю жарило солнце и скрыться от него на небольшой площадке было негде. Еще страшно хотелось пить, а запасов воды с собой никто не носил — по пути сюда было не до того, ноги бы унести.

— Вольф, что они будут делать со стволом? — подобравшись поближе к командиру, я осторожно выглянула между сохранившимися зубцами.

— А черт их знает, что придумают! Может, подожгут под нами, а может, вместо осадной лестницы приставят да по нему будут взбираться. — Запах пота и немытого тела на жаре был особенно ядреным, а уж когда он повернулся, то меня чуть не вывернуло. — А может и вообще штурмовать не будут, посидят внизу с недельку, пока мы тут без воды окочуримся, и поднимутся сюда.

— А… потом что? — верить в предсказанную будничным тоном собственную смерть не хотелось.

— А чего им потом? Горло перережут и все, прощай белый свет! Чего, испугалась? — Вольф посмотрел вниз и сплюнул. — Не боись, один раз живем!

От жары и голода мутило, а внизу, прекрасно понимая наше состояние, уже развели костер и жарили какую-то дичь, испускающую умопомрачительные запахи. Гунтер исхитрился ранить одного зазевавшегося в ногу, но нам это не помогло — остальные стали еще злее и внимательнее. Ночь мы встретили гробовым молчанием — Хайнц перестал ржать по любому поводу, Вилли и вовсе молчал уже с утра, я завернулась в одеяло и легла под парапетом, вяло думая, что на камнях должна была выпасть роса, которую можно было бы слизать. Под утро айзенштадтцы намылились было подтащить ствол к башне, но пара болтов живо их утихомирила. К середине дня набежали облака, но жажда была нестерпимой и мучила хуже голода. Мужики расселись кто куда, вяло переругиваясь между собой и поминая случаи из жизни. Иногда то один, то другой отходили к стене, облегчаясь вниз прямо с нее и тогда доносилась вонь от них и довольная ругань снизу.

— Вечером будем прорываться, — постановил Вольф, осматривая свой усыхающий на глазах отряд. — Все приготовьтесь, спустимся по лестнице и пойдем на них, а там опять в горы. Впереди речушка бежит, напьемся сразу.

— Давно надо было идти, а мы тут сидим, как ворона на шестке, — проворчал Хайнц. — Я им еще бока-то пообминаю, попомнят они меня!

— Вы тоже будьте готовы, — Вольф кивнул Гунтеру и Лукасу. — Игрушки свои приготовьте, как мы внизу покажемся, айзенштадтцы к нам кинутся, ваше дело по ним бить.

— Марта, ты как? — Гунтер присел рядом, озабоченно заглядывая мне в лицо.

— Как и все, в одной башне сидим, — усмехнулась я.

— Ты не хочешь… — он выразительно посмотрел на Петера, застегивающего штаны. — Я закрою, если что.

— Прости, но… нечем. Двое суток воды не пила.

— Вечером Вольф хочет уйти отсюда, слышала? Что думаешь?

— То же, что и ты, это наш шанс, хоть и мизерный. Будем стрелять.

Под вечер, когда спала жара, ударная четверка потихоньку стала спускаться вниз по разрушенной лестнице. Сперва внутри башни было тихо, потом рухнули камни и осаждавшие насторожились. Попасть вовнуть можно было только через широкий проем и туда уже помчались первые жаждущие нашей крови, а мы прицелились и спустили тетиву. Трое полегли сразу, но арбалет перезаряжается медленно и остальные вылетали из-за кустов, уже не боясь прямого выстрела. Внизу закипела схватка с криками и проклятиями с обеих сторон. Стоял жуткий гвалт и почему-то он с каждой минутой только усиливался, к нему подключилось ржание лошадей и чьи-то зычные вопли: