Клара могла позволить себе думать о нем с удовольствием, ее женский инстинкт молчал, не подозревая об опасности. Мистер Уитфорд не был галантен, и манеры его не отличались изяществом, — словом, у него не было ничего от светского обаяния его кузена. Ей довелось как-то наблюдать мистера Уитфорда в бальной зале. Он танцевал, как солдат, вышагивающий на параде, и только уже много спустя, полюбив его душевно, перестала Клара молить бога, чтобы ей никогда-никогда не пришлось танцевать с ним в паре. Зато он был замечательный ходок, славившийся своей неутомимостью; впрочем, такая слава обычно сопутствует тем, кто избегает женского общества и не принимает участия в увеселениях, которые объединяют оба пола. Наездник он был посредственный: лицезрение Вернона в седле доставляло искреннее удовольствие сэру Уилоби. В гостиных он не блистал остроумием, разве что к нему подсядет человек, с которым можно поговорить по-настоящему. Недостатки мистера Уитфорда, впрочем, — больше даже, чем его достоинства, — делали его идеальным другом для молодой женщины, жаждущей дружбы. Образ жизни, который он вел, представлялся Кларе в ее смятенном состоянии идеалом покоя. И то, что ему удалось достичь этого покоя, казалось ей свидетельством силы духа. А Клара так нуждалась в сильной дружеской руке, ей так важно было знать хотя бы, что такая опора существует! Репутация человека, равнодушного к девичьим чарам, придавала Вернону обаяние далекого айсберга, кочующего в водах южных морей. Этот человек, не желавший ни льстить женщинам, ни искать их лестного внимания, казался Кларе необыкновенным, недосягаемым. Она взирала на него с трепетом, снизу вверх, как взирают в нашем обществе на представителей наследственной аристократии. Несмотря на свою молодость, она уже успела вдоволь наслушаться лести и побывать в ее силках, и ей казалось, что благородная гордость мешает мистеру Уитфорду прибегать к ухищрениям птицелова и расставлять сети всякой мелкой пичужке.

Они довольно долго шли молча, когда Вернон неожиданно нарушил молчание.

— Будущее мальчика, — сказал он, — зависит в некоторой степени от вас, мисс Мидлтон. Мне надо уезжать возможно скорее, но я оставляю его здесь с тяжелым сердцем. Я, конечно, знаю, что вы за ним присмотрите, но боюсь, что вы не сразу поймете, как пагубно на нем отражается атмосфера баловства, которая его окружает в Паттерн-холле. Его следует отправить к репетитору немедленно, еще до того, как вы сделаетесь леди Паттерн. Употребите все ваше влияние! Если вы попросите, Уилоби согласится за него платить. Это обойдется ему не слишком дорого. Есть веские причины, которые не позволяют мнс держать Кросджея при себе в Лондоне, даже если бы это было мне по средствам. Итак, могу ли я рассчитывать на вашу поддержку?

— Я поговорю с ним, я сделаю все, что могу, — сказала мисс Мидлтон, чувствуя, как непонятная тоска сжимает ей сердце.

Они подошли к лужайке, по которой прохаживался сэр Уилоби со своими незамужними тетушками, мисс Изабел и мисс Эленор.

— Вы, кажется, охотились на зайца, а поймали оленя, — сказал он своей невесте.

— Мисс Мидлтон спугнула лодыря, а загнала его наставника, — подхватил Вернон.

— А все оттого, — возразил сэр Уилоби, — что вы не слушаете меня, когда я говорю, как следует обращаться с мальчиком.

Обе дамы поцеловали мисс Мидлтон. Одна принялась громко восторгаться ее красотой, другая — превозносить ее здоровье, и обе хором заявили, что на юного Кросджея можно воздействовать только лаской, — тогда он становится как шелковый. Клара задумалась. Своею ли волей отказались эти женщины от собственного лица, превратившись в тень, в отголосок сэра Уилоби, или это он их так вышколил? Она перевела взгляд с них на сэра Уилоби, и ей сделалось жутко. Хоть все последнее время у нее прошло в борьбе с ним, истинной меры его грозного могущества, превращающего домочадцев в бессловесных рабов, она еще не знала и не испытала на себе. Ведь до сих пор ей удавалось сохранить свои позиции.

— Ах, нет, я не могу согласиться с вами! — возразила она тетушкам. — Мистер Уитфорд нашел единственно верный способ обходиться с таким мальчиком, как Кросджей.

— Я хочу сделать из него человека, — сказал сэр Уилоби.

— Но что с ним станет, если он так ничему и не научится?

— Если я буду им доволен, его будущность обеспечена. Еще не было случая, чтобы я бросил человека, которому оказывал покровительство.

Клара посмотрела на него в упор и, не отводя глаз, прикрыла их веками.

Сэру Уилоби сделалось не по себе. Он был чувствителен к тончайшим нюансам взглядов и интонаций; в этом, собственно, и крылся основной секрет, позволявший ему железной рукой управлять теми, кто жил под его кровлей. Он требовал от них безоговорочного приятия его точки зрения, и они знали, что ни малейший мятежный оттенок не ускользнет от его внимания. Взгляд в упор, без тепла, без девической застенчивости и внезапно опустившиеся веки говорили о недостатке сочувствия к его воззрениям, а быть может, и о прямой враждебности им. Возможно ли, чтобы она не принадлежала ему целиком? Брови его метнулись вверх.

Клара заметила движение бровей и подумала: «Замужем, нет ли, а в мыслях своих я вольна».

Об этом-то и шел между ними спор.

На следующее утро, за час до начала уроков, на газоне перед домом появился юный Кросджей с огромным букетом полевых цветов. Он оставил их в прихожей и исчез в кустах.

Всемогущие заправилы Большого дома собрались было предать вульгарные растения мусорной куче, но мисс Мидлтон, увидевшая в окно Кросджея с цветами, смекнула, что букет предназначался ей, и приказала лакею его принести. Букет был прелестен. Чувствовалось, что над ним поработала чья-то рука, более изысканная, чем мальчишеская: цветы были расположены в определенном порядке — красная гвоздика соседствовала с лютиками, первоцвет — с вероникой, нарцисс — с лесным гиацинтом, а из голубевшей середины букета возвышалась ветка, покрытая плотными белыми цветами, настолько плотными и белоснежными, что мисс Мидлтон, мысленно похвалив Кросджея за то, что он прибег к помощи мисс Дейл, тщетно пыталась определить, с какого дерева сорвана эта ветка.

— Это лесная весталка, дикая вишня, усовершенствованная искусством садовника, — объяснил доктор Мидлтон. — И здесь, пожалуй, мы вправе сказать, что садовник одержал победу над природой. Впрочем, я не уверен, что это усовершенствование, — ведь двойное, махровое цветение, насколько известно, происходит за счет плодоносности дерева. Если так, назовем его «весталкой цивилизации». Как бы то ни было, садовник не только оправдал название растения, но и показал, как красивы эти служительницы Весты^{19}.

— Наш сорванец посягнул, оказывается, на священное древо Вернона! — весело сказал сэр Уилоби и поведал мисс Мидлтон, что дикая вишня с махровыми цветами была любимицей мистера Уитфорда.

Сэр Уилоби обещал как-нибудь показать ей эту вишню.

— Вам подобное испытание не страшно, — прибавил он. — Но таких дам, чей цвет лица мог бы его выдержать, мало; для большинства это более тяжкое испытание, чем свежевыпавший снег. Мисс Дейл, например, уже в десяти шагах от дерева превращается в пожелтевшее кружево. Хотел бы я видеть вас обеих рядом под этой вишней!

— Ого! — воскликнул доктор Мидлтон. — Вы, кажется, возлагаете на нашу древесную нимфу новые функции, и притом довольно грозные.

— Мисс Дейл могла бы повести меня на более высокий суд, где я бы поблекла от соседства с нею, — возразила Клара. — Есть дары более ценные, нежели цвет лица.

— У нее отличные дарования, — сказал Вернон.

Весь свет — а следовательно, и Клара — знал о романтической привязанности мисс Дейл к сэру Уилоби. Клара жаждала познакомиться с мисс Дейл, чтобы понять характер ее чувства к человеку, который говорил с таким ледяным холодом о той, что имела несчастье его полюбить. А может быть, именно мороз и полезен женскому сердцу? Может быть, оно таким образом приучается к дисциплине, к сдержанности и обращается внутрь себя, к собственным мечтам? Если так, то этот холод благотворен, он ведет к идеализации любимого. И Клариному воображению живо представились все преимущества разлуки перед убийственной скрупулезностью пристального изучения. Она пыталась увидеть сэра Уилоби глазами мисс Дейл. Безграничная способность к самообману, которой Клара завидовала, не могла, однако, не вызвать у нее презрения; она не могла также не осудить бесчеловечную черствость сэра Уилоби, с такой готовностью предававшего свою верную поклонницу — лишь затем, чтобы сделать пустячный комплимент невесте. Тем не менее Кларе представлялось, что где-то должна быть точка, с какой можно взирать на него доброжелательно, без осуждения и даже восхищаясь им, как, например, взирает луна на копошащегося внизу смертного: он статен и пригож — вот все, что оттуда видно.