– Нажмете вот сюда и снимете меня, хорошо? Наведете так, чтоб я был прямо в центре кадра. Я тут уже все настроил, вам надо только нажать на кнопку.

Наводничий побежал наверх, высунулся по пояс из окошка в циферблате, протянул вниз, в сторону Александра Карловича, руку, в которой была газета (сложенная так, чтобы было четко видно название), скомандовал часовщику начинать и ослепительно улыбнулся в объектив.

– В «Экспресс новостях» оторвут эту карточку с руками, – радостно бормотал себе под нос Василий. – Купят, сволочи. И хорошо купят!

…Между тем, пока Наводничий увлеченно занимался своим делом, внизу, стоя с наружной стороны кремлевской стены, его уже давно дожидался Осташов.

На условленное место встречи Владимир прибыл не один, – с охранником Григорием Хлобыстиным, который напросился обмыть первую сделку Осташова.

– Что он там показывает из часов? – спросил Владимир Григория.

– А хэ его знает, журнал какой-то. Или еще что.

– Меня подгонял, а сам лазает там и не выходит никак, – сказал Владимир.

– Ну. А тебя он даже не замечает. Когда же мы пить-то начнем?

Хлобыстин вложил пальцы в рот и по-разбойничьи свистнул.

– О, наконец-то, – сказал Осташов, увидев, как Наводничий замахал ему рукой.

– Ты скоро? – крикнул он Василию.

– Да. Володь, сходи пока за водкой.

– Ты же сказал, что сам купишь.

– Ну куда ее по такой жаре? Она б остыла давно.

– Ладно. А где встретимся?

– Давай, иди вон туда, к Ветошному, там есть, где пузырь взять недорого. А потом возвращайся сюда. Или я туда подойду, если ты вернуться не успеешь.

В этот момент в сторону Осташова и Хлобыстина двинулся один из дежуривших на Красной площади милиционеров. У него был вид человека, которого следует опасаться, даже если он не в милицейской форме.

Замедлив на несколько секунд шаг, милиционер полуобернулся и, посмотрев вверх на Василия, торчащего из проема в циферблате часов Спасской башни, злобно крикнул ему:

– Ты долго там орать будешь? Устроился, как в собственной форточке!

Подойдя к приятелям, милиционер перестал хмурить брови, отчего лицо его стало еще более свирепым.

– Совсем уже оборзели со своей демократией? – сказал он. – Считаю до трех. Если еще будете тут, заберу на трое суток. Быстро с моего участка!

* * *

Стало уже вечереть, но зной не спадал. Наводничий стоял на углу, всегда людном в это время суток, многоязычно гомонящем углу Никольской улицы и Ветошного переулка, около ГУМа, и, высоко закинув голову, пил газированную воду из пластмассовой бутылки. Другой рукой он привычно держался за лямку висящего на плече кофра с фотоаппаратурой.

– Ту-ду-ду-`ду, ду-`ду! – послышался рядом голос, имитирующий бравурные звуки трубы, зовущей в атаку.

Не отнимая бутылку ото рта и продолжая пить воду, Наводничий, как конь, повел вокруг скошенными глазами.

Только что подошедший к нему Осташов – а это именно он исполнил бодрую мелодию – сказал:

– Вася, я с Гришей пришел, – Владимир кивнул на стоявшего рядом Григория Хлобыстина. – Он у нас на фирме охранником работает. Свой человек. И тоже может попозировать для съемки.

Василий, еще больше скосившись, глянул на Григория, промычал что-то, что можно было истолковать как «Привет», или «Ага», и, снова пустив свой взгляд, словно воздушного змея, в гору, продолжил процесс безмятежного поглощения напитка. Осташов и Хлобыстин, у которых в руках были такие же, как у Василия, бутылки с водой, словно по команде, отвинтили крышки, приставили сосуды к жадным губам и запрокинули головы.

Лишь опорожнив емкости до дна, все трое горнистов опустили головы.

– Во-о-от, – сказал Наводничий, словно подытоживая долго длившийся разговор. И тут же, не в силах сдержаться, выпустил придавленную отрыжку, и сказал: «Извиняюсь: газировка».

– Да херня, не меньжуйся, – сказал Григорий и намеренно беспардонно, громко рыгнул, после чего весело и задиристо глянул на Василия.

Осташов тоже посмотрел на фотографа. Было видно, что Наводничий принял дурацкий вызов Хлобыстина и собирается каким-то образом ответить. И действительно, сосредоточившись, Василий покрутил головой и с видом оперного певца, расправив грудь и выставив вперед свободную руку, тоже рыгнул – на сей раз с утробным резонансом, величественно и раскатисто. Несколько прохожих в ошеломлении обернулись. Владимир, стрельнув взглядом по сторонам, смущенно потупился.

– Ну, вот и познакомились, – сказал Наводничий. – Где вы бродите-то? Я тут уже десять минут вас жду.

– Да мы думали ты еще долго там будешь снимать, решили в ГУМ зайти, – сказал Осташов.

– Понятненько. И водку еще не купили. Понятненько.

Три пустые пластмассовые бутылки из-под газированной воды влетели, кегельно столкнувшись, в широкую урну, и троица направилась к торговой палатке, представлявшей собой будку на автомобильном прицепе.

– Давай я куплю бутылку, – сказал Осташов Василию. – Я обещал Грише обмыть свою первую сделку. Совместим приятное с полезным. У нас получатся классический треугольник. Русский любовный треугольник – одна на троих.

– Лучше две возьмем, – сказал Григорий и тоже достал из кармана деньги.

– Мужики, вы как хотите, а я на работе не бухаю, – сказал Наводничий.

– Тогда лучше одну, – сказал Владимир, забирая из окошка прохладную бутылку «Столичной» и пакет с несколькими пирожками и бутылкой «Фанты».

– Девушка, – обратился к продавщице Василий. – А вот мне интересно, откуда в Москве столько киосков на колесах развелось?

– Как откуда? Покупают люди.

– А почему на колесах?

– Ну вы, мужчина, такие вопросы задаете. Че, непонятно разве? Если какие проблемы с местной братвой, раз, снялся – и на другое место. Удобно же. А вы че, тоже, что ли, хотите купить палатку? Я могу устроить.

В глазах девушки полыхнул финансовый интерес.

– Нет, я просто любопытный, – ответил Наводничий и, повернувшись к Григорию и Владимиру, сказал: – Ну, почапали на мой спуск.

– На какой спуск? – не понял Хлобыстин.

– На мой, Васильевский спуск. Его в честь меня так назвали. Ты не в курсе?

– Может, лучше… э-э… вон туда? – спросил Григорий и показал пальцем в сторону учреждения общественного питания с названием «Бутербродная».

– Ну, начинается, – сказал Наводничий. – Мы зачем вообще собрались? Пошли.

Вступив на Красную площадь, Василий огляделся и сказал:

– Да, все правильно. Снимать будем около Василия Блаженного.

– Менты повяжут, – сказал Хлобыстин.

– Ничего, мы быстро, не успеют, – ответил Наводничий.

– А почему не снять в другом месте? – поддержал сомнения Григория Осташов. – Какая разница, где люди водку пьют?

– Вы ничего не понимаете. Там будет лучше всего. Там Спасская башня в кадр впишется идеально.

– А на кой обязательно Спасская башня? – спросил Хлобыстин.

– «Ну вы, мужчина, такие вопросы задаете. Че, непонятно разве?» – голосом давешней продавщицы сказал Наводничий. – Значит, объясняю. Этот сюжет про российское пьянство мне «Миллиет» заказала. Это турецкая газета такая. Короче: фотки в иностранную газету пойдут. Во-о-от.

– А, ну ясно, – сказал Григорий, – это, чтоб турки сразу врубились, что дело в России происходит, да?

– Золотые слова, – сказал Василий.

В это время перед троицей прошествовала группа иностранных туристов, направлявшихся к Мавзолею. Пропустив вереницу громко переговаривающихся на английском языке гостей Москвы, Наводничий продолжил:

– Они же у себя там, в своих странах, как думают? Если есть Спасская башня или Собор Василия Блаженного, значит, – Москва. А если просто в какой-то забегаловке мужики пьянствуют, то хрен его знает, где это – в Нью-Йорке или в Усть-Засрайске…

– Да, точно, – сказал Хлобыстин. – Я вчера в какой-то газете читал, что иностранцы ни хрена, кроме своего бизнеса, не знают. Там, короче, написано, что проводили опрос в Нью-Йорке, Париже и в этом… ну, еще где-то. И в общем, они даже не в курсе, в каком году у нас была революция. Ха-ха. И еще они думают, что немцев во Второй мировой войне не мы, а Штаты расфигачили. Во мудаки, прикинь.