Вступив на престол, Михаил Порфирогенет объявил, что он будет править, «как Нерон», но историк замечает по этому поводу: «Нерон по крайней мере любил музыку и поэзию, Михаил — одних коней и распутство».

Кроме Вардаса и Фотия, одной из самых замечательных личностей в царствование Михаила, был Василий Македонянин.

Македонский пастух, приведённый волею судьбы из гор своей родины в пышную столицу Византии, трон которой он впоследствии занял, вполне оправдал поговорку о необходимости родиться счастливым.

Он смог обратить на себя внимание Михаила и стать его любимцем. Вардас доверял ему и даже любил его, видя талант этого человека.

Василия нередко видели на форуме среди простолюдинов. Он чутко прислушивался к их разговорам, старался узнавать их нужды и очень часто поражал народ разумными распоряжениями, соответствовавшими его желаниям.

Так он прокладывал себе путь к византийскому престолу.

Однажды вечером, когда спал дневной зной, Василий в платье простого византийца отправился на форум Константинополя, желая узнать, что говорит чернь.

Когда он пришёл туда, то около колонны Константина увидел толпу народа. Василий протискался вперёд и увидел сидевшего у подножия колонны старика, с жаром рассказывавшего что-то своим слушателям.

Старик этот по имени Сила был ходячей летописью Византии. Он был так стар, что даже позабыл год своего рождения, но прекрасно помнил всё, что касалось родного ему города.

— Велик и славен город Константина, — говорил старик. — Господь, единый вершитель всех судеб земных, хранит его... Вот слушайте, что расскажу я вам о временах от вас отдалённых, но вместе с тем и близких... Язычество и иконоборство сильно ещё было в народе. Великий Константин умер, его слабые сыновья не сумели продолжить его святое дело, и отступник Иулиан встал на защиту язычества, но Галилеянин победил его и Иулиан пал на поле битвы, признав Его... Крест восторжествовал, и народ стал считать себя под его защитой. Но нравы народа развратились, и при восторжествовавшей вере во Христа Новый Рим стал по духу равен старому Риму, и вот всемогущий Господь, чтобы возвратить заблудший народ на путь спасения, послал ему кару... страшную, ужасную кару... развилась в Византии болезнь, неведомая страшная болезнь. Народ умирал, и в каждом доме был покойник. Новый Рим превратился в город мёртвых, а те, кто оставался живым, сидели в своих домах, не смея выйти из них.

Старик рассказывал о чуме, не один раз посещавшей Византию и особенно сильной в VI веке.

   — Постой, старик! — раздался из толпы голос, — была чума и прошла! Теперь византийцам следует бояться другого бича, пожалуй, не менее ужасного!

Все обернулись к говорившему.

Это был мореход, с суровым, загоревшим от зноя и морских ветров лицом.

   — Что ты хочешь этим сказать? — раздались в толпе тревожные вопросы.

   — А то, что нам грозит новая беда!.. Я только что вернулся с Днепра из земель славянских, и знайте, что в Киеве варяго-россы, осевшие там, готовят на вас теперь набег!..

Василий увидел, какое впечатление произвели на толпу эти слова. Нужно было расспросить моряка, что затевается там на берегах Днепра, у этих проклятых варяго-россов. До сих пор всё было спокойно, никаких слухов о набеге этих варваров не было.

Василий подошёл к моряку и, положив ему руку на плечо, спросил:

   — Друг, откуда ты знаешь, что Византии грозит беда?

   — Знаю! Я недавно оттуда...

   — С Днепра?

   — Да!

   — И что же?

   — Там собрались и варяги, и норманны, и славяне... Они требуют от своих князей, чтобы те вели их на Византию.

   — Й что же Аскольд и Дир?

   — Разве они могут что-нибудь сделать! Все теперь в Киеве кричат только одно: «На Византию! На Византию!»

   — Так ты думаешь, это серьёзно?

   — А это уж как кто думает!.. Опасность известная — не опасность: к ней можно всегда приготовиться, а если пренебречь ею и она нагрянет нежданно, каждый должен пенять на себя самого...

   — А ты философ! Как твоё имя?

   — А на что тебе оно?

   — Я люблю беседовать с умными людьми!

   — Раз так, то ты можешь узнать, меня зовут Андреем из Крита.

   — Вот и хорошо, Андрей! Не пойдёшь ли ты со мной? Я угощу тебя вином.

   — Отчего же? Я свободен!

   — Так идём! А вам нечего пугаться. Идите по домам. Бог милостив, и не такие грозы мы видели.

   — Это правда! — раздались в толпе восклицания:

Настроение толпы изменилось.

Василий Македонянин, угадав это, поспешил воспользоваться впечатлением, произведённым его словами, и увёл моряка.

   — Вот что, Андрей! — начал Василий, когда они отошли от форума, — не знаком ли ты с кем-нибудь, кто знал бы больше подробностей?

   — Есть у меня такие... Только вряд ли они с тобой будут говорить!..

   — Почему?

   — Да ведь ты простолюдин...

Василий улыбнулся.

   — А что же у тебя за знатные люди такие?

   — Хотя бы хозяин мой — Валлос!

   — А, знаю, он купец!

   — Он, он!

   — Так что же ему известно?

   — Все!

   — Ну уж и все?!

   — Он был на пиру у этих киевских князей.

   — Но отчего же твой хозяин не явился сразу рассказать, что он видел на Днепре?

   — Когда ему! Он спешит поскорее распродать свои товары, а то потом, когда узнают, что готовится набег варваров, покупать не будут!

Македонянин поморщился при этих словах моряка.

Андрей, не замечая задумчивости своего спутника, продолжал болтать.

Василий заметил шедший им навстречу отряд императорской гвардии.

   — Вот что, Андрей, — сказал он, — ты говоришь, что твой хозяин Валлос занят теперь своими товарами? Так не возьмёшься ли ты сходить к нему и сказать, чтобы он поспешил во дворец императора?

   — Во дворец! К императору!

   — Да, ты скажи ему, что его немедленно требует к себе Василий по прозванию Македонянин.

В это время проходивший мимо отряд гвардейцев поравнялся с ними.

   — Именем императора! — воскликнул Василий.

Начальник отряда узнал его и почтительно склонился перед ним.

   — Вот, видите этого человека? — указывая гвардейцам на Андрея, сказал Македонянин, — идите за ним и приведите купца Валлоса, которого он вам покажет, ко мне... Захватите и прибывших с ним с Днепра его товарищей.

   — Исполню всё по твоему повелению, владыка, — наклоняя голову, ответил солдат.

Андрей изумлённо глядел то на солдат, то на своего спутника.

   — Да кто же ты такой? — едва придя в себя от изумления, воскликнул он.

Василий улыбнулся.

   — Иди, мой друг, и ничего не бойся! Я обещаю тебе, что за своё сообщение ты получишь награду.

Возвратившись во дворец, Василий прошёл на половину дяди императора Вардаса, недавно ещё полновластного владыки великолепной Византии и всех покорных ей стран.

Но болезнь не боялась того, кто был для Византии большей грозой, чем её новый «Нерон» — Михаил Порфирогенет. Она приковывала теперь старика к постели.

Больной от души обрадовался приходу своего любимца — Василия.

В ловком Македонянине Вардас видел именно такого человека, какой необходим был для негласной опеки над Михаилом.

Вместе с тем старик был уверен, что Василий не возьмёт власть в свои руки, пока будет жив он, и, стало быть, Вардас до конца своих дней останется тем же, чем он был при жизни неограниченным владыкой Византии.

Василий нравился Вардасу и своими личными качествами. Он не был так лукав, коварен, льстив и так труслив, как другие приближённые Порфирогенета. В его речах и суждениях был виден редкий природный ум; меткие замечания его вызывали восторг в старом политике, и он начинал от души желать, чтобы после него власть перешла в руки этого Македонянина.

При появлении Василия лицо больного озарилось довольной улыбкой.

   — Будь здоров, могущественнейший! — приветствовал его вошедший.

   — Это ты, Василий! Какое уже здоровье, смерть витает надо мной. Что скажешь?