— Есть вести, и даже много вестей, но не скажу, что они были отрадные...

   — Ты пугаешь меня...

   — Пока ещё я ничего не могу сказать точно... Но скажи, могущественный, как ты прикажешь поступить, если Византии будет грозить нападение варваров?

   — Каких? Опять алланы? болгары?

   — Ты знаешь, мудрейший, что от них не осталось и следа...

   — Тогда кто же?

   — За морем в Скифии поселились норманны, их называют варяго-россами...

На лице старого Вардаса отразилось сильное волнение.

   — Они! — воскликнул он, — вот то, чего я боялся более всего.

   — Так ты, мудрейший, имел этих варваров в виду?

   — Давно я знаю о них! Что перед ними алланы, болгары, венгры, персы...

   — Почему?

   — Вот почему!.. Веришь ли ты мне, Василий? Что такое наши враги? Все народы, изведавшие сперва меч и иго римлян, а потом уже наслаждения, которые давал Рим. Они сильны, свободны, могущественны, но в жилах каждого из них уже течёт яд Рима... яд наслаждения жизнью. Они уже видели разврат римской жизни, и его прелесть кажется им очаровательною. Она всё ещё влечёт их. В этом их разложение. Они ничтожны, потому что корень их давно уже подточен Римом. Если бы даже франки или аллеманы тронулись на нас, я бы только смеялся... Но теперь я боюсь...

   — Но почему же? — переспросил Василий.

   — Потому что, имея во главе своей жалкую кучку чужеземных храбрецов, на нас поднимаются славяне... Ты знаешь ли этот народ? Нет? Это девственный народ. Он не знает ни лжи, ни обмана. И врагу, и другу он смело глядит в глаза. Никто не посмеет его ни в чём упрекнуть. Наше счастье, что у этого народа не было единого вождя, появился теперь он — и дрожит Византия...

Вардас замолчал. Молчал и Василий.

Ему Византия не была так близка и родна, но всё-таки он теперь страшился близкой грозной опасности.

   — Но что же теперь делать?

   — Я не знаю, пока мы всё-таки не знаем, что угрожает нам, — наконец сказал Вардас. — Ты говоришь, что распорядился привести купцов?

   — Да, мудрейший, они уже ожидают здесь.

   — Поди же и поговори с этими людьми, принёсшими известие, а потом мы решим, как отвратить гнев Божий от нашей родины.

Василий поспешил пойти к ожидавшим его купцам.

Теперь это был уже не тот скромный, простой в обращении человек, который так дружески беседовал на форуме с подгулявшим Андреем. Теперь это был гордый, бесстрастный правитель, правая рука императора, человек, привыкший к беспрекословному повиновению.

Перед купцами был совсем другой человек. Они упали на колени, лишь только Василий появился перед ними в этом роскошном покое.

   — Встаньте и слушайте! — внушительно и медленно заговорил Василий, — который здесь из вас Лаврентий Валлос?

   — Прости, несравненный, это я! — выступил вперёд дрожавший от страха купец.

   — Ты?

Василий Македонянин устремил на него свой долгий, испытующий взгляд.

   — Ты достоин смерти! — наконец, после молчания, проговорил он.

   — Прости, прости, могущественнейший! — залепетал купец, — в чём повинен я?

   — Грошовые собственные выгоды ты предпочёл благу Византии, твоей родины, — сказал Василий. — Император знает всё. Он разгневан. Разве мог он думать, что среди византийцев найдутся подобные негодяи. Вы сейчас же будете казнены. Эй, стража!

Македонянин громко захлопал в ладоши, призывая стражу.

В дверях появилось несколько наёмников-норманнов, обнаживших мечи и готовых исполнить все приказания своего властелина.

Купцы, обвиняя друг друга, кинулись на колени, умоляя о пощаде.

   — Хорошо, — произнёс Василий, — может быть, мне и удастся умолить за вас великого Порфирогенета. Но вы должны исправить свою вину.

   — Мы сделаем всё, всё, уверяем тебя, всё, что только можем...

   — Не сомневаюсь! Рассказывайте всё, что вам известно!

   — О чём, могущественный?

   — Вы ещё спрашиваете? Что делается на Днепре? Да не утаивайте и не болтайте лишнего, иначе вам придётся плохо!

   — Что ты хочешь знать, великий?

   — Император знает, что вы вернулись из стран славянских, а там затевается набег в пределы Византии. Вот вы и должны рассказать об этом. Правда ли, что киевские князья Аскольд и Дир, бывшие до сих пор нашими друзьями, хотят идти на нас войной?

   — Да, великий!

   — И вы это знаете верно?

   — Мы сами были на том пиру, когда варяги потребовали похода.

   — И что же князья?

   — Они, великий, как ты знаешь, имеют самые миролюбивые намерения. Они против войны, но их только двое, а варягов много; к варягам примкнули и славяне...

Лаврентий Валлос от имени всех остальных передал Василию всё, что было известно по поводу затеваемого киевскими варягами набега. Они в рассказе Валлоса чуть не силой заставляли своих миролюбивых князей предпринять этот набег...

   — Но каковы эти князья по своему характеру? — спросил Василий Македонянин, выслушав рассказ купца.

   — Аскольд и Дир очень кротки, и войне они предпочитают пиры и охоты.

   — А другие славяне, что они? Ведь варяги — это пришельцы на Днепре.

   — Сами по себе днепровские славяне, в особенности те, которые называют себя полянами, народ миролюбивый...

   — Значит, они разделяют мнение этих князей — Аскольда и Дира?

   — Если бы все в Киеве были в этом подобны им!

   — Вместе с князьями на Днепр пришла буйная норманнская дружина. Эти люди совсем другого характера, чем обитатели Днепра. Они жаждут крови и грабежа, они спят и во сне видят одни набеги, куда и на кого — это им всё равно. Вот эта-то дружина, как мы передавали тебе, великолепный, недовольна своими князьями, упрекает их в трусости и требует немедленного похода.

   — И что же? Поход уже решён?

   — Пока нет.

   — Что же останавливает от набега этих дерзких варваров?

   — Искреннее миролюбие их князей, как ты, великий, уже слышал.

   — Тогда, может быть, всё ещё обойдётся?

   — Вряд ли. Аскольд миролюбив, Дир тоже, но они не рискнут идти одни против всех, а славянские старейшины, в особенности те, что находятся в Киеве, готовы следовать за норманнами. За собой они поведут и свои племена.

Василий задумался.

Он видел, что эти дрожащие от ужаса люди говорят правду.

   — Скажите, — прервал молчание Македонянин, — вы бывали запросто у этих киевских князей?

   — Да, в их палатах быть очень просто. Каждый имеет доступ к ним. Они выходят, беседуют со всеми, кто бы ни обращался к ним со своим делом, даже самым ничтожным.

   — Это хорошо... Но пользуются ли они влиянием на свои дружины?

   — О чём ты спрашиваешь, несравнимый?

   — Я хочу знать, что было бы без них в Киеве?

   — Трудно сказать. Вернее всего, пошли бы раздоры.

Больше Василий не стал расспрашивать. Он отдал начальнику стражи приказ держать под строгим присмотром купцов, а сам возвратился к Вардасу.

Вардас с нетерпением ожидал возвращения Василия.

Старый политик, много лет правивший огромным государством, ясно видел, какая серьёзная опасность надвигается на Византию.

Этот человек, несмотря на свою безусловную талантливость, несмотря на огромный ум, был сыном своего века, коварным и вероломным.

Пока Василий разговаривал с купцами, у Вардаса составился уже определённый план действий, план ужасный по своему вероломству, но по мнению старого интригана вполне верный для того, чтобы оградить Византию от нападения варяго-россов.

   — Что говорят купцы? — спросил он у Василия, когда тот вернулся в его покои.

   — Они подтвердили то, что тебе уже известно, всемудрый.

   — Итак, гроза надвигается.

   — Да!

   — И ты не придумал, что могло бы отвратить её?

   — Увы, мудрейший... но я надеюсь, что твоя опытность, ум указали тебе средство...

   — Мы ждали этого, — сказал Вардас, — но если это случится теперь, то это будет большим для Византии несчастьем. Мы переживаем очень тяжёлое время. Михаил сошёл с ума. Все войска находятся на границах Византии, где им приходится бороться с персами. Здесь у нас только разнузданная гвардия, которая хороша, чтобы укрощать разбушевавшуюся чернь на форуме, и ничего не стоит в открытом бою с могучим врагом.