– Хороша ровня, – зло усмехнулся Ярослав, выпрямляясь во весь свой высокий рост. – Ты – князь, я – ленник тебе.

– Я не князь покамест, – сжав кулаки, Мстислав встал с новгородичем нос к носу. – А ты не слуга мне. Оба мы с тобой – сотники в княжеском войске. Значит – ровня.

– Будь по-твоему, княже, – отступил Ярослав, склоняя голову, но не отводя взгляда. – Зачем пришел-то?

– Повиниться хочу. Жизнь ты мне спас, а я... В общем должник я твой.

– Ничего ты мне не должен! – отрубил Ярослав. – Работа моя такая – шкуру твою беречь. Я в том клятву Владимиру давал, аль забыл?

– Так я и поверил, что, кидаясь меня от хазар отбивать, ты про клятву думал, – тихо и как-то растерянно проговорил Мстислав.

Почесал затылок. Улыбнулся виновато и жалко.

– Вот ведь говорила Демьяновна – слова ищи, что от сердца... А где ж их взять-то, коли у тебя на каждое мое – десяток своих...

И вдруг взвился:

– Да пойми ты, упрямая твоя башка! Я первый раз в жизни виноватым себя чувствую. Я первый раз прощения пришел просить... Я ж всю дворню извел, пока тебя не было. Мне ж даже подумать страшно было, что не успел я тогда ничего тебе сказать, объяснить, что не было в моих подлых словах правды ни на воробьиный чих... Да ты и сам это знаешь... Заело меня, что по своей глупости я в беду попал, а по твоей милости из нее выпутался. У меня ж в глазах темно делалось, как подумаю, что после тех моих вражьих слов ты не вернешься...

– Не держи ты сердца против меня! – крикнул отчаянно. – Не казни за дурость!

Помолчал. Опустил вороную свою голову, почти прошептал:

– Простил бы ты меня, что ли...

Ярослав молчал.

– Права была ты, Демьяновна, – пробормотал вдруг Мстислав совсем тихо. – Слово – не воробей, стрелой не достанешь...

Повернулся, не глядя на новгородича, пошел к выходу. И чуть не упал, запнувшись о седельную суму, услыхав вслед:

– Гляжу, подарок мой носишь?

– Ношу... – прохрипел севшим голосом.

Прокашлялся.

– Ношу, – повторил громче.

– Так и носи, – в голосе Ярослава слышалась ласковая усмешка. – Штука эта – не просто подарок. Оберег. Заговоренная она. В том бою-то ее на тебе не было...

– Не было... Под шлемом несподручно. Прикажешь сверху на шишак надевать?

– А ты повели, чтоб тебе новый шлем выковали.

– Смеешься?

– Смеюсь, – легко согласился Ярослав.

– Значит... поверил? Простил?

– Дык что ж с тебя, дурня неотесанного, взять-то, – развел руками новгородич, в глазах которого плясали бесенята. – Только что простить...

Задохнулся Мстислав. Пошатнулся. Тут же почуял крепкую руку на плече.

– Поглядишь – вроде мужик, а в обморок норовит упасть ровно баба на сносях...– проворчал Ярослав, не отпуская, впрочем, руки, и в голосе его слышалась ласка. – Да стой ты, горе мое. Неча падать. Не мужицкое это дело. Да и что такого я тебе сказал-то?

– Дурень, – нежно прошептал Мстислав. – Ты меня, может, сейчас во второй раз от смерти спас...

* * *

Сказать, что Мстислав был счастлив, значило бы ничего не сказать. Состояние, в котором он находился, невозможно было описать человеческими словами. Может, волхвы или ведуньи знали название переполнявшим его чувствам, да времени не было сбегать к ним да узнать. Занят был Мстислав. Грех свой перед Ярославом замаливал. Дня три не отпускал от себя новгородича – только на несколько часов сна расставались, да и то просыпался киевский княжич среди ночи, вскакивал и к окну бежал – глядеть, стоит ли белый шатер на подворье...

Чем только не занимались княжичи! Зайцев в поле борзыми травили. Рыбу острогами наперегонки – кто боле набьет – на днепровских перекатах били. Наваристую пахучую уху из этой рыбы на княжьем застолье едали – хорошо едали, от пуза, до отрыжки! А вечерами жгли на подворье высокие костры, песни играли, хороводы водили, гусляров да былинщиков княжеских слушали. Мстислав льнул к новгородскому своему приятелю открыто и по-детски беззастенчиво, без меры счастливый от того, что Ярослав вернулся и что не таит обиды за глупые жестокие слова. Новгородичу поначалу неловко было от такой Мстиславовой открытости, но он быстро обвык и уж сам норовил то и дело то плечом вроде как в шутку толкнуть, то коленом колено тронуть, то пятерней промеж лопаток шлепнуть.

На четвертый день утром ворвался Мстислав к Ярославу, сияя глазами. Новгородич стоял возле шатра в одном исподнем и примерялся, как бы окатить себя из бадейки ключевой водой, не замочив штанов. Только ведерко за дужку ухватил, только до груди приподнял, как выскочивший из-за угла Мстислав с хохотом толкнул его ладонью да и расплескал студеную воду на голую грудь и драгоценные Ярославовы штаны.

– Ну, вражина, – кидая пустое ведро на землю, помотал башкой Ярослав. – У меня ж других сухих штанов нету. Прикажешь нагишом по двору скакать?

– Тоже беда! – хохотал Мстислав, тормоша приятеля. – Пойдем в терем, я тебе свои портки дам. А потом айда на конный двор нового моего коня глядеть. Вчера в ночи с ярмарки привели.

Но не судьба была княжичам коня посмотреть. Едва до Мстиславовых покоев добрались, как на пороге Ратибор, Владимиров стремянный, возник.

– Доброго дня, княжичи, – сказал с поклоном. – Всесветлый князь Владимир к себе звать изволил. И немедля.

– Хоть штаны-то дай на сухие переодеть, – кивком головы отпуская стремянного, пробормотал недовольный задержкой Мстислав.

Переоделись быстро, оглядели друг дружку, одежу поправили, волосы, отросшие до плеч, пятерней причесали да обручами золотыми убрали. И пошли.

Перед высокими дверями в тронную залу приостановились.

– Как думаешь, зачем звал? – спросил, поежившись, Ярослав.

– А Перун его ведает, – дернув плечом, ответил Мстислав. – Пороть вроде не за что...

– Типун тебе... на одно место! – зыркнул в его сторону новгородич. – У меня спина до сих пор от ваших розог к грозе чешется.

Войдя в просторную залу, одновременно преклонили колена. Ярослав осторожно глянул – Владимир в полном княжеском облачении восседал на троне, по правую руку от него сидела как всегда бледная Ольга, по левую, спустившись ступенькой ниже, стояли князь новгородский Всеволод и несколько его приближенных бояр.

– Хорошо, что оба пришли, – сразу и поговорим. Встаньте.

Поднялись.

– Сын мой Мстислав, друг мой, соратник и брат, князь Всеволод, сватов заслал – просит отдать Евдокиюшку нашу за сына своего, князя Ярослава. Что скажешь? Отдадим?

У Мстислава в глазах стало черно. Хоть и знал, что не ему Дуняшка сужена, видел, как глядит на нее Ярослав, а она – на Ярослава, хоть и сам толкал новгородича девку просватать, а как до дела дошло, сердце и зашлось. Ох, люба была ему огневая девчонка! Ох, как хотел сам из этого чистого родничка первым испить...

Перевел дух. Собрался с силами.

– Об том не меня спрашивать надобно, саму Евдокию.

– А и спросим. Всему свой срок. Пока ты мне скажи – достойна ли Дуняшка стать княжьей женой? Достоин ли Ярослав взять за себя сестру твою нареченную?

Почуял Мстислав, как закаменело плечо стоявшего рядом сотника, бросил косой взгляд – увидал, как смотрит княжич прямо перед собой, да ничегошеньки не видит.

Пожалел Ярослава. И, вместо того, чтобы ответить отцу, толкнул новгородича плечом.

– Эй, что закаменел-то? Шутит отец. Лучше меня ему ведомо, что честь это для нашего дома – Евдокию за тебя замуж отдать.

– Ему-то ведомо, а тебе?

– Коли бы не воля отцова, мы б с тобой за нее еще не раз схлестнулись, тут ты прав. Но я смирился с тем, что не быть ей моею. И... – помедлил, глядя прямо в зеленые смятенные очи, – счастлив буду на вашей свадьбе хмельных медов испить.

– Спасибо тебе, – едва слышно молвил Ярослав.

Поднялся тут Владимир во весь свой недюжинный рост.

– Что ж, так тому и быть. Свадьбу на предзимок и сыграем. Мстислав тебе невесту и обоз с приданым сам приведет. Не обессудь, друже, – обернулся он к Всеволоду, – но я к тебе на пир прибыть не смогу.