— Детский сад.

Первой возмутилась Галя. Она крикнула:

— Это школа, а не детский сад! Тогда и Первыш крикнул:

— Это школа!

Он подумал, что, может быть, из-за него всех остальных назвали детским садом: он самый ма­ленький.

И Лиля крикнула:

— Школа!

Она тоже испугалась: у неё в сумке лежала кукла.

А Петя даже перестал жевать свои нескончае­мые бутерброды с сыром, которые он всё доставал и доставал из портфеля. Побежал вслед за лыжни­ками и крикнул:

— Не знаете — не говорите! И Серёжа побежал, и Боря.

И тоже кричали, что это школа! А никакой не детский сад!

Потом все вернулись, кто бегал, и выпили ещё чаю. Это от волнения.

И надо же — так оскорбить и уехать!

Лилина бабушка, Серёжина бабушка и Тамара Григорьевна долго успокаивали ребят. Но тут не­ожиданно Галя увидела человека, который сидел на складном стуле среди деревьев. Совсем недалеко.

Как они раньше его не заметили!..

Перед человеком на металлическом треножнике был укреплён лист картона. И, конечно, человек этот был художни­ком. И он что-то рисо­вал.

Ребята отправи­лись поглядеть. Окру­жили художника.

Он рисовал зимний лес, синее небо, поля­ны с прошлогодней травой и листьями. Он рисовал всё то, что ре­бята видели. И что им сегодня очень нравилось. Рисовал он короткими и толстыми цветными карандашами. Тёма сказал:

— Карандаши бьются, как тарелки. Внутри бьются.

— Эти карандаши называются пастельными,— ответил художник.— И они не бьются, как тарелки.

— Можно потрогать? — спросил недоверчиво Тёма.

— Конечно.

Тёма взял из коробки один короткий толстый карандаш. Он был весь мягким и без дерева. Он был вроде из цветного пластилина.

— А мы тоже чертим всякое в тетрадях для эскизов, — сказал Первыш.

— Ну? — удивился художник и поглядел на Колю.

— Да, — сказал Первыш. — Конструируем.

— Приставим угольник к линейке и конструи­руем, — подтвердил Сережа. — На уроках графики.

— И рисуем тоже,— сказал Боря.

— Только не такими карандашами,— не успо­каивался Тёма.

— Бьются, как тарелки,— повторил художник и засмеялся.

— Да, — вздохнул Тёма и вернул художнику его карандаш, который был весь мягким, вроде из пластилина.

— Мы — школа,— сказала на всякий случай Лиля.

— Я слышал, — опять засмеялся художник. — Вы кричали об этом в лесу.

— А почему у вас снег не белый? — спросила Галя. Она долго и молча рассматривала рисунок. — И берёзы серые?

— А ты погляди внимательно на снег,— отве­тил художник.

Галя начала внимательно глядеть на снег, и ре­бята начали глядеть внимательно на снег и на берёзы.

— Снег уже весенний,— сказал художник.— И берёзы потемнели от влаги. А вон там, на поляне, видите, как освещена старая трава?

— И сухой цветок. Он совсем коричневый,— сказал Боря.

— Верно.

— И трава коричневая,— сказал Первыш.

— Не совсем коричневая. Она сохранила в себе лето. Далёкое, прошлогоднее. Она чуть зелёная. А стебель коричневый. Он высокий, и ему не уда­лось как следует спрятаться от зимы. Он совсем погиб, хотя он ещё и стоит. Он не сохранил лето.

И вдруг ребята увидели зимний лес, синее небо, поляны с травой и листьями совсем по-другому.

Синее небо тоже было немного как бы влажноватым, а листья были все в капельках воды. Это пригрело солнце, и льдинки на листьях растаяли. Листья заблестели.

И под карандашами художника они блестели. И небо было влажноватым. И берёзы. И снег. Были весенними, потемневшими от влаги.

— Видеть природу тоже искусство,— сказал художник.— И этому искусству надо учиться. То­же графика. Графика природы, графика прекрас­ного.

С художником познакомились Тамара Гри­горьевна и бабушки. Постояли, посмотрели на кар­тину, какая она получается.

Ребята позвали художника пойти с ними даль­ше в лес, погулять. Но художник сказал, что он должен закончить картину. Что нельзя начать дело и, не закончив его, бросить. Тем более, его картина называется «этюд», который выполняют сразу.

Ребята согласились с художником, хотя многие из них начинали за день десятки всяких дел и ни одного не заканчивали. Признаться в этом было стыдно.

Кое-кто даже уроки толком не делал — начнёт и бросит. А потом и вовсе забудет. А уж что-что, а уроки — самые настоящие этюды, которые надо вы­полнять сразу.

Но лучше про это сейчас умолчать. И без того оскорбили: назвали детским садом.

Тамара Григорьевна взглянула на жёлтый бра­слетик часов и объявила, что пора отправляться в путь.

Все попрощались с художником и двинулись дальше в лес.

Глава 9

Сколько было потом в школе разговоров среди первоклассников. Ну, а как же — совершили поход! Настоящий. Длинный.

Глеб Глебыч даже сказал, что такой поход на­зывается однодневным. И что ребята после похода очень поздоровели и возмужали: совсем редко кто-нибудь зевает на уроках.

Тамара Григорьевна прежде записывала на доске фамилии тех, кто зевал. И это было очень стыдно: зайдёт любой грамотный человек в класс и всё поймёт.

А Серафима Павловна предлагала фамилии тех, кто зевает, сообщать на радио, в «Пионерскую зорьку», чтобы про таких ребят объявляли на весь мир.

И вообще сказала, чтобы готовились к директорско­му диктанту на тему «Ча­сы». Директорский дик­тант — это значит, будет диктовать сама Серафима Павловна. И проверять дик­тант будет сама, и отметки выставлять.

Тут уж не зевай.

Петя нарисовал картину про поход. И на этой карти­не были нарисованы ребята, художник. Были нарисованы парники, которые ребята обнаружили потом в лесу. А в парниках — зелёный лук и огурцы. Спе­лые.

Была нарисована гора, с которой ребята ката­лись на санях. И две бабушки катались. И Тамара Григорьевна каталась.

Были нарисованы лес, поляны, небо. Пустая бу­тылка из-под чая. Лилина маленькая куколка в сумке. А лыжники нарисованы не были — те, кото­рые оскорбили и уехали.

Петина картина всем в классе понравилась. Это была настоящая графика природы, графика пре­красного.

Коллективные вожатые провели сбор октябрятских звёздочек на тему «Наши впечатления о пер­вом походе».

Каждый рассказывал самое яркое впечатление из всех впечатлений. Потому что про все впечатления рассказать было невозможно, так их много у каждого.

Галя рассказала про берёзы. Такие берёзы, ко­торые им показал художник. Галя прикладывала ухо к берёзам, слушала, как внутри берёз уже пере­ливались, бродили весенние соки.

Боря рассказал о настоящей белке, которую он видел. Она прыгала с дерева на дерево. Боря за ней бежал, но так и не догнал.

Тёма рассказал о зелёном луке. Он его съел то­гда немного. Тему угостили девушки. Они поливали лук из больших леек.

Потом Тёма рассказал про белку, которую он не видел, но о которой слышал. Хотел рассказать и про пастельные карандаши, о которых не слышал, но видел. Ведь Тёма как начнёт говорить — его не остановишь. Говорит он сразу про всякое. Нудно и долго.

Лучше бы картину нарисовал, как Петя, и по­молчал.

А Серёжа рассказал про бабушку (она у Пети на картине нарисована). Бабушка здоровья набралась. Он может пригласить её на сбор, и бабушка сама подтвердит про здоровье, если надо.

Лиля сказала, что в такой поход она согласна ходить каждый день. Вот прямо с самого утра и прямо до самого вечера.

Ишь чего захотела!

Это коллективные вожатые сказали — «ишь че­го захотела!». У них выскочили нечаянно такие слова. Они потом объяснили. И когда выскакивают такие нечаянные слова, это называется оговоркой.

С каждым может произойти подобное. Каждый человек может оговориться. Это опять всё сказали коллективные вожатые.