Он проснулся посреди ночи с бешено бьющимся сердцем и широко раскрыл глаза, глядя из тьмы во тьму. В голове продолжали кружиться обрывки сна, тая и исчезая в водовороте времени, через несколько мгновений он уже почти ничего не помнил. Каждый раз, оказываясь в этом сне, он знал, что уже много раз был на этой черной дороге, в лучах фар, пронизывающей снежную тьму. И каждый раз, выходя из сна, терял ощущение многократности уже бывшего и память о нем. Но этот раз был не каждым, от него осталось ощущение удара, он не выплыл из сна в реальность – он пробил реальность сна лбом и выскочил из нее по другую сторону – в здесь и сейчас.

Здесь было тепло и темно, рядом тихо дышала девочка, но он знал, что она не спит и прислушивается вместе с ним к тающему в его ушах звуку лопнувшей струны, который сопровождал удар.

Он сполз с постели, на ощупь оделся и вышел на морозный воздух, под яркие, льдистые звезды.

И здесь на него вдруг обрушился водопад счастья. Даже в юности, резвясь на зеленых пажитях под солнцем начинающейся жизни, он не испытывал ничего подобного. Он стоял посреди свалки, на мусорной куче прожитых лет, бездомный, гонимый, никчемный – и радовался. Это было настолько нелепо, что он расхохотался. И с веселым ужасом понял, что ничего, кроме смеха в нем не осталось собственного. Он стал чужим самому себе, и некто другой смеялся, сожигая в огне своего смеха мусор чужой и нелепой жизни. Разве мог знать чужой, скисший в своем вонючем углу, как прекрасна жизнь? Она была прекрасна – в воздухе, в звездах, в ощущении тела, в каждом своем мгновении, из которого открывались мириады возможностей во всех направлениях. Разве мог знать чужой, что пыль, которая в тупике его больного сознания разрослась до размеров Вселенной – просто мусор? Он сам был иллюзией и умер под катящимися камнями своего рухнувшего мира, никогда не будучи живым. Сам факт жизни, очевидный и пылающий, как Солнце, делал жизнь самодостаточной и освещал все темные углы. О, радость! Прекрасней, чем быть живым, была только возможность стать еще более живым!

Несколько подростков осторожно выглянули из барака – им показалось, что на свалке что-то лопнуло, как граната и по ушам мягко ударило, как будто взрывной волной.

И замерло от удивления, увидев этого кошмарного типа, который, нелепо взмахивая руками, приседая и взвизгивая, плясал в одиночестве под звездами.

- Наган оклемался и даже просит жрать, - сказал Дед. – Что он рассказывает? – Он рассказывает, что на полдороге к городу те ребята вышли из машины и попытались его остановить. А когда он не остановился, открыли стрельбу. – Они хотели захватить его? – Черт его знает, чего они хотели. Возможно, им было просто лень играть с ним в игры на дороге, сбрасывая его с хвоста. – Я сам разбойник с большой дороги, - задумчиво сказал он, - Но времена наступили совсем окончательные, если мальчишку можно подстрелить просто так. – Да бросьте! – отмахнулся Дед, - Времена всегда были такими, просто униженных и оскорбленных выводили в расход другими способами. Чего стоит жизнь жителя свалки? Дешевле, чем пуля. Остановится – попытаем, не остановится – пристрелим, вот и все. – Если я еще раз увижу этих ребятишек, я покажу им, чего стоит их жизнь. – Охотно верю. А пока, предлагаю поддержать наше бренное существование чем-нибудь существенным. – Опять палтус? – А чем вам не нравится палтус? Ну, подванивает слегка, так у меня есть еще морская капуста, если вам больше нравится запах йода. Мы ловим морские деликатесы прямо на свалке, хорошая белковая шамовка и хороший сибирский чифирь – что еще надо интеллигентному человеку, чтобы заработали мозги? – А чем кормят раненого пацана? – Не волнуйтесь, его хорошо кормят. Все любят нашего Нагана, он милейший и безобиднейший ребенок, когда ни в кого не стреляет. – Я подарю ему автомат. – Он будет без ума от счастья. Из своей старой рухляди  он попадает в пивную банку с двадцати пяти метров. А с хорошим инструментом мальчик станет настоящим мастером. – Дай-то Бог.

- Забавный парадокс, - сказал он, осторожно пережевывая сексуально пахнущие дары моря, - Апокрифы утверждают, что подонки общества – это армия Антихриста. А вполне респектабельный Новый Завет полагает, что им принадлежит Царствие Небесное. – Ничего парадоксального в этом нет, - Дед вытер облепленные чешуей усы, - Если учесть, что Антихрист действует по воле Господа, готовя почву для Пришествия. Кому же еще раздавать подарки, если не верным солдатам? Так всегда было. Любое Царствие, небесное или земное – это какое-то место. Значит. Имеет место местничество. Одесную, ощую – как и регламентировано в Писании. – Там идет речь о духовном царстве. – Ну и что? Дух, который нельзя ни представить, ни описать – не имеет места. В него нельзя верить, нельзя его жалеть, нельзя бороться за него. А свято место, коль оно есть – пусто не бывает, оно имеет наместника. – Господь не может действовать, как сюзерен, раздающий феоды. – Почему не может? Он именно так и действует. Чем был Эдем, если не феодом на двоих? Не сумели удержать – валите отсюда, во тьму кромешную. – Это происки Сатаны, - усмехнувшись, заметил он. – А кем был Сатана? – Дед вздернул лохматые брови, - Он был Ангелом Небесным, возжелавшим плоти земной, он боролся за Эдем и он получил Эдем – на, жри. Господа нашего не даром называют Крепким, Он любит силу и не любит слабость. – Зачем тогда Ему любить униженных и оскорбленных? – Он не любит, Он дает шанс. Все сильные мира сего были когда-то униженными и оскорбленными, которые смогли воспользоваться шансом. Господь всегда дает то, что ты можешь взять. А если приходится жрать дерьмо – значит, ты не то схватил. – Значит, база данных была неадекватной, - усмехнулся он и выплюнул чешую. – Так сформируй другую! – Дед растопырил грязные пальцы, - Господь строит Царствие Небесное из праха земного и дает в нем место те6м, кто адекватен. Он взращивает силу, а если сила скисает, он побивает ее слабостью и в этом конвертере созидается мир! Звезды зажигаются там, где скопилось достаточно органики – праха скисшей жизни – и дают начало новым мирам. Вселенная существует всегда и в вечном обновлении, она организована по единому принципу и пронизана единой энергией – жизнью Бога, созидающего Самого Себя. – Мне нравится полет вашей извилистой мысли, - заметил он, вытирая руки жирной тряпкой, служившей скатертью, - От гнилой рыбы – к жизни Бога. – Мне тоже нравится – потому и существую, - ухмыльнулся Дед, - И не перестаю удивляться человеческому скудомыслию. Любой третьеклассник знает, что все есть энергия. И любой, даже скудно верующий знает, что все есть Бог. Почему они не могут сложить два и два? Человек по очереди роняет себе на ноги то неподъемный камень материализма, то неподъемный камень идеализма, а потом падает на жопу и начинает болтать о божественной любви и сатанинской ненависти. Неужели он не может понять, что в его конечном и ограниченном уме не может возникнуть ничего, чего не существует в бесконечной и безграничной Вселенной? А все существующее в бесконечной и безграничной Вселенной существует по законам его конечного и ограниченного ума, существующего по Закону Вселенной. Нет того и этого мира, все миры – эти и существуют, как факт, фактически существующего сознания. – Если принять на веру факт сознания, - ухмыльнулся он. – А чем вы будете его отрицать? – ухмыльнулся Дед, - Сознание и его факты – это все, что у нас есть. Это – Вселенная, в которой мы живем, у нас нет другой. Факт сознания – это очевидное доказательство бытия Бога, как до этого не доперли теологи? – Вы можете указать место, где находится ваше сознание? – Могу, - он указал пальцем, - Оно находится в моей голове. – А куда оно девается, когда вы валяетесь пьяным после второй бутылки водки? – Оно спит. – Что значит – спит? – Это значит – бездействует. – Что значит – бездействует? – Это значит – не осознается. – Чем не осознается? – Они посмотрели друг другу в глаза и расхохотались. – Вы меня извините за этот детский мат, - сказал Дед, отсмеявшись, - Но вы спросили, где истина, и я вам показал, что истина – в вине. С такой аргументацией играли еще иезуиты – прямые потомки Понтия Пилата и наперсточники, от Бога, все политики мира научились у них, только теперь под наперстком – «демократические ценности». – Мы все – прямые потомки Отца, сущего на Небесах и виновного вместе со всеми наперсточниками мира, - саркастически заметил он. – В этой фразе – вся сумма теологического уродства, - ухмыльнулся Дед, - Претензия твари на сыновство. С вытекающими из претензии обидами, страхами и упованиями. Человек – это факт. Бог – это факт. А отношения между ними – не факт, а отношение между фактами. Откажитесь от мнения, что кто-то кому-то что-то должен – и отношения приобретут цивилизованный характер. – И что это означает, практически? – Это означает, пригибайтесь, когда бьют по башке и не варнякайте. Их – трое с боку, ваших нет. Чего варнякать?