И перед троном упала она -
Слабая тень, беззащитна, одна.
Лишь Моргот великий туда заглянул
Темнеющим взглядом, он силы вернул,
Прижался к земле, заливал ныне пот
Шкуру его, но он тихо ползет
Под трона немыслимой той темнотой,
У ног его тени глубокой, густой.
Сказала Тинувиэль, голос дрожал,
Пронзительно он тишину разорвал:
- Меня привело лишь законное дело;
От Саурона твердынь я летела,
Чтоб Таур-ну-Фуина тень миновать,
Перед твоим мощным троном предстать!
- Твое имя, ты, пташка, здесь имени нет!
Саурон присылал уже новость в ответ
Недавно совсем. Так зачем ему ныне?
Зачем бы тебя он послал по пустыне?
- Я Турингветиль, и, взлетая, крылом
Тени бросаю на лике слепом
Тусклой луны обреченной земли,
Дрожащего Белерианда вдали.
- Обманщица ты, и не сможешь, поверь,
Мой взор обмануть. Так оставь же теперь
Обманную форму, одежду свою,
Стань в своем облике в руку мою!
И медленно преобразилась фигура:
Мыши летучей нечистая шкура
Освободилась и медленно пала.
Раскрытая аду, она там стояла.
И тьмою качались у тоненьких плеч
Волосы, смог ее плотно облечь
Плащ ее темный, и светом ночным
Волшебное платье мерцало под ним.
Видением страшным, преддверием сна
Тихо под своды проникла волна
Ароматов цветочных эльфийских, летя
Из долины эльфийской, где капли дождя
Сквозь воздух вечерный звенят серебром;
И жадно глядели, столпившись кругом,
Голодные твари, рожденные тьмой.
Руки подняв, со склоненной главой,
Она тихо запела, в напеве простом
Тема дремоты, охваченной сном,
И больше заклятий в ней были глубины,
Чем были когда-то у древней лощины
Мелиан песни, что дивны, легки,
Спокойны, бескрайни они, глубоки.
Взметнулись, погасли Ангбанда огни,
Умерли, в тьму превратились они;
Чертоги поникли под сводом своим,
Подземные тени катились по ним.
Звуки исчезли, движенья застыли,
Дыхания звуки слышны только были.
Во тьме полыхало лишь пламя одно:
Во взгляде у Моргота было оно;
Звук лишь один темноту разорвал:
Безрадостный Моргота голос сказал:
- То Лутиэн, Лутиэн то пришла,
Обманом вершатся у Эльфов дела!
Добро же пожаловать все же в чертог!
От каждого пленника будет мне прок.
Как там Тингол в своей яме сидит,
Откуда, как робкая мышь, он глядит?
Что там случилось с его головой,
Что заблудилось дорогой такой
Дитя его? Или не может найти
Лазутчикам все же получше пути?
Песня замолкла ее в этот миг.
- Путь, - она молвила, - долог и дик,
Не Тингол меня слал, и он даже не знает,
Восставшая дочь где отныне блуждает.
Но любая дорога и тропы везде
На Север ведут, и я ныне в беде,
Здесь, трепеща, и с обличьем простым,
Я перед троном склоняюсь твоим;
Ведь Лутиэн может песней своей
Даровать утешенье сердцам королей.
- И здесь ты остаться должна поневоле,
Да, Лутиэн, ныне в счастье и боли -
Боли, для тех подходящей судьбе
Рабов, что восстать порешили в борьбе.
Не должна ли ты с ними судьбу разделить
Трудов и работы? Иль должен разбить
Я тело твое, и погибнуть должна
Хрупкость твоя? И какая цена
Детской, ты думаешь, песне твоей,
Смеху? Ведь есть менестрели сильней
Во власти моей. Но могу отложить,
И дать еще время немножко пожить,
Недолго совсем, хоть была б дорогой
Лутиэн, что чиста и прекрасна собой,
Прелестной игрушкой на отдыха час.
Цветы средь садов вырастали не раз,
Такие, как ты, и всегда целовать
Их боги любили, чтоб после бросать,
Чтоб их аромат под ногами поник.
Но редко находим мы отдыха миг,
Наши труды тяжелы и трудны,
От безделья богов мы тут ограждены.
Кто б не попробовал поцеловать
Сладкие губы, иль, бросив, сломать,
Бледный, холодный цветок сокрушить,
Забавляясь, как боги, часы проводить.
А! Проклятье Богам! О неистовый голод,
О жажды слепой пожирающий холод!
Вы прекратитесь на миг потому,
Что эту добычу я ныне возьму!
В пламя огонь его глаз полыхнул,
Руку свою он вперед протянул.
Лутиэн отскочила, как тени волна.
- Не так, о король! - закричала она, -
Повелители слушают скромную трель!
Тоном своим ведь поет менестрель;
И кто-то сильнее, и кто-то слабей,
Но с песнею каждый приходит своей,
И выслушать надо немного любого,
Хоть нота груба и бессмысленно слово.
Но Лутиэн может песней своей
Даровать утешенье сердцам королей.
Слушай теперь! - Подхвативши крыла,
В воздух вспорхнула, проворна, мала,
От ладони его ускользнула, кружа,
Пред глазами его пролетела, дрожа,
И танец беспечный она соткала,
Над железной короной, танцуя, плыла.
И песня внезапно опять началась,
Там, словно капли росы, раздалась,
С небесных высот в этот сводчатый зал
Голос ее зачарованный пал,
И превратился он в бледный поток,
Что среди снов серебром ныне тек.
Взмахнула она тут летящим плащом,
И чары текут и сплетаются сном,
Пока она мчалась во тьме глубины.
Кружилась она от стены до стены
В танце, который все Эльфы земли
С этой поры сотворить не могли;
Тише скользит, чем летучая мышь,
Как ласточка, быстро, под сводами крыш,
И более странно, волшебно, прекрасно,
Чем Воздуха девы, что светятся ясно,
У Варды в чертогах находят приют,
Их крылья в ритмичном движении бьют.
Гордый Балрог склонился, склонился и Орк.
Глаза все закрылись, в дремоте весь полк;
Потухли огни, и спокойны сердца,
Но птицею пела она без конца,
Над тьмою кромешного мира, одна,
В экстазе волшебном кружилась она.
Закрылись глаза все, и только горели
Моргота очи, они лишь глядели
Удивленным и медленным взглядом кругом,
Их чары сковали в напеве своем.
Пошатнулась их воля, и пламени свет
Стал угасать, как под тяжестью лет,
И Сильмарилы тут светом живым
Засветились сиянием чистым своим,
Словно бы Севера звезды взошли
Над темным туманом усталой земли.
Сияя, внезапно упали огни,
Внизу на полу среди ада они.
Глава, что темна и мощна, наклонилась,
И, словно бы тучей гора заслонилась,
Плечи поникли, могучее тело
Обрушилось, словно гроза налетела,
Огромные скалы сметая дождем;
И Моргот простерся в чертоге своем.
Покатилась корона его по земле
Колесом громовым; все замолкло во мгле,
И так бесконечна была тишина,
Словно заснула Земли глубина.
Под троном, огромным и ныне пустым,
Змеи валяются камнем простым,
Там трупами волки лежат на полу;
Там Берен лежит, погруженный во мглу:
Ни мысли, ни сны и ни тени к нему
Не двинулись сквозь его разума тьму.
- Вставай, поднимайся! Пробил уже час,
Повелитель Ангбанда повержен сейчас!
Проснись, просыпайся, вдвоем только мы
Встретимся ныне пред троном средь тьмы.
Тот голос спустился в саму глубину,
Где был погружен он во сна тишину;
Ладонь, цветов мягче, цветов холодней,
Коснулась лица его, следом за ней
Забытье содрогнулось. Рванулся вперед
К пробуждению разум; он к свету ползет.