Вот где кроется ответ на вопрос: зачем человеку нужно идентифицировать себя с наркотическими образами или превращать в наркотик вещи из внешнего мира. Перенос своей индивидуальности на вещи или галлюциногенные переживания приводит к утрате чувства личной ответственности за людей и события окружающей реальности.

Отвечать за состояние своего автомобиля, видимо, легче, чем отвечать за членов своей семьи. В виртуальной реальности действуют игровые законы; а игра тем и отличается от жизни, что ответственность в ней — условная. Но даже компьютер и автомобиль требуют от человека какого-то личного участия. Галлюциноген же растворяет ответственность напрямую, непосредственно, без затраты каких бы то ни было усилий.

Жить в мире и не отвечать за него. Вот подлинное желание, от которого зависят «психонавты». Это желание сильнее страха безумия и смерти. В нем самая суть подмены метафизической потребности — зависимостью от химического вещества.

Человек может «открыть сознание», только став тотально внушаемым, утратив ответственность за окружающих и самого себя, обесценив (инфляция) «по дороге» свое «Я».

Но мы уже говорили выше обо всем этом!

Совершенно верно. Утрата ответственности — это всегда возврат в стихию язычествй. Ибо именно чувство ответственности — краеугольный камень христианского понятия свободы.

«Мы ответственны за мир. Мы — то слово, тот Логос, в котором он высказывается, и только от нас зависит — богохульствует мир или молится… Только через нас космос, как продолжение нашего тела, может воспринимать благодать».

Владимир Лосский

Однако такая ответственность для человека, осознающего ее, — тяжкий груз, нести его, пусть даже и неосознанно, способны только выраженные «интерналы» («жизнестойкие дети»). Погружаться в самого себя, потихоньку растворяя свою личную ответственность в коллективном бессознательном с помощью наркотиков, гораздо проще, чем преодолевать фетиши внешнего мира, включая их, как и себя самого, в очищающий и просветляющий поток — целостное мировоззрение.

Мы снова, как и в предыдущих книгах, сталкиваемся с потребностью в простоте как с главным способом подмены метафизической потребности.

Идентификация человека с объектами окружающей его действительности — вот то, с чем боролась «психоделическая революция». Джон Лилли называл «зависимость» человека от реального мира «первичной» или «ложной» программой человеческого «биокомпьютера». Ее и нужно было «стереть» с помощью LSD. «Открыв» человеческое сознание и сделав его носителя «гипервнушаемым», в него надлежало ввести «новые» программы.

Какие именно — Лилли в точности не указал. Он предположил лишь, что создать такую новую «программу» должен был для себя сам «психонавт».

Задача была невыполнима в принципе.

Человек в своей безумной попытке развоплотиться — выйти за границы своего «Я» или, наоборот, максимально «спрятать» его под масками — неминуемо теряет точку отсчета, а значит, и саму возможность анализа происходящего.

Внутренний мир человека оказывается в постоянном брожении раздробленных частиц гибнущей личности. Это хаос, нуждающийся в Логосе — организующем начале. Но что, какая инстанция выступит в этой роли?

Произойдет вот что. Метод познания (механизм, посредством которого в хаос вносится определенный порядок, — в этой роли теперь выступает химическое вещество) превратится в самоцель.

Из внешнего мира в «открытое» наркотиком сознание не поступит ровно ничего, никаких принципиально новых сигналов. И сознанию придется удовольствоваться не чем иным, как самим собою. А познавательных объектов (то есть «действительностей») окажется никак не меньше, чем образов в структуре самого галлюцинаторного переживания.

И все они окажутся равноценными.

Таким образом, произойдет глубочайшая онтологическая ошибка: искаженное сознание примет метод познания за сам объект, а следовательно, подлинной реальностью, бытием в восприятии «психонавта» станет… небытие.

Небытие, применимо к рассматриваемой ситуации, равнозначно всебытию; в сущности, это одно и то же.

И то и другое — мир плавающих, равноценных иллюзий, лишенных какой бы то ни было точки отсчета на шкале актуальной реальности. Небытие является предельным выражением эгосистолы; всебытие — соответственно — эгодиа-столы.

В памяти сразу же появляются ассоциации с христианскими текстами.

«…поработивший себя злу пребывает как бы в небытии».

Святой Григорий Нисский

Чем представления о зле из святоотеческих писаний отличаются от только что описанных представлений о диссоциации личности?

По всей видимости, тем, что в нашем сознании наркотик — это химическое вещество, а стало быть, начало неодушевленное, лишенное способности проявлять собственную волю.

Между тем как зло (та же «чертовщина» синхронистичности), как принято у нас считать, начало одушевленное, имеющее собственную волю и «посещающее» человека по своему собственному желанию.

Но это не верно!

Православие содержит иное учение о природе зла. Начиная с Ш века нашей эры отцы церкви расценивали взгляд на носителя зла как на некое со-вечное Богу, имеющее качество личности, но иноприродное, злое начало — как гностическую и манихейскую ересь.

Митрополит Сергий в начале XX века, характеризуя гностицизм, писал:

«…Гностики же искали философского познания, а так как откровенное учение о Боге непостижимом не давало конкретного материала для их построений, то недостающее гностики заполняли воображением, придавая безобразному бытию воображаемые чувственные образы. Получалась иногда грандиознейшая по своему размаху поэма, поражающая глубиной и красотой.

Но это была не истина, а воображение, «прелесть», обман и самообман».

Похоже, что само учение об олицетворенном зле было плодом… галлюцинаций воображения гностиков.

Один из немногих православно мыслящих публицистов сегодняшней России СВ. Николаев пишет:

«У Всеблагого, «единого Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым» нет и не может быть никакой сущностно самостоятельной контрпартии. Бог не создавал зла, точно так же, как не творил он и обусловленной грехом и потому неизбежной в мире сем, но онтологически всегда противоестественной смерти. Зло вначале возникло в результате мятежного отпадения от Творца ангела света, в гордыне возжелавшего стать Богом в своем самобытии и увлекшего за собой некоторых других ангелов. Но это отпадение не нарушило гармонически устроенного порядка ангельского «невидимого» мира, поскольку каждый из ангелов есть ограниченная самой собой природа, отдельный мир. Видимый же, органический мир, а вместе с ним и весь тварный космос был поврежден только в результате грехопадения человека, соблазненного диавольским примером. Созданный по образу Божию и являющийся в силу этого центром и венцом Вселенной, наделенный Богом свободной волей, человек своим грехопадением повредил, нарушил все мироздание, внеся в него возможность зла и смерти, то есть небытия.

По убеждению отцов, зло, хотя и обладает (по промыс-лительному попущению Божию) своей действительной силой в истории, не существует само по себе. Зло не есть природа, но состояние природы. Оно не существует, но «присутствует», по мысли Псевдо-Дионисия Ареопагита. Оно только возможно. Оно — модально, не субстанциально (С. Булгаков). И потому зло никогда не абстрактно и не безлично, но обязательно персонифицировано. Нельзя сказать, — что мир зол и несовершенен сам по себе. Он неустроен и поврежден исключительно в силу несовершенств и духовной поврежденности составляющих его свободных личностей. Иначе говоря, зло представляет собой небытие, имеющее свою активность в человеческой воле и через нее привносимое в мир.