Проблема гения за последние две с половиной тысячи лет так и не была решена.

Священная война за понимание того, какую роль гений играет в человеческом обществе — является ли он лидером и высшим проявлением человеческого разума или он попросту болен, — ве­лась, возможно, еще и потому, что очень многие всегда стреми­лись и стремятся идеализировать, обоготворять подобных людей.

Человек всегда стремился к созданию кумиров, несмотря на все заповеди и предупреждения. Гениальные люди всегда играли роль фетиша рода — божества, с помощью идей или образа кото­рого сообщество пыталось объяснить мир и роль своей группы (например, нации) в нем.

За примерами далеко ходить не надо: Наполеон, Ленин, Гит­лер стали национальными идолами, родовыми фетишами. По­пробуйте оскорбить в присутствии приверженцев Наполеона во Франции, Ленина в России, Гитлера в Германии... и вы сразу по­чувствуете, что такое религиозная вражда. Фетиш, как и в древ­ности, символ нации — местное божество.

Существование подобных фетишей или тотемов в сознании создает сложную раздвоенность в душе современного человека.

Зато с помощью понятий «кумир», «фетиш» или «тотем» лег­ко объяснить происхождение слова «гений». Древнее объясне­ние корня «ген» основано на представлениях о том, что в дан­ном человеке живет какое-то другое живое существо, с другими свойствами и характеристиками сознания. Североамериканский индеец из рода Волка всегда ощущает присутствие где-то на краю поля своего сознания живого волка — независимого гения сво­ей души. Советский человек всегда ощущает присутствие «вечно живого» Ильича: «Я себя под Лениным чищу» (Маяковский), — это буквальное описание чувства, а не поэтическая гипербола.

Гениальный человек, даже если он не политик, а ученый, всегда остается в архаическом представлении сверхъестествен­ным существом, чем-то вроде полубога: хотя и с ограниченными функциями, однако все равно обладающим сверхчеловеческими возможностями.

Современное понятие «гений» возникло в пятидесятых годах XVII столетия, хотя восходит ко временам Античности. Можно попробовать установить несколько первоисточников этого по­нятия.

Во-первых, это размышления Платона об энтузиазме. По пред­ставлению Платона, божество вселяется внутрь поэта, который сам по себе может быть и вовсе не одаренным человеком, и из­рекает с его помощью все, что хочет сказать людям. Кстати, если задуматься, то можно понять, что именно этот смысл мы и до сих пор вкладываем в слова «энтузиазм» и «энтузиаст». Энтузиазм можно проявлять только по отношению к чему-то или кому-то — к какому-то демону, овладевшему душой «энтузиаста».

Второй источник — «даймон» Сократа. Это немного другое представление — о покровительствующем духе, который не по­селяется внутри человека насильно, как в случае энтузиаста, а приходит к человеческой душе как внутренний спутник или друг. Существо это якобы посылается богами только к тем людям, ко­торые чем-либо выделяются, то есть чем-либо замечательны — как, собственно, и сам Сократ.

В-третьих, конечно, слово «гений» имеет непосредственное от­ношение к культу героев. Во все времена и у большинства народов люди обожествлялись и создавался соответствующий культ, хотя сам по себе этот процесс с понятием «гений» ничего общего не имеет.

У Сципио описывается сновидение Цицерона: все лучшие люди после смерти снова встречаются в особенном месте, от­веденном им на небе. Участники таких собраний в той же книге Сципио впервые стали называться гениями. Случилось это, как уже упоминалось, в середине XVII в.

Впрочем, само имя «Сципио» имеет прямое отношение к «дай-мону» Сократа. На латыни scipio — «жезл», «посох»; название связано с легендой о молодом человеке, везде сопровождавшем своего слепого отца, служа ему своего рода посохом. Метафори­чески Сципио — «посох души».

В сочинении Псевдо-Лонгина «О возвышенном» (это тоже XVII в.) восхваляются все прирожденные великие дарования и им придается статус божественных.

Наконец, в античной литературе известно сочинение «Вири Илюстрес», из которого следует, что все знаменитости составля­ют — или образуют — единое целое.

Однако подлинная персонификация духовных способностей человека, в особенности его творческой силы и гения, а также об­разование культа вокруг личности, живущей внутри поэта, про­исходит во время итальянского Возрождения. Надо заметить, что именно тогда появляется понятие «творческая сила», однако оно еще не включало в себя современное представление о творчестве или современное требование к оригинальности таланта. Тогда в эти слова вновь стал вкладываться платоновский смысл — некое­го божества, поселившегося внутри поэта. Подразумевалась сила этого существа... сила демона.

Требование, чтобы в понятие «гений» включалось представ­ление о созидании новых культурных ценностей, которое быту­ет сегодня, внесли на самом деле живописцы и инженеры эпохи Возрождения. В первую очередь это были, конечно, Леонардо да

Винчи в 1500 году и Джорджо Вазари на 50 лет позже. Дальней­шие уточнения понятия «гений» вносились в основном поэтами-романтиками. Например, легкость в создании новых идей, изо­бретательность, иррациональное, присутствующее в натуре гения; сохранялась и концепция «подпитки» гения от некоей бо­жественной силы. Причем до времен Шелли из поэтических тек­стов следовало, что сила эта к богу доминирующей религии ника­кого отношения не имеет. Это — неведомая сила древних богов.

Только в эпоху барокко, около 1700 года, в романских странах: Италии, Франции, Испании, — особенно выдающихся людей стали обозначать словом «гений», намекая при этом на то, что в человеке живет неопределимая и непонятная божественная твор­ческая сила. Эта сила представляет собой что-то вроде отдельной независимой личности, не имеющей прямого и непосредствен­ного отношения ни к манере поведения, жизни и поступкам са­мого ее носителя, ни к сущности христианства.

Обратите внимание: когда-то в глубокой древности идеалом че­ловеческой личности был «мудрец», а в Средние века — «святой». В эпоху Ренессанса им благодаря Макиавелли стал государствен­ный человек, придворный. Наконец, уже во времена барокко в буржуазном обществе, в литературных кругах высшее господство было передано некой идеализированной личности гения — даже не самому человеку, а какой-то странной силе, которая скрыта у него внутри.

На самом деле поклонение гениальности — если, например, су­дить о нем на примере русского Серебряного века, — никогда не теряло религиозного оттенка. Ведь мы с вами часть своей потреб­ности в Боге переносим на Пушкина и Блока, Цветаеву и Мандель­штама, Тютчева и Есенина. Нам это кажется обычным и понятным, но на самом деле очень хочется чувствовать, что душами этих лю­дей руководило какое-то неизвестное нам божество; поклоняясь поэту, мы ощущаем присутствие божественного духа между строк.

Вот что нам с вами предстоит обдумать, а может быть, и про­чувствовать. Может быть, стоит отложить книгу? Не опасно ли это? Кто знает, что может завладеть душами человеческими, да и что владело душами тех людей, которых мы и по сей день считаем гениальными? Что владело душами Шеллинга и Шопенгауэра, которые сами развивали мистическое обожествление гения, что или кто владел душой Ницше и откуда пришел идеал Заратустры? Как же решить, поклоняемся ли мы с вами религиозному куль­ту гениальности, его непостижимой тайне (все непостижимое становится объектом поклонения — его невозможно изучать по определению), или рассматриваем ее с психотерапевтической точки зрения, то есть как способность, которую можно развивать в человеке без угрозы для него?

Да только вот возможно ли?..

Беседа третья

Прорывы» и взрывное мышление. Упражнение «Реостат Теслы»

 Давайте попробуем почувствовать, что же происходит с чело­веком, который считается гением. Попробуем понять, как про­рваться сквозь одуряющую пелену скуки, что нужно сделать, чтобы найти новые идеи для собственной жизни. Опираться мы будем при этом на противоречивый, болезненный, странный, озаряющий, возвышенный, порой человеконенавистнический опыт гениальности.