Это был он.

Он прошел мимо нас, лег на живот на берегу реки и долго, жадно пил. Затем оторвался, вытер рот ладонью, подошел к нам, сел, вернее свалился от усталости на землю, и сказал хриплым голосом:

- Возьмите меня в экспедицию, я буду что угодно делать и буду стараться. И денег мне не надо, и, честное слово, ничего не украду!

У него на глазах блеснули слезы.

Мы с Димой переглянулись.

- Ешь,- сказал Дима, передавая свою чашку с супом Косте.- Ешь, промышленник, может, хоть ты сможешь с голоду съесть стряпню этого блохолова.

- Я прошу,- резко сказал Борис,- подобных глупых слов про меня не говорить!

- Это верно, Димка,- вмешался я.- Шутки хороши, но оскорблять не нужно.

А этот суп, что,- спросил Дима,- это не оскорбление?

- Ну довольно. Посмотрим, какой суп сваришь нам ты!

Про Костю не было сказано ни слова, с общего молчаливого согласия он остался у нас.

После обеда мы опять ходили с Димой по поселку, ведь нам нужно было достать седла и продовольствие.

А вечером мы совершенно неожиданно забрели в садик возле церкви. Церковь была старая, деревянная, с несколькими куполами и с огромным числом крыш и коньков. Крыши были маленькие, располагались одна над другой. Димка долго с вожделением смотрел вверх и сказал:

- Летучих мышей, видимо, здесь сила несметная, и ведь тут могут быть и новые виды. Но как добыть их? Чердака нет. Нужно попробовать залезть на крышу, и, когда мыши начнут вылетать, бить хлыстом сверху.

- Подожди,- сказал я ему,- давай вначале у здешнего бати попросим разрешения.

Темнело, надвигалась туча. Она заняла уже полнеба и быстро приближалась к нам, захватывая все большее пространство. В густом церковном саду, где росли ели и высокие тополя, становилось темно.

Мы постучались в дверь домика у церкви, и из него вышел высокий, широкоплечий и очень мрачный человек, одетый в потертую рясу, с длинными волосами и бородой. Лицо его было сосредоточенно, замкнуто и настороженно.

- Простите, пожалуйста,- сказал я,- в вашей церкви, вероятно, много летучих мышей, и я хотел попросить разрешения половить их.

- Летучих мышей? - спросил он.- Не понимаю.

- Что же тут не понимать,- сказал Дима.- Посмотрите, как пошли,- и он указал на летучих мышей, которые одна за другой начали вылетать из-под маленьких крыш.

- Зачем вам они?

- Да я зоолог.

- А как же вы их будете ловить?

- Вот влезу по срубу на крышу, сяду на конек и буду сверху хлестать по мышам.

- Да что вы,- сказал священнослужитель,- зачем же это?

И его замкнутое хмурое лицо осветилось милой улыбкой. Неожиданно этот почтенный батюшка мощным прыжком спрыгнул с крыльца, бегом завернул за угол церкви и уже через минуту показался с огромной тяжелой лестницей на спине. Я подумал, что такой груз был бы по плечу Ивану Поддубному в его лучшие годы. Лихо крякнув, священник развернул лестницу в воздухе и приставил ее к стене так, что она достала до крыши; Димка быстро вскарабкался наверх и, усевшись на конек, начал махать хлыстом, стараясь попасть по потоку летучих мышей, они одна за другой вылетали из-под конька, на котором он сидел, а я и поп подбадривали его снизу громкими криками. Почтенный священнослужитель впал в такой раж, что подпрыгивал от нетерпения, и, кажется, готов был сам вскарабкаться на крышу. Я корректировал куда и как бить, кричал предостережения, чтобы Димка в азарте не свалился, а мыши уже летели отовсюду прямо сотнями. Темнота сгущалась, и только все более близкие вспышки молний освещали эту сценку. Но дождь согнал Димку с крыши, и он слез, не добившись успеха…

Мы шли. к лагерю, батя отправился нас провожать и с какой-то жадностью расспрашивала том, что мы здесь делаем.

Показался огонь костра, в ярком лунном свете стояли горы.

- Взяли бы вы меня с собой,- неожиданно попросил священник. -Какая у вас интересная работа и сколько вы ездите! А то вот так, сидишь-сидишь на одном месте и киснешь. Да еще всякие неприятности.

- Верно, батюшка,-сказал Дима.- Едемте с нами, я и то смотрю, как это вы с вашей фигурой пошли по такой специальности…

- А и правду говорите,- неожиданно, задрав патлатую голову, батюшка так захохотал, что в горах отдалось эхо.-Как бы хорошо поехать с вами, и вам бы польза: я ведь стрелок хороший, охотник, и с лошадьми умею обращаться. Э, да что говорить, это все мечтания, жизнь другое велит! - И, махнув рукой, он повернулся и ушел обратно.

- Занятный человек,- сказал Дима.- Какой атлет, ведь из него мог бы выйти замечательный борец или кавалерист. И вот, не угодно ли, пропадает зря.

В лагере было тихо, Борис спал, Костя исчез в неизвестном направлении, мы поискали его, поискали, и я лег спать. Только Димка не ложился, он долго сидел и курил у костра.

- Кончай дымить,- сказал я ему,- которую папиросу ты там смолишь?

- Я вообще кончаю,- заявил Дима.- Это была последняя папироса в моей жизни!

Он решительно бросил окурок в камни у реки и протянул мне помятую пачку.

- Посмотрим, как это получится,- сказал я.

- Да, посмотрите,- гордо ответил Дима.

Утро выдалось хлопотливое и жаркое, к нам вели лошадей, мы их осматривали, пробовали, одних покупали, других нет. К обеду мы освободились, уселись у палатки на брезент. Обед, приготовленный Димой, был явно хорош, но когда я увидел, какими руками Костя подает нам чашки с супом, меня чуть не стошнило.

- Слушай, ты хоть раз в этом году мылся? - спросил Дима, беря двумя пальцами Костю за руку.- Или ты считаешь, что от грязи никто не умирал и что грязью даже лечатся?

Но Костя ничего не ответил, только выдернул руку и отошел.

После обеда я достал мыло, полотенце, трусы и сказал Косте:

- Бери это, сейчас же раздевайся и мойся, оденешь трусы, а все, что на тебе, прокипятишь в тазу и выстираешь.

- Хорошо, потом,- ответил он.

- Не потом, а сию минуту,- приказал я.- Понял, ну? Да ну же, раздевайся! Мыла тебе - полкило, воды - река, глядишь, может, и отмоешься.

- Да ну же, промышленник! - вмешался Дима.- Живо! Не ломайся! Я вижу у тебя настоящая водобоязнь!

И Димка решительно схватил Костю за ватник, сдернул его, но когда он стал снимать рваную тельняшку, раздался такой исступленный визг, что Димка от неожиданности выпустил Костю из рук, и тот мгновенно опять натянул на себя тельняшку.

- Ну что же ты? - сказал я с неудовольствием Диме.- Сдери, сдери с этого грязнули его рвань, пусть моется!

- Кажется, нельзя, шеф,- ответил Дима.

- Нельзя? Почему нельзя? Надо же вымыть этого дурака!

- В том-то и дело,- странно улыбаясь, сказал Дима,- что нельзя, потому что это, кажется, не дурак!

- Не дурак? Умный, что ли?

- Нет, не дурак, а дура!

- Что?

- То. Девчонка!

- Не может быть! Костя, это правда?

- Ага,- угрюмо ответил, вернее ответила, «Костя», и слезы брызнули у нее из глаз.

- Интересно,- Сказал я.- А ну рассказывай все!

- Я всю правду расскажу, только не выгоняйте меня из экспедиции!

- Ну?

- Когда папа умер, я попала к тете Жене.

- А мать?

- Мама раньше умерла.

- Ну и что?

- Тетка… очень плохая…

- А долго ты у нее была?

- Почти год.

- Потом?

- Ну, в общем тетка была такая…

- Какая такая?

- Ну, такая в общем… она меня продала.

- Продала? Да неужели нашелся такой дурак, что тебя купил? - спросил Димка.

- Сам ты дурак.

- Да замолчи, Дмитрий! - закричал я.- Вот трепло, ни минуты не можешь помолчать! Кто тебя купил?

- Один теткин знакомый, землемер, Иван Филиппович.

- Землемер? Интересный землемер.

- Ну да, он вообще был какой-то странный, то приезжал, то уезжал. Мальчишки говорили, что он контрабандой занимается. За границу ходит.

- А почему ты думаешь, что он тебя купил?

- Я подслушала, как он тетке говорил, что вот сколько я вам денег за эту девчонку передавал, а вы все ломаетесь.

- Ну и что?