— С добрым утром, Грег! И, с новым годом! — Я машу дворецкому рукой, и тот сдержанно улыбается.

— С новым годом, Виталий Родионович, Лада Баженовна. Прошу прощения, но завтрак уже на столе.

— И вас с праздником, Грегуар. Дети, поздравьте дядю Грега с Новым годом. — Деланно строгим тоном говорит Лада.

— С вашего позволения, мы уже обменялись поздравлениями и подарками. — Замечает дворецкий и, подмигнув Родику с Белянкой, исчезает из виду, закрыв за собой дверь.

— Так, заканчиваем возню, и марш в ванную. Умываемся, и за стол. — Командует жена, и мы дружно разбредаемся по ванным комнатам, благо в нашем доме, в них нет недостатка.

После завтрака начинается самое главное действо дня: разбор свертков под ёлкой. Это только я не могу удержаться, и дарю Ладе свои подарки, прямо в спальне, а вот остальные обитатели нашего большого дома предпочитают придерживаться традиции, с её непременными яркими свертками и коробками под ёлкой.

Правда, подчиненные Грегуара до сих пор несколько смущаются, когда обнаруживают под деревом подарки с собственными именами. Но, тот же Родик, например, просто не понял бы нас, если бы не обнаружил на месте свертков для того же Рольфа или мамки Рогнеды. Как так?! У него куча новых игрушек, а кто — то остался без ничего?!

По крайней мере, именно с истерики, устроенной им, когда он был еще в возрасте Беляны, началась эта маленькая добрая традиция. И я должен заметить, что среди работающих в нашем доме людей, не нашлось ни единого человека, «зажилившего» бы подарок для «барчука»… А может, это был его хитрый план? Ха!

Нет, я шучу, разумеется. Родион — моя гордость. Он добр, открыт и честен, даже несколько болезненно честен, я бы сказал. Надеюсь, что и Беляна оправдает мои надежды. Пока, эта белобрысая егоза, все — таки, слишком мала, чтобы серьезно говорить о ее характере. Хотя, знаменитая беловская упертость, уже просматривается, и весьма отчетливо…

После обязательного ритуала, я вернулся в спальню и взялся за письмо Оттона Магнусовича. Как всегда обстоятельный и точный, Бисмарк описал все перипетии переговоров, которые он вел с купцами Венда и Рейха, но пока, как он вынужден был отметить, результатов не было. Впрочем, сам герцог и не думал сдаваться, продолжая зондировать почву на предмет устроения первого европейского автомобильного завода. Да уж. Напоминание о единственной возможной причине неудовольствия Государя, не добавило мне хорошего настроения, а представив грядущие неприятности, я и вовсе должен был бы скиснуть. Но… сегодня утро Нового Года, и мои дети ждут обещанного похода на городской каток. А значит, финансовые и жизненные неурядицы подождут. Столько, сколько нужно!

Надежно спрятав весь негатив, я, наконец, сменил пижаму на обычный костюм и, удостоверившись, что весь мой арсенал при мне, спустился в гостиную, где, под чашку чая принялся листать утренние газеты, до которых, в виду уважительных причин, я так и не добрался перед завтраком.

За этим занятием меня и застали уже собравшиеся и готовые к выходу дети, теперь с укором поглядывающие в сторону лестницы, по которой должна была спуститься Лада. Но, как и все женщины, моя жена не могла позволить себе выглядеть хуже собственных представлений о красоте, а посему ее сборы несколько затянулись. Что, дети, волне ожидаемо, восприняли как воровство времени, которое они могли провести на катке.

Так что, когда Лада появилась в гостиной, она был удостоена двух весьма суровых взглядов. Приподняв бровь, жена с интересом покосилась на детей. Молча. Пантомима затягивалась, и Беляна не выдержала первой.

— Каток хоцу. — Заявило мелкое чудо, и Родик вздохнул. Из — за сестренки он проиграл это маленькое противостояние.

— Уже идем. — Кивнула Лада и, растрепав вихры на макушке сына, взяла дочь на руки.

Честно говоря, когда я впервые услышал про эту зимнюю забаву, то был немало удивлен. Ведь, вспоминая «тот свет», я прекрасно помнил, что каток был любимым развлечением детворы, но никак не взрослых. А здесь… Нет, хольмградцы тоже приходили на городской каток всей семьей, вот только родители ничуть не уступали своим детям, и с удовольствием рассекали по льду. Представьте себе эдакого джентльмена в пальто и котелке, в модных перчатках, чинно катящегося под ручку с супругой в довольно пышных юбках, подбитой мехом пелерине и огромной шляпе, и вы поймете, почему, в свое первое посещение этого зимнего аттракциона, я весь день улыбался, как идиот. Полностью стереть ухмылку с лица, я был просто не в состоянии. Но потом, ничего, привык… Да и трудно смеяться над людьми, когда сам выглядишь, также нелепо, как они.

— Выбрались на прогулку, Виталий Родионович? — Голос Толстоватого нагнал меня, едва я ступил на лед, придерживая за руку Ладу. Дети же, уже укатились вперед, и теперь мы могли наблюдать, как Родион уверенно тащит за собой, вцепившуюся в него Беляну, эдаким куцым паровозиком…

Повернувшись к другу, я улыбнулся.

— Доброго дня, Вент Мирославич, Верея Нискинична. С праздником вас. — Я наметил короткий поклон. Весьма аккуратный, иначе можно было и равновесие потерять. Все — таки, на льду я чувствую себя несколько неуверенно.

— Ох, простите мое невежество. Доброго дня и вам… Лада Баженовна, с праздником. — Вот, что я говорил! Толстоватый попытался хлопнуть себя ладонью по лбу и чуть не грохнулся, но был удержан от падения своей супругой, полненькой смешливой Вереей. Вот и сейчас, она еле удержала веселую улыбку. И деланно строго покачала головой, напомнив мне Ладу, когда она отчитывает сына за какой — то проступок.

— Вентик, ну нельзя же быть таким неаккуратным. — Проворковала Верея голосом, абсолютно не вяжущимся с выражением ее лица.

— М-да, признаться, коньки, это, всё же, несколько не моё… хм. — Смущенно проговорил Толстоватый, восстановив равновесие, и тут же переключился на другую тему. — Да! Виталий Родионович, а я же — таки исполнил вашу просьбу! Нашел, представляете, нашел замечательнейшего специалиста, представляете! И где бы вы думали?! Здесь же, у нас в Хольмграде. Оказывается, он недавно вернулся из Иль — де — Франс, там проходила встреча конструкторов, как вы бы сказали… энтузиастов воздухоплавания, да! А уже через месяц, он должен был отправиться в Рейх, для совместной работы с каким — то тамошним коллегой… Такая удача, что удалось застать его в городе… Иначе как везением, такое и не назовешь, да.

— Подождите, Вент Мирославич, не частите. — Притормозил я полковника, до сих пор не утратившего юношеского задора, особенно, когда дело касается его голубой мечты о небе…

Но мне не удалось как следует расспросить друга, поскольку в тот же момент, откуда — то со стороны катка донесся громкий матерный перебор и возмущенно — испуганный крик… Родиона!

Молниеносно обернувшись на возглас, я с изумлением увидел огромного и явно поддатого мужика помятого, но еще недавно франтоватого вида, заносящего кулак над головой моего сына, за спиной которого сжалась в комочек Беляна. Расстояние было слишком велико, и я решился на то, чего никогда еще не делал вне учебных полигонов. Ладони сошлись в беззвучном хлопке и пьяного урода швырнуло вверх, спеленав по рукам и ногам внезапно ставшими плотными потоками воздуха. Еще один хлопок, и тело отчаянно матерящегося мужика, снарядом впечатывает в сугроб на той стороне катка. Слышатся возмущенные и испуганные крики, кто — то зовет городовых, а я, подхватив Ладу под руку, подлетаю к детям.

Из рваных объяснений напуганного Родика я узнаю, что он нечаянно налетел на катящегося по непредсказуемой траектории пьяного мужчину и, естественно, сбил его с ног. Он хотел извиниться, но мужчина вскочил на ноги и принялся орать, напугал Беляну, а когда пьяный франт занес руку, Родик, и сам перепугавшись, закричал. Вот так… Ну ничего, посмотрим еще, кто будет кричать следующим. Я окинул взглядом взбудораженных свидетелей произошедшего, заметил краем глаза, пробирающегося через толпу городового и, остановив взгляд на Ладе, вздохнул. Жена обнимала детей, гладила по голове Родика и одновременно старалась успокоить ревущую в три ручья Беляну.